Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
Костер прогорал, я принес в ведре воды и залил огонь, а оставшийся пепел растер ногой.
Покончив с этим делом, я пошел в комнату Кумико, чтобы разобраться и с ее столом. С того дня как она ушла из дома, я туда не заглядывал. Казалось, как-то неприлично. Но Кумико сама сказала, что больше не вернется, так что, наверное, будет не в претензии, если я загляну в ее ящики.
В столе почти ничего не было — перед тем как уйти, она сама все повыбрасывала. Какая-то мелочь: новая почтовая бумага и конверты, коробочка скрепок, ножницы, штук шесть шариковых ручек и карандашей. Заранее навела порядок, чтобы можно было сбежать в любое время. В столе не осталось ничего, что напоминало о существовании Кумико.
А что она сделала с моими письмами? Их должно быть примерно столько же, сколько было ее писем у меня. Должна она где-то их хранить… Однако и писем нигде не было.
Затем я направился в ванную и побросал в коробку из-под каких-то сладостей всю косметику — губную помаду, очищающий крем, духи, средство для укрепления волос, карандаш для бровей, прокладки, лосьон и другие штуки, о назначении которых я понятия не имел. Впрочем, набралось этого добра не так уж много. Кумико особо не увлекалась косметикой. Ее зубную щетку, нитку для чистки зубов я выбросил. Шапочку для душа — тоже.
От всего этого я почему-то совсем выбился из сил; сел на стул в кухне, выпил стакан воды. Из вещей Кумико в доме осталась небольшая полка с книгами и одежда. Книжки можно сдать в магазин, который торгует этим добром. А одежда? Кумико пишет, что я могу «поступить с ней соответствующим образом». Больше носить эти вещи она не собирается. Написала бы конкретно, что сие означает: «соответствующим образом». Отнести в «секонд-хэнд»? Сложить все в пакет и выбросить в мусор? Отдать кому-нибудь? Пожертвовать Армии спасения? Ни один из этих способов, как мне казалось, «не соответствовал». Ну да ладно. Торопиться некуда. Пусть вещи пока полежат. Может, Крита (точнее, бывшая Крита) будет носить. Или вдруг Кумико передумает и явится за ними. Быть такого не может? Не знаю. Кто это может утверждать? Никто не знает, что будет завтра, не говоря уже про послезавтра. Да что там: что сегодня вечером будет — и то никто понятия не имеет.
Бывшая Крита вернулась из салона красоты незадолго до полудня. Увидев ее новую прическу, я изумился. Коротко постриженные волосы — сантиметра три-четыре в длину, не больше — были намазаны гелем и аккуратно уложены. Косметику с лица она смыла, и сначала я ее даже не узнал. Во всяком случае, Жаклин Кеннеди она уже не напоминала.
— Так тебе лучше — естественней и моложе. Совсем другой человек, — похвалил я ее прическу.
— Действительно другой, — улыбнулась она.
Я предложил вместе пообедать, но она покачала головой и заявила, что у нее много дел, которыми нужно заняться.
— Окада-сан… Заводная Птица, — продолжала девушка. — Вот я и сделала первый шаг как новый человек. Теперь мне надо сначала пойти домой и спокойно все обсудить с сестрой. Потом начну готовиться к поездке на Крит.
Нужно получить паспорт, купить билеты на самолет, вещи собрать. У меня совсем нет опыта в таких делах. Не знаю, как побыстрее все это сделать. Я ведь раньше никогда никуда не ездила, из Токио даже не выезжала.
— Ты по-прежнему хочешь, чтобы я с тобой поехал? — поинтересовался я.
— Конечно. Так будет лучше всего — и мне, и вам. Подумайте хорошенько, Окада-сан. Это очень важно.
— Хорошо. Подумаю.
Бывшая Крита Кано ушла, а я переоделся в чистую тенниску и брюки. Надел солнечные очки, чтобы родимое пятно не так бросалось в глаза. Прошагав под палящим солнцем до станции, добрался на электричке — в вагоне после обеда было свободно — до Синдзюку. Купил в книжной «Кинокунии» двухтомный путеводитель по Греции, а в «Исэтане»[48] на распродаже — небольшой чемодан и решил с этими покупками зайти пообедать в ближайший ресторанчик. Официантка мне совсем не обрадовалась — она была явно не в духе. Я знал, конечно, что официантки всякие бывают, но такую мегеру видел впервые. Ей было совершенно наплевать и на мою персону, и на мой заказ. Пока я просматривал меню, соображая, что бы такое съесть, она глазела на пятно у меня на лице с таким видом, точно вытащила у гадальщика несчастливое предсказание. Я чувствовал ее взгляд у себя на щеке. Вместо маленькой бутылки пива через несколько минут она принесла большую. От претензий я воздержался. Пиво с пеной, холодное — и на том спасибо. Много — выпей половин у, а остальное оставь, никто ж не заставляет.
Потягивая пиво в ожидании заказа, я взялся за путеводитель. Из всех греческих островов Крит ближе всего к Африке, имеет вытянутую форму. Железных дорог на острове нет, и туристы передвигаются в основном на автобусах. Самый большой город — Ираклион, недалеко от него — развалины знаменитого дворца кносских правителей с лабиринтом. Главная отрасль хозяйства — выращивание оливковых деревьев, вина тоже знамениты. На острове сильные ветры, поэтому много ветряных мельниц. По политическим причинам Крит освободился от турок позже других греческих территорий, из-за этого обычаи и традиции на острове немного отличаются от остальной Греции. Народ на Крите живет серьезный, и во время Второй мировой войны немцы столкнулись там с ожесточенным сопротивлением. На Крите происходит действие романа Казандзакиса «Грек Зорба». Вот что удалось вычитать про Крит из путеводителя. А как там люди живут, я почти ничего не узнал. Хотя с путеводителя что возьмешь? Это книжка для людей временных, проезжих, а не для тех, кто собирается поселиться надолго.
Я попробовал вообразить, как мы будем жить в Греции вдвоем с бывшей Критой Кано. Что это будет за жизнь? Какое будет жилье? Какая еда? Вот просыпаемся утром — и что делать? О чем целый день говорить? Сколько месяцев, а может, и лет это будет продолжаться? Обо всем этом у меня не было ни малейшего представления.
Однако так или иначе, а я действительно могу взять и уехать на Крит. Устроиться там и жить с бывшей Критой. Я посмотрел сначала на лежащие на столе книжки путеводителя, потом на новенький чемодан у себя в ногах. Вот конкретное материальное воплощение того, что такая возможность у меня есть. Чтобы возможность приобрела видимую глазу форму, я и купил эти путеводитель и чемодан. И чем больше я на них смотрел, тем заманчивей казалась такая возможность. Бросить все и уехать с одним чемоданом! Это же так просто.
Что удерживает меня в Японии? Сидеть безвылазно дома и ждать, когда вернется Кумико? Ну нет! Кумико уже не вернется. Она ясно написала: не жди и не ищи. Конечно, у меня есть полное право сидеть и ждать, но я от этого только зачахну. Одиночество, тоска, бессилие будут одолевать все сильнее. Дело в том, что никому я здесь не нужен.
Значит, надо, наверное, ехать на Крит. С сестрой Мальты Кано. Как она говорит, так будет лучше всего — и ей, и мне. Я снова посмотрел на стоявший рядом чемодан и попытался представить, как мы с ней сходим с самолета в аэропорту Ираклион. Как тихо живем в какой-нибудь деревушке, едим рыбу, купаемся в лазурно-голубом море. Но пока эти похожие на открытки волшебные картинки рисовались в голове, грудь постепенно наполняло нечто, напоминавшее плотное, густое облако. Шагая по Синдзюку, запруженному спешившим за покупками народом, я чувствовал, как становится все труднее дышать, будто в гортань что-то попало. Я еле волочил ноги.
Выйдя из ресторана, я плелся по какой-то улице и задел чемоданом по ноге быстро шагавшему навстречу парню. Он был высокий, в серой майке и бейсбольной кепке, в ушах — наушники от «уокмана». Я пробормотал «извините», а парень, ни слова не сказав, поправил на голове кепку, выбросил вперед руку и без всяких колебаний заехал мне кулаком в грудь. Никак не ожидая такой реакции, я пошатнулся и упал, ударившись головой о стену. Парень же, убедившись, что я свалился на землю, с бесстрастным видом удалился. В первый миг я хотел было кинуться за ним, но передумал. Чего уж теперь дергаться… Поднявшись на ноги, вздохнул, отряхнул брюки, взял чемодан. Кто-то поднял и сунул мне в руку упавшие на землю книжки. Оказалось — старушка в круглой шляпе почти без полей. Очень чудная на ней была шляпка. Вручая мне книжки, она, ничего не говоря, слегка покачала головой. Глядя на ее шляпу и полное сочувствия лицо, я вдруг непонятно почему вспомнил про Заводную Птицу. Заводную Птицу, что живет где-то в лесной чаще.
Голова хоть и болела немного, но я ее не разбил, отделался небольшой шишкой на затылке. Нечего здесь больше делать. Надо быстрее ехать домой. Возвращаться на нашу тихую дорожку.
Чтобы восстановить душевное равновесие, я купил в киоске на вокзале газету и лимонные леденцы. Достав из кармана кошелек и расплатившись, с газетой под мышкой двинулся к платформе и услышал за спиной громкий женский голос:
