Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю
— Из самообороны, — отозвался один. — Вы в какой квартире живете?
Зотов сказал.
— А-а, из той самой квартиры, где никогда никого не бывает. Между прочим, домком вам неоднократно направлял повестки. Вы пропустили уже несколько дежурств!
— Ну и что? — удивился Зотов.
— Все обязаны дежурить. Так решил совет этажей и домком!
— Это не записано ни в одной конституции — про совет этажей в особенности. Если вам нечего делать по вечерам, можете дежурить.
— Оно и неплохо прогуляться, — подхватил Лимон. — Особенно если не стоит на жену или геморрой замучил.
— Не надо хамить! — заорал другой самооборонец. — Вот вызовем в домком! Указ президента вас не касается, да?
Из темноты возник Рудик и раздвинул заслон.
— Проходите, Константин Петрович. А этим господам я сейчас все объясню.
— Да, поручик, объясните, пожалуйста, — важно сказал Лимон, смахивая в сторону активистов.
В лифте он засмеялся:
— Ну не могут русские люди без общественной работы! Задница чешется… Что ты скажешь!
В квартире Зотова пахло старой пылью. Он не был здесь с сентября. Не задерживаясь, бросили коробку с деньгами за гобелен в комнате. Зотов выглянул в окно и увидел напротив свет — в квартире Сергея Ивановича, сторожа с местной автостоянки.
— Забежим на минутку к хорошим людям, — сказал он Лимону. — Сто лет не виделись.
Зотов не смог бы признаться себе, что не так жаждал увидеть старика, как хотел узнать что-нибудь о Марии. Нет-нет да и вспоминал он с какой-то мальчишеской стесненностью в сердце ночную дорогу из Удомли, слабый запах незнакомых духов почти незнакомой женщины, молчавшей рядом.
Через несколько минут они были во дворе дома Сергея Ивановича. И здесь в подъезде маялись самооборонцы. Правда, не такие активные. Зотова с Лимоном не затормозили.
Дверь открыла Мария. Зотов не заметил, в чем она была, только увидел пушистые летящие волосы — как тогда, в Удомле. Он растерянно улыбнулся, а потом встревожился:
— Почему вы в Москве? С работой расплевались?
Пока пили чай на кухне, Мария рассказала, что станцию собираются останавливать. Обещали сделать это еще в октябре, но потребители настояли на продолжении эксплуатации энергоблоков до Нового года. А теперь пожаловала комиссия из-за границы под патронажем МАГАТЭ. Часть операторов уже разбросали по стране. И Марии предложили Красноярск — не самый плохой вариант. Причем предупредили, что контрам, возможно, придется продлевать там же. Значит, надо и маму, и дядю забирать с собой. В Москве она их просто не может бросить.
— Мне-то все равно, где машины караулить, — вздохнул Сергей Иванович. — И сестре все равно — лишь бы рядом с дочкой… Но девочка — как же! Такая способная — и похоронить себя в глуши!
— Не скажите, — вдруг вмешался Лимон. — Красноярск — хороший город. Малость диковатый с непривычки, но хороший. Даже театры есть.
— А ты откуда знаешь? — удивился Зотов.
— Да так, — отозвался Лимон. — Знаю…
После чаепития Зотов поднялся. Лимон, успевший расслабиться, рассказать пяток анекдотов и пару баек из своей жизни, с видимой неохотой оторвался от стула.
В коридорчике Зотов спросил у Марии, которая пошла их провожать:
— А знакомый ваш… с которым тогда встречались? Он тоже уехал?
— Не знаю, — сказала Мария. — Пропал. Все думают, что Альберт… господин Шемякин просто-напросто сбежал. Он ведь был автором той статьи. И с семьей не складывалось. В общем, решил все проблемы сразу.
— Свинья какая, — пробормотал Зотов.
— Не надо так, — попросила Мария. — Я не верю, что сбежал. С ним что-то случилось. Может, и в живых уже нет. Но уполномоченный СГБ и слышать об этом не хочет.
Голос ее дрогнул, и Зотов поспешил сказать:
— Будем надеяться — объявится. Тогда привет от меня! А если не хотите в Красноярск… Давайте я провентилирую вопросик? Не последний человек, между нами говоря. Думаю, в нашей фирме найдем место. И с контрактом уладим.
— Нет, — сказала Мария, стягивая на горле ворот свитера. — Не хочу я больше… тут. Не могу.
На улице Лимон толкнул в бок примолкшего Зотова:
— Хороша Маша, да не наша! Сдается, брат, на тебя она ноль внимания. Ну и не страдай!
— А я и не страдаю! — вздохнул Зотов. — Мало их, что ли, девушек…
— Таких мало, — не сразу буркнул Лимон. — Уж поверь мне, старичок.
Они молча добрались до центра. У «Кис-киса» Лимон попросил высадить его.
