Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)
Неожиданно Гвозлика как подменили.
У отца даже мелькнула мысль: не снюхался ли он с прилежными в труде баптистами?
Во-первых, он отдал бате все долги — все бесчисленные трешки, пятерки, десятки и двадцатки, которыми мой родитель ссужал в разное время бедолагу. Затем, буквально на следующий день, Гвозлик напросился к отцу в попутчики и по дороге к метро пообещал, что отныне всерьез возьмется за диссертацию и ни при каких обстоятельствах не подведет своего научного руководителя.
— Работать и работать! — сообщил свой новый девиз Гвозлик. — Только так!
— Давно пора, — размяк душой батя. — У вас сейчас самый благодарный возраст для науки. Сначала кандидатская, потом, глядишь, докторская. Вы же толковый исследователь, Владимир Альбертович!
— Спасибо за вашу оценку, — потупил глаза Гвозлик. — А пить я точно брошу, как и обещал!
— Хм-мм, — сказал отец. — Может быть, по бутылочке пива?
Они шли через парк ХХХ-летия ВЛКСМ, и папаня решил, что неплохо бы пригласить аспиранта в пивной буфетик, чтобы потолковать по душам и сблизить позиции по сложным жизненным проблемам. Отец только что вернулся из командировки в Лодейное Поле, где неделю принимал экзамены у заочников, и поэтому ответ Гвозлика прозвучал для него загадкой:
— Нет! — Гвозлик остановился как вкопанный и испуганно посмотрел на руководителя. — Я же вам позавчера пообещал, Сергей Михайлович. Теперь даже пива не пью! Все! Хватит! Вы меня убедили!
— В чем? — по инерции спросил отец.
— Ну, вот в этом…
— Позавчера, говорите? — задумался отец.
— Ну да, — кивнул Гвозлик, не решаясь двинуться с места. — Или позапозавчера? Может, я путаю?
— Хорошо, хорошо! — растерянно сказал отец. — Вы идите, а я все-таки бутылочку «Рижского» выпью…
На следующий день Гвозлик поймал батяню в институтском дворе:
— Я хотел только добавить, что совсем не обижаюсь на вас.
— За что не обижаетесь? — на всякий случай спросил отец.
— Вот за это! — Гвозлик осторожно приложил кулак к своей бороде. — Еще и мало поддали. Надо было больше! И вообще, я вас по-настоящему зауважал, Сергей Михайлович! Даже если бы вы меня с моста скинули, как обещали, я бы все равно не обиделся. Заработал — получи! А я заработал…
— Точно не обижаетесь? — участливо спросил отец. — У вас все цело?
— Все цело, — весело махнул рукой Гвозлик. — Бывало и хуже! Не волнуйтесь, все между нами! Вот, я вам статью для аспирантского сборника принес, возьмите, пожалуйста, на рецензию…
Отец взял у Гвозлика папку с тесемками, извинился и пошел совсем в другую сторону. За углом он быстро развязал папку и увидел в ней листы рукописного текста и несколько графиков на миллиметровке. Действительно, статья…
6Пробыв три года в аспирантуре, Гвозлик так и не написал диссертацию. Вернее, написал, но она пропала вместе с портфелем на Московском вокзале, когда он, помогая милиции, гнался за сбытчиком наркотиков и ему подставили ножку. Как водится, глупая толпа принялась крутить ему руки — он от обиды разбушевался, и вместо почетной грамоты от министра внутренних дел из транспортной милиции накатали телегу в институт, неправильно трактуя поведение Гвозлика в поддатом виде. Гвозлик и не отрицал, что выпил кружечку пива после трудового дня…
Батя всполошился и собрался сам писать диссертацию за Гвозлика, но его отговорили.
После похорон двоюродной сестры первой мамы Гвозлик тихо уволился с кафедры, и следы его затерялись.
Отец к тому времени остыл к написанию докторской и взращиванию учеников. «Нет, — весело рассуждал он, — крупного ученого и педагога из меня уже не получится. Буду средним». Мама свозила папу в санаторий на Куршскую косу, и вернулись они посвежевшими. «А какие там белочки!» — умилялась мама. «А какая рыбалка! — хвастался отец и косился на телефон: — Мне никто не звонил?»
…Я помнил Гвозлика по фотографии — замаскированная лысина, борода полешком на треугольном лице, взгляд правдоискателя — и поэтому сразу признал его за соседним столиком в пивбаре «Золотое руно», что на Кировском проспекте неподалеку от киностудии «Ленфильм».
Мы с бригадой вернулись из Северодвинска и отмечали завершение ходовых испытаний, а он сидел с двумя веселыми девицами и доливал себе водку в пиво.
— Я не кто-нибудь, а директор фильма! — возвещал Гвозлик. — В моих руках все финансы и сметы! Если я захочу…
Был восемьдесят третий год, генсеком стал Андропов, и мы совсем не удивились, когда в баре стали проверять документы и интересоваться, почему мы не работе. У нас были законные отгулы, но не было выписки из приказа о предоставлении оных, и скоро нас всех отвезли в ментовку и посадили в обезьянник до выяснения мест работы.
Гвозлик и здесь оказался рядом, он сидел в толстом песочном пальто, разорванном по спине до воротника, и втихаря курил. Его пообещали вызвать последним. Застеночное братство сближало: я представился и спросил, помнит ли он моего отца, доцента Банникова?
— Конечно! — радостно кивнул он. — Мой научный руководитель! Классный мужик! Он меня однажды так отхреначил! Так отхреначил! Обещал в Обводный канал скинуть, если я пить не брошу! Но я тогда был не прав. Пил по-черному, на кафедре почти не появлялся. А ты точно его сын?.. — Он повернул ко мне вспыхнувшее улыбкой лицо.
— Точно!
— Передавай ему привет! Я сейчас на павильонах снимаю, у меня многомиллионный фильм в производстве. Хочешь, приглашу на премьеру?
— Спасибо, — отказался я и зачем-то спросил: — А вы сейчас пьете?
— Не-е, — помотал головой Гвозлик и пренебрежительно махнул рукой. — Разве что пиво, как сейчас.
IX. Китайская картина
1В июле, когда до дня рождения отца и дяди Жоры оставалось меньше месяца, жена предложила продать китайскую картину своей бабушки.
— Ты же видишь, что происходит, — печально сказала Настя. — Не хватало только, чтобы они окончательно поссорились накануне юбилея…
— Вижу, — сказал я. — А тебе не жалко картины?
— А что делать? Мне жалко твоего отца и твою маму. И Дениску жалко. И себя жалко. Мне всех жалко… Но без денег будет не юбилей, а слезы.
— Ты думаешь, она может прилично стоить?
— Не знаю, — сказала жена. — Свези для начала в Эрмитаж, покажи специалистам. Я прикинула: нам надо, как минимум, восемьсот.
— Чего?
— Не рублей же! Долларов!
Жена взялась перечислять необходимые траты, и я погрустнел.
— Подарки отцу и дяде Жоре! Стол человек на тридцать! Заплатить налог за дачу! Неплохо бы новые туфли твоей матушке, кроссовки Денису…
Картина была в темной буковой раме размером с кухонный стол и изображала суету в каком-то просторном китайском помещении. Настоящий восточный ребус, написанный разноцветной тушью на тонкой рисовой бумаге: в одном углу моют в лоханке молодого китайца, в другом — кошка гонится за мышкой, а за ними собачка, хвостик кренделем; в центре — делегация в халатах и с сундучками в руках кланяется толстому мандарину, сидящему на троне; еще один китаец с белым жасминовым лицом пишет иероглифы на дощечке… Человек тридцать, не меньше. И всяк занят своим делом. Сколько я ни разглядывал картину, смысла происходящего так и не уяснил. Суета в китайском тереме, одним словом. В фанзе.
Судя по всему, лет двести той картине было.
Умершая несколько лет назад бабушка жены, подарившая нам картину, оказалась женой святого. Ее муж, протоиерей одной из петербургских церквей, был расстрелян большевиками, а к тысячелетию крещения Руси канонизирован в ранг святого.
Таким образом, после канонизации моя теща автоматически стала дочерью святого, а жена — внучкой святого.
Наш сын Денис, соответственно, — правнуком святого.
Я стал мужем внучки святого…
Это, должен заметить, не хухры-мухры, налагает соответствующие обязательства. Как, например, можно повздорить с женой, если она внучка святого? Только взяв грех на душу. Была бы просто жена — поругались и забыли, чего не скажешь под горячую руку. А тут — внучка святого! Большой грех! Поэтому вы, Кирилл Сергеевич, будьте поосторожнее с эмоциями! Об этом мне не раз намекалось тещей и ее родственниками. А также говорилось, что я должен дать нашему сыну, правнуку святого, хорошее образование, и вообще мне предлагалось личным примером вести его по жизни и оберегать от наущений дьявола…
Вот и все предложения: веди, дескать, ребенка (пардон, правнука святого!) по жизни личным примером, а где ты будешь денежки брать — не наше дело, но постарайтесь без крепких флотских выражений в адрес нашего прогрессивного президента. Нет, я родственников жены ни в чем не упрекаю — упаси господи! — просто обидно делается: была держава, и нет ее! И никто не при делах! Еще и слова от души не скажи. Была работа — и нет ее. Была зарплата плюс командировочные и подводные — и нет ничего! Получите копейки и распишитесь, вот здесь, в этой строчечке. И хотите, господин старший преподаватель российского вуза, купите на эти деньги литр водки, хотите — килограмм вареной колбасы и картошки. Либо напейтесь, либо наешьтесь. Спасибо, господин президент! Дай вам Бог здоровья и долгих лет жизни, чтобы вам увидеть хотя бы конец первого действия той пьесы, что вы со своими американскими друзьями сочинили!..
