Майя Кучерская - Тётя Мотя
Жизнь моя полна и стала легче. Ляля подросла, два месяца, как не кормлю ее, хотя оторвать было трудно и жаль. Вчера Владимир Алексеевич заговорил со мной намеками, не хотела бы я иметь еще ребенка, я отвечала ему, что приму все, что пошлет Бог. Отвечала ему искренне, потому что так я и чувствую. Тяжело носить, тяжело рожать, потом кормить и не спать ночами, с Катей был у меня к тому же мастит, но как ни тяжко, а счастья дети приносят столько, что все забывается, когда слышу Лялин смех, когда они жмутся ко мне и ластятся, говорят «мамочка», «наша любимая мамуля». Дети — Божие благословение. Вот и разъяснение чеховской грусти: доктор Чехов был бездетен! Оттого так серо и страшно уныло в его рассказах, хотя и поэтично, а все же безнадежно, все потому, что не было рядом с ним дитяти, родного, своего, и не имел он возможности опустить губы и потрпрукать в теплый младенческий затылок.
10 апреля. Сережа ничего не ел вечером, отказался от каши, даже любимого яблоневого варенья. Был бледен, но играл как здоровый, делал снова свои лодочки с Антоном, нашим плотником. Едва уложили. Если и завтра откажется [нрзб] — послать придется за доктором. Ляля научилась делать воздушный поцелуй — уморительно. Ручки у нее такие мягкие — лапки. В газетах пишут, что в Москве началось наводнение.
Получила письмо от мамы, по моей просьбе она шлет рецепт постных сливок, которые делали старой барыне. Барыня была религиозна. Фунт свежих (не каленых) волошских орехов; фунт американских (треугольных) орехов; фунт сладкого миндаля, нельзя, чтоб попала горькая миндалинка, ни единая. Очистить, столочь в ступе, подливая воды, прожать сквозь чистое полотенце. Выжатое — и есть постные сливки.
12 апреля. День теплый, солнечный, тихий. Написали повару заказ на Страстную и разговень. Волнуюсь, как все пройдет. В прошлом году на разговени в прачечной, где всегда ставим стол для народа, случилось несчастье: один нищий, видно, так давно не ел, что объелся, схватило живот, уложили его на улице, под навесом, а пока посылали за доктором и суетились, он отдал Богу душу, стеная и корчась. Теперь сама пойду накануне обеда прочитать народу лекцию о том, что нельзя ни в коем случае переедать после поста, тем более голода.
Сергей совсем здоров, д-р Розов сказал, что бывает такое в весенние дни, от недостатка зелени в пище. Сейчас все уложены, два часа ночи, а ко мне сон нейдет, вот и взялась опять за мою тетрадь. Опишу приятное в сегодняшнем дне.
Много гуляли вместе с Сережей и Катей, Лялю оставили Агафье. Гуляли все в длинных, болотных сапогах. Сапоги прописал нам доктор Розов, сказавший, что детям, особенно Кате, нужно бывать на воздухе даже в дурную погоду — Розову не нравится, как у нее в легких. Угрозы большой как будто нет, но нужна осторожность. Чтобы не пропускать весенних дней, когда всюду вода, и не сидеть дома, Владимир Алексеевич распорядился сшить нам всем сапоги, что совсем недешево. Заказали Игнату, которого все зовут Игнат-Сырой, он хороший мастер, только болеет запоями. Мы успели вовремя, и уж как Катя и Сергуша были довольны, все бегали в сапожках по дому, топали, а Фроловы опоздали, весна в этом году ранняя, кинулись, но Игнат уже едва смог отвечать разумно, руки дрожали.
Катя и Сергуша пускали лодочки по ручейкам до реки. Одна, самая ладная, потерялась под настом, как ни бились, достать не смогли. Катя уже хотела заплакать, но у Сережи нашлась запасная, хотя поплоше и без паруса. Во дворе роют канавы и спускают воду, настлали досок там, где не пройти из-за большой воды. Вода шумит так, что слышно и ночью.
16 апреля. Погода хорошая, ясная, снег почти весь сошел. Сегодня на прогулке Ляля испугалась трубочиста, заплакала: трубочист черный, на измазанном лице только глаза и розовые губы. Шевелятся!
Город весной точно ожил, больше стало людей на улице, у собора опять появились нищие, не наши, зимовали где-то. На Мещанской старичок Базанов вышел с гитарой на крыльцо и пел слабым голосом романсы, как бы сам для себя и никого не видя. Но когда мы шли мимо с детьми, остановился и поклонился мне — отдельный поклон, с шутливостью, подарил и Катеньке. Когда проходили мимо дома Калошина — из открытых окон тоже музыка, вроде играли на пианино, но с легким металлическим стуком. Что уж это было, не знаю. Наш Калошин — механик и изобретатель, в прошлом году сделал водяной велосипед и сам два дня катался на нем по реке. Выглядит все это как небольшой плот, но с сиденьем и педалями, а потом и мальчишек катал. Все советовали ему брать за услугу деньги, но он отказывался, говоря, что трудится не для денег, а для пользы ближних. Часы на колокольне нашей Никольской церкви — тоже его, и все в городе чинят часы у него, у него своя мастерская, тут уж, конечно, за плату. Он еще и музыкант, только тоже с изобретениями, вот со стуком каким-то. Над ним посмеиваются, но человек он добрый. Подумала сегодня, что вот и механик-самоучка у нас свой, и сумасшедшая барыня — Сувориха, сидит у окна и кричит, когда кого завидит: сходил бы за молочком старухе! Все одно и то же — всем. Молочко у нее есть, и прислуга есть, это болезнь.
