Дуровъ - Все схвачено
Странное заявление, подумал Легат. Брат с сестрой в весьма взрослом возрасте потерялись и, судя по всему, навсегда.
Ассоль и Оса… Созвучно. Ассоль отучилась в Италии или где-то еще, начала петь, вернулась в конце девяностых в Столицу – с опытом, с именем, с биографией, и началась ее раскрутка, как певицы по имени Оса.
Она всегда была одной. Ибо родилась, выросла и поет теперь, не утихая. А то, что рядом с ней менялись… скажем так, фигуранты – Гумбольдт, Джуниор, – на нее это не влияло. Она во всех вариантах существовала сама по себе. И существует сама по себе, слава Богу!
– Ассоль знала о смерти Гумбольдта?
– Конечно. Но, скорее, теоретически. Она ж довольно маленькой была, когда он умер. Одиннадцать ей было. Или уже двенадцать, не помню…
– Ты знаешь, что Гумбольдт часто бывал в Столице в наше время? В последний раз – недавно… А вообще-то – в течение многих лет. Жил он здесь, жил. Или иначе: рос-рос и вырос…
Как-то нагромоздил, нагромоздил – черт ногу сломит. Бывал, недавно, в течение нескольких лет, жил…
Откровенно растерянный Джуниор спросил беспомощно:
– Как это? Он же умер…
Ассоль разделывала курицу, укладывала куски по тарелкам, добавляла гарнир, но в разговор не вмешивалась.
– Он умер, как вы сказали, в октябре восемьдесят четвертого. Получается, что он дожил свою первую жизнь – с диссидентством, с судом, со сроком за несуществующие преступления – до две тысячи седьмого года. А в две тысячи седьмом ушел обратно – на дистанцию в сорок ровно лет. И прожил еще четырнадцать лет – как бы заново. Не просто заново – по-иному! Этот ход – из настоящего в прошлое и наоборот – имеет дистанцию ровно в сорок лет. Постоянно. Так что до две тысячи седьмого года ты жил с ним в одном городе. Два Гумбольдта, которые до его появления у вас дома, были одним Гумбольдтом. То есть тобой…
– Он жил здесь и ни разу не был у нас… – растерянно сказал Джуниор, а Ассоль спокойно добавила:
– Значит, не хотел.
– И часто он здесь бывал? – спросил Джуниор.
Легат чувствовал, что Джуниора задело его сообщение.
– Не часто, но всегда по делу. Он работал на Контору.
– Гумбольдт? На Контору? Этого не может быть!
– И тем не менее так было. Думаю даже, что работал он добровольно.
– Не понимаю… А смысл, смысл?..
– Когда он здесь жил, он был Гумбольдтом и понятия не имел о твоем существовании. Он только тогда понял, что здесь, в нынешнем дне, вас окажется двое, когда вернулся к тебе в шестьдесят седьмой год с благородной миссией спасти тебя от его судьбы. Тогда он и стал работать на Контору и мотаться из семидесятого в десятый. И бывая здесь, в сегодня, он уже понимал, что ты – есть… Думаю, что он просто боялся встречи с тобой.
– Но почему?
– Да потому что он намечтал себе одного себя, а ты вырос другим. И он это окончательно понял еще тогда, в семидесятые. Плюс Ассоль в твоей жизни появилась. Ему бы порадоваться за тебя, а он… Потому, наверно, и болеть начал. И умер…
– А как он жил здесь? Один? Где работал? И вообще, где жил? Мы ведь в одной и той же квартире уже сто лет обитаем… А он?
Сказать про «эффект бабочки»? Долго и неубедительно для здравого земного человека.
– Не знаю. Снимал, наверно… Я вообще про Гумбольдта мало знаю. И с ним лично едва знаком. Он, как я полагаю, случайно обнаружил проход из семидесятого в десятый и наоборот, был задержан тамошними конторскими, и ему ничего другого не оставалось, как согласиться на сотрудничество.
– А потом?
– Потом он сумел сделать все, чтоб я заменил его. Впрочем, ему было все равно – кто. Я просто по дурости подвернулся…
– Кому подвернулись?
– Все, проехали. Ни тебя, ни меня эта история уже не колышет. Так давайте выпьем за Сегодня, и только Сегодня. И за вас обоих – это уж лично пью…
– И еще немножечко за Завтра, – тихонько добавила Ассоль. – За то, чтоб оно у нас было и чтоб было хорошим и добрым к нам.
Женский сентиментальный тост.
Но кто бы возражал?..
14
Вышел во двор, потом – на проспект. Господи, какой вечер обалденный! Теплый, тихий, ни один листок на тополях не шелохнется… Хотя ученые утверждают, что все деревья в Столице – от тополей до лип – смертельно больны, вылечить их невозможно, потому что кругом – сплошная химия. Не исключено. Но почему ж они тут, на Проспекте, так свежо выглядят? Все зеленое и живое. Или это тоже – химия? Как же она, однако, всесильна!..
