Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк
А вот еще один — Джозеф Линдон Смит, великолепно владеющий рисунком, рассказывает обеспокоенным родителям о невзгодах художника, получающего классическое образование в Старом Свете. Вот он сидит под градом монет на улице Венеции, а вот полумертвый, потому что объелся дынями.
Dear Mother and Father, Behold Jojo eating fruits![271]
Сент—Экзюпери в виде Маленького Принца приглашает на ужин Хедду Стерн… Ну ладно, хватит, потом досмотришь… прежде чем закрыть, пролистнув в последний раз, наткнулся на автопортрет какого-то заблудшего типа, сгорбленного, обхватившего голову руками, перед фотографией любимой. Oh! I wish I were with you.[272]
О, да.
Как бы мне хотелось…
Сделал крюк ради Flatiron Building, громадины, похожей на утюг, которая сильно его поразила в первый приезд… Построенное в 1902 году здание, на тот момент — одно из самых высоких в мире, а главное, одно из первых, возведенных на основе стальных конструкций. Поднял голову.
1902…
1902, черт побери!
Они гении…
Заблудившись, очутился перед витриной магазина, торгующего оборудованием для пекарен. N. Y. Cake Supplies. Подумал о ней, о них, и кучу денег потратил на формочки для печенья.
Никогда в жизни не видел их в таком количестве. Самых причудливых и удивительных…
Набрал собачек, кошек, курицу, утку, лошадку, цыпленка, козу, ламу (да, да, бывают cutters в виде ламы…), звезду, луну, облако, ласточку, мышь, трактор, сапог, рыбу, лягушку, цветок, дерево, клубничину, конуру, голубя, гитару, стрекозу, корзинку, бутылку и… и сердце.
У вас много детей, спросила продавщица. Yes, he replied[273].
В отель вернулся совершенно разбитый, навьюченный пакетами как приезжий, которым, собственно говоря, и был, и ему это даже понравилось.
Принял душ, потом надлежащий вид: надев фрак, стал похож на пингвина и великолепно провел вечер. Хоувард сжал его в объятиях, сказав: «My son!»[274], познакомил с замечательными людьми. С одним бразильцем долго обсуждал Ове Арупа, и тут же обнаружил какого-то инженера, работавшего над скорлупой сиднейской оперы.[275] С каждой рюмкой его английский становился все более свободным, и он даже оказался на террасе, выходшей на Central Park, в компании с симпатичной девушкой in the moonlight.[276]
В конце концов спросил у нее, не архитектор ли она.
— Nat meee…[277] — протянула она.
Она…
Он не разобрал, кто она. Но сказал, что это потрясающе, и выслушал поток всяких bullshits про Париж so romantic, сыр so good и французов so great lovers.[278]
Смотрел на ее безупречно ровные зубы, маникюр, бесцеремонный английский, худые руки, предложил принести ей бокал шампанского и по дороге потерялся.
Купил в пакистанской лавке скотч и пачку бумаги, поймал такси, содрал отстегивающийся воротничок и засиделся допоздна.
Завернул каждую по отдельности собаку, кошек, курицу, утку, лошадь, цыпленка, козу, ламу, звезду, луну, облако, ласточку, мышку, трактор, сапог, рыбку, лягушку, цветок, дерево, клубничку, конуру, голубя, гитару, стрекозу, корзинку, бутылку и сердце.
Уложил в посылку, перемешал — докопается не сразу.
Заснул, думая о ней.
О ее теле, чуть-чуть.
Но главное, о ней.
О ней, вместе с ее телом.
Кровать была необъятная — double big King Size[279] —даже для пары страдающей от ожирения, и как же такое возможно?
Чтоб эта женщина, с которой он был едва знаком, уже заняла столько места?
Еще один вопрос для Ясина…
Заказал завтрак в патио и набросал на гостиничном бланке злоключения непутевого барсука в Нью-Йорке.
В общем-то, свои собственные.
Он — с карманами, набитыми барсучьим жиром, прогуливающийся по Strand с книжкой в руке, среди бомжей и строптивых тинейджеров (Шарль очень постарался, вырисовывая надпись на майке одного из них: Keep shopping everything is under control),[280] он — прилизанный, в роскошном смокинге, распушив хвост, на террасе с такой симпатяжкой, к которой никакой симпатии не испытывал, он — ночью, среди скотча и упаковок, и он… нет… постелью пренебрег…
Нашел в Интернете почтовый индекс Ле Марзере, отправился в Post Ofice[281] и на посылке дописал: Kate and Co.
Пересекая океан, узнал о судьбе Дауна и Барнета.[282]
Ужас.
Потом прочел письма, которые Уайльд написал из тюрьмы.
Refreshing.[283]
Приземлившись, мрачно отметил, что потерял пять часов жизни. Собрал документы, подтверждающие «платежеспособность квартиросъемщика», заехал к Лоранс, сложил свою одежду, несколько дисков и книг в чемодан побольше и выложил свою связку ключей на кухонный стол, на видное место.
Нет. Тут она их не увидит.
На столик в ванной.
Полный идиотизм с его стороны. Ему еще столько всего предстоит забрать, да ладно… Видать, начитался этого денди… Того, брошенного всеми, кому хватило духа, в предсмертных муках корчась в клетушке с мерзкими, ненавистными ему обоями, прошептать им: «Либо вы, либо я. Определенно, кто-то из нас должен уйти!»[284]
Ушел.
7
Никогда столько не работал, как в этом июле.
Два их проекта прошли первый тур. Один не слишком интересный, административное здание, только ради денег, другой, гораздо привлекательнее, но и сложнее, Филипп очень им дорожил. Проектирование и строительство ZAC[285] в новом пригороде. Работа огромная, и Шарля пришлось долго уламывать.
Участок на склоне.
— Ну и что? — возражал его партнер.
— А то, возьми любое постановление, наобум… Вот, смотри, от 15 января прошлого года:
«Для выравнивания наклонного участка допускается строительство под уклоном меньше 5 %. Если он превышает 4 %, в нижней и верхней точке наклонной плоскости, через каждые десять метров, строится промежуточная площадка. Всякий перепад высоты, превышающий 40 сантиметров, должен быть снабжен парапетом на всем своем протяжении. Уклон, превышающий 5 %, допускается в случае технической неосуществимости предъявляемых требований, например, в связи с особенностями топографии или расположением уже существующих построек. Такой уклон может достигать 8 % на участке не более 2 метров включительно или…»
— Стоп.
Сел за письменный стол, качая головой. За этими гротескными цифрами скрывалось указание ведомства: в среднем уклон строительной площадки не должен превышать 4 %.
Неужели?
Задумался о «великих» опасностях улиц Муфтар и Лепик, холма Фурвьер и stradine[286], карабкающихся на римские холмы…
А Алфама и Шиаду в Лиссабоне. А Сан-Франсиско…
Ладно… За работу… Сгладим, выровняем, унифицируем, они ведь этого хотят, всю страну превратить в гигантский пригород.
И будьте любезны, подготовьте мне все расчеты в долгосрочной перспективе, хорошо?!
Конечно, конечно.
Утешался тем, что напоследок оставил себе мосты. Шарль обожал рисовать и придумывать разного рода мостики и мосты. В них, как ему казалось, особенно хорошо видна рука творца.
В вопросах перекрытий пустоты производство все еще подчинялось воле проектировщика…
Если бы он мог выбирать, то предпочел бы родиться в XIX веке, когда великие инженеры были еще и великими архитекторами. И самые яркие победы всегда связаны с использованием новых материалов: бетона у Майара, стали у Брюнеля и Эйфеля или чугуна у Телфорда…
Да, эти ребята должно быть здорово повеселились… Инженеры тогда сами были подрядчиками и собственные ошибки исправляли на месте, по ходу работ. В результате: к недоделкам не придраться.
Мосты Генриха Гербера, Амана, Фрессине, путепровод Кохерталь Леонхардта, подвесной мост Брунела в Клифтоне. А Верраццано…[287]
Так, хватит, ты опять увлекся. У тебя тут зона благоустройста, вот и благоустраивайся, доставай свой градостроительный кодекс.
«…до 12 % на расстоянии до 50 сантиметров включительно».
Однако, возможно, из этих сомнений и выйдет какой-то толк… Рассчитывая на победу, всегда задумываешься и о поражении. Если хочешь любой ценой заполучить объект, действуй не спеша, без лишних новшеств. Не надо никого шокировать… В этом они с Филиппом полностью были согласны, и Шарль работал над проектом, как одержимый. Но без напряжения.
Уступчиво, уклончиво.
Жизнь, она происходила не здесь…
Почти каждый вечер они ужинали с Марком. В каких-то немыслимых закоулках находили открытые за полночь забегаловки, молча ели и дегустировали пиво со всего света.
