Нацуо Кирино - Нежные щечки
— Получается, что, застрелившись, он взял на себя ответственность?
Уцуми скривился от боли, но Мидзусима, видимо приняв его гримасу за усмешку, не смог скрыть раздражения. Для учтивого человека, каким он хочет казаться, Мидзусима, пожалуй, слишком вспыльчив, подумал Уцуми.
— Ну зачем вы так.
— А что я плохого сказал?
— Дело не в том, что вы что-то плохое сказали, просто есть люди, которым когда говоришь, что он взял на себя ответственность, сразу начинают подозревать, что вроде как он и есть преступник. Я много раз повторял, что и Идзуми-сан, и госпожа, и я, когда девочка исчезла, были дома, — голосом, полным отчаяния, настаивал Мидзусима. — Ошибки тут быть не может. Как раз в это время позвонил участковый Вакита. Было, наверное, самое начало девятого. У него на следующий день должен был быть выходной, и они с Идзуми-сан договаривались поехать на рыбалку.
— О, я его знаю.
Уцуми припомнил лицо Вакиты. Розовощекий, флегматичного вида парень на деле