Мобильный в кармане зазвенел.
Глянул на окошко: жена звонит.
Нажал кнопку:
– Весь внимание.
– Ты где? – спросила жена.
По телефону она разговаривала короткими фразами и командирским тоном. И то оправданно: телефон, по большей части – рабочий инструмент, вот она и чувствовала себя на работе. Даже дома.
– Стою на Проспекте, дышу воздухом.
– Где ты там воздух нашел?..
– Как раз напротив развилки и тоннеля.
– Подходящее место. Не отравись кислородом. Ты мне нужен живой.
– Зачем?
– Объясняю. Ты чего туда поперся так поздно? Ты машину отпустил?
– Отвечаю. Не поперся, а был у знакомых. Ужинали запеченной курицей. Машину отпустил давно. А что?
– А ты можешь вызвать ее обратно?
– Вряд ли. Водитель небось дома уже. Да скажи ты мне, наконец, зачем тебе машина? Твоя-то где?
– Моя стоит у входа. А вход – в театральный клуб. Мы сюда с Осой заехали и напозволяли себе. Так что бери такси, приезжай за нами и развези бедных женщин по домам.
– Вот-те здрасьте… Я ж, мягко говоря, тоже себе напозволял…
– У тебя удостоверение есть. Отмажешься, если что…
– ГАИ нынче не та.
– ГАИ всегда та.
– А чего это вы с Осой делали?
– В куклы играли. Буквально, – засмеялась жена. – Не теряй время, лови такси или частника…
Легат, не сходя с места, поднял правую руку, встав в позу памятника Неупокоенному Вождю, и тут же остановилась какая-то потертая иномарка. Ехать было – пустяки совсем.
Дом писателей сохранил свое вольное название, но, как считал писатель Легат, существенно поменял ориентацию. Писатели как-то стерлись… В Старом здании был теперь главный ресторан – дорогой и вполне достойный в смысле кухни и весьма печальный в смысле винного погреба. В Новом – тоже ресторан, но названный Театральным клубом, где кухня была, на взгляд Легата, нищенской и невкусной, а цены – доступные даже мало играющим актерам, приходящим сюда по вечерам поесть, выпить дерьмовой водки и слегка потусоваться.
Легат не любил сюда приходить. Мешали частые знакомые, ужасное обслуживание и скверная еда. Но жене его здесь нравилось. И частые знакомые ее радовали. И еду она плохой не считала. Жена, считал Легат, просто ловила кайф от того, что казалось ей неформальным продолжением театра вообще. Известные и, главное, лично хорошо знакомые актеры, режиссеры, театроведы – да вот они! Все – в роли посетителей. Официантки – массовка. Еда – практически бутафория, но есть можно и бутафорию. Не умрешь.
А беседы, беседы!..
Да какие, к черту, писатели! На порог их не пускать! Они ж не знают, чем, к примеру, темпо-ритм отличается, к примеру, от сверхзадачи…
Легат тоже не знал, разве что слова такие умные слыхал, поэтому всегда был здесь неким придатком к жене.
Хотя его тоже многие узнавали…
Он прошел сквозь пустой и гулкий холл к входу в театральную забегаловку, ранее игравшую роль фойе Малого зала, вошел в нее и сразу обнаружил жену и Осу, еще не завершивших здешнее сиротское пиршество. Третьей была лучшая подруга жены – широко известная в здешнем мире театральная журналистка из Столичной молодежки.
Да и как без нее? Без нее – никак…
– Всем привет! – сказал Легат, усаживаясь на свободный стул. – Я вообще-то готов потрудиться наемным драйвером. А вы как? Уже или еще?
Судя по пустым кофейным чашкам, они были – уже.
Легат помахал ближайшей официантке. Она подошла.
– Посчитайте, пожалуйста, – попросил Легат.
Официантка скрылась – считать.
А жена спросила:
– Как день прошел?
Хороший вопрос из ряда необязательных, но пристойных случаю.
– Штатно, – традиционно ответил Легат. – Кого куда везти?
Он не собирался здесь рассиживаться.
– Я сама, – сказала журналистка. – Я на машине. Я твою благоверную довезу, мне все равно по дороге, а ты отвези Осу.
– Много выпил? – спросила жена.
– Когда это я много пил? Максимум полтора бокала…
– Да я такси возьму, – засопротивлялась Оса.
– Не говори глупостей, – сказала жена, которая строга была со всеми – как ближними, так и дальними. – Легат тебя отвезет…
И протянула Легату электронный ключ от машины.
– Тогда поехали, – подвел итог Легат.
А тут как раз счет принесли.
На улице дамы расцеловались и простились. Легат посадил в машину Осу, сам сел за руль, завел двигатель.
– Куда едем?
– На проспект имени Великого Садовода, – сказала Оса.
– Ближний свет, – констатировал Легат. – Домчим мигом.