23 апреля. Страстной четверг. С утра прошел дождь, но сейчас снова солнце. В доме все грохочет — наняли трех баб из Леонтьевки убираться, мыть полы и окна.
26 апреля. Христос Воскресе. Как ни устали, а после хлопот и ночной долгой службы, на душе невыразимо светло, как и всегда в этот день. В святую ночь Господь словно сходит на измученную русскую землю и утешает каждого. Дети умилительно пели дома утром пасхальные песнопения, и как удержать было слезы. Даже Владимир Алексеевич прослезился, но потом откланялся, сказавшись на желудок — неудачно, видать, разговелся. Было еще несколько веселых утренних минут, когда я сидела с детьми, Агафьей и Антоном, и мы бились яйцами, и даже с маленькой Лялей толкались яичками, она от этого заливалась смехом!
Но потом явились Фроловы, со своими детьми. Шум начался страшный и баловство в доме. Дальше пошли сплошь визиты, вот только сейчас (полвторого ночи) все наконец угомонились, и хотя я тоже без ног, а все же тороплюсь записать сюда, в тетрадь: Воистину Воскресе Христос.
27 апреля. Вечером в городе была иллюминация, народ заполнил всю площадь. На площади устроили арку и множество фонарей, плошек и ракет — светло, как днем. Дети дивились. Погода теплая и тихая, играют на карусели, открылся кинематограф.
30 апреля. У Ляли золотуха, за ушками и на щеках. Лечу, как Сережу — отваром череды.
2 мая. Господи, все [нрзб]… Хоронили девочку, дочку булочника Колокольцева, крестницу Владимира Алексеевича. Умерла десяти лет от давней уже болезни на Светлой. Отец Стефан говорил о Божией милости и особой благодати, но каково же родителям.
4 мая. Пасмурно, похолодало, а птицы поют. Дурно себя чувствовала, звали за доктором, не за Розовым, он больше по детям, за Гречаниновым. Владимир Алексеевич отчего-то доверяет ему, а мне не помогают его пилюли. Тайно пила заваренный сбор, что принесла Агафья — и полегчало. Состояние наш доктор нажил себе порядочное, но врачебное искусство его никак не проверить.
10 мая. На березах уже листочки, но воды в ручьях еще много. Вяжем узлы, собираемся в Покровское, в наше Утехино, вот уж где не надо будет думать о прогулках, гулять можно целый день. Дети ждут не дождутся, сильно хочется им на волю. И я тоже — наконец увижусь с мамой, с которой последний раз виделись на Рождество! Ляля сказала сегодня впервые целое предложение: «Атю пить ади» — «Хочу пить воды». Отчего-то так радостно, что ребенок все уже понимает, а теперь может сказать. Катя собирает своих кукол, навязала узлов больше наших, говорю ей, кого-то надо оставить дома — слезы: «Кто их тут спать уложит без меня, кто накормит?»
22 мая. Вот и все. Вчера похоронили бедную мою мамочку. Если бы не дети, я… [обрыв]
25 мая. Пусто. Дети точно на другом краю света. Не слышу, о чем говорят со мной, что просят. И все мне кажется — вокруг бело, будто снег лежит на ветках зеленых, на траве. Белое. Владимир Алексеевич не приехал даже на похороны, сказав, что отложить поездку в Петербург невозможно.
28 мая. Сегодня много молилась в церкви. И сердце не так сжато. А снег все-таки чудится. И на березках лежит и на земле. А то вдруг и нет.
Ой, ты, родимая матушка,Да превратись в сизу пташечку,Да прилети на родимую сторону
Обними свою доченькуПриголубь своих внучиков
Агафья моя не забыла прежних песен и пела на похоронах. Я просила ее еще спеть, отчего-то это размягчает боль. Какая… [обрыв]
Нет.
12 декабря. Господь забрал у меня Катюшу за то, что меньше любила ее, чем Сережу и Лялю. Тяжело мне с ней было, ей все будто чего-то не хватало, уж, кажется, все сделаешь, все желания исполнишь, а морщит губки. Но теперь мне видно: она просила тепла большего, чем другие, потому что жить ей оставалось мало. Пишу и плачу. Доченька. Сгорела в одночасье, от чахотки. Две смерти в один год — и какие! Укрепи, Господи. Прав был Розов, только сделать ничего не смог.