— На свадьбу-то приходи! — сказал он невесело. — Посмотришь, как на лучших людей России удавку накидывают.
Свадьбу играли широко и круто. Мальчик с девочкой носили по церкви за Зинаидой шлейф белого воздушного платья, похожего на взбитые сливки. Батюшка, отец Вениамин, венчание вел неспешно, возглашал умилительно. Потом по Садовому кольцу носились, ревя клаксонами наемных «кадиллаков» с золотыми сплетенными кольцами на дверцах. Банкетный зал в «Кис-кисе» сняли, и полста гостей обслуживала бригада официантов в смокингах и белых перчатках. Все как у порядочных людей. Гостями со стороны жениха выступали Зотов с Рудиком, Жердецов и меняла Стасик. А старый напарник по крысиной охоте Иван Антонович прийти не смог — заболел.
Новые родичи, тетки и дядья Зинаиды, в основном мелочные торговцы и кустари, скинулись и презентовали дорогому зятю золотой портсигар с кнопкой из акульего зуба. Нажмешь — раздается музыкальный звук и выскакивает торчмя сигаретка. А кончился запас курева — выскакивает кукиш на пружинке. Из латекса кукиш, совсем как настоящий, с ноготком. Только что крохотный. Очень веселый подарок.
Сразу после свадьбы Лимон вышел на новую работу. Определили его, учитывая разносторонние таланты, дежурным слесарем в автопарк опытного завода фирмы «Электронная игрушка». Ездить надо было аж в Подлипки, но дорога не очень тяготила — ведь дежурить приходилось через двое суток на третьи. Наставляя Лимона, Кухарчук особо подчеркивал важность вхождения в атмосферу завода. Расследование налета на полигон шло по нескольким линиям сразу, в том числе и по линии ведомства, которое представлял Кухарчук. Он полагал, что налет — акция политического характера, с далеко идущими последствиями. Лимон в числе прочих агентов, шарившихся на заводе, должен был подобраться к людям, прямо или косвенно причастным к утечке информации об испытаниях «черепашек».
Подобраться, подумал Лимон, связать, упаковать и отправить Кухарчуку заказной бандеролью. Идиот! Выйдя на новую работу, он не стал следовать инструкциям. Никаких приятельских отношений ни с кем не заводил, хоть ему было трудно играть роль мрачного и нелюдимого жлоба. Общую неприязнь к себе он усугублял тем, что все делал из рук вон плохо. У него вечно срывалась резьба, ломались тяги, перегорали реле. Через неделю к Лимону прилипло замечательное прозвище — Наше Горе. А сменный механик уже всерьез подумывал: не выгнать ли нового слесаря к чертовой матери…
Первое донесение Лимона, отпечатанное (!) на допотопной машинке (!) в трех экземплярах (!!!), Кухарчук читал, стирая от скрипа зубы. Лимон, судя по всему, составил список работников парка и сопроводил каждую фамилию кретинскими комментариями. Невысокого, мол, роста, заикается, брюнет, любит сыр, болеет за «Динамо». Или: высокого роста, фикса из рыжего металла на правом верхнем клыке, голосует за кадетов, футболом не интересуется, но о бабах говорит охотно.
Уже во вторую смену Лимона заставили кого-то подменять, и трубил он в результате двое суток подряд, отсыпаясь, если выпадало несколько ночных часов, в салонах испытательских пульманов. После такой работы он блаженствовал дома, на Малой Дмитровке, отпаривая в ванной въевшееся машинное масло. А тут приказ Кухарчука, скороговоркой брошенный в телефон: немедленно, ноги в руки, явиться на старую квартиру для контакта. Что ты будешь делать… Вытерся наскоро, сочинил на ходу бутерброд с семужкой, рюкзак прихватил и двинул.
Едва открыл квартиру, предварительно поозиравшись, едва напился прямо из-под крана после семужки, как закрякала лестница, хлобыстнула дверь, и Кухарчук от порога сказал со сдержанной яростью:
— Ты зачем самовольничаешь, Георгий Федорович?
— Не понял, — сказал Лимон, пристраиваясь на табуретке. — Слово держу, работаю. Как мое донесение, между прочим, Евгений Александрович? Не уверен, что стилистически там все в порядке… Что дальше делать? Ребята какие-то туповатые. О политике ни слова. На уме — футбол и бабы. Я отразил…
— Заткнись! — прорычал Кухарчук, едва, видно, усмиряя желание вышибить из-под Лимона табуретку. — О ребятах… о донесениях твоих речь впереди. Скажи пока, почему намылился с завода?
— Ни сном ни духом! — перекрестился Лимон. — Чтоб я сдох.
— Странно, — задумчиво произнес Кухарчук. — Мне доложили, что в кадры пошел приказ о твоем переводе на заводской испытательный полигон. Инициатором перевода стал начальник полигона Чертков. Ты его знаешь? Или кто-то на Черткова надавил? Тогда — кто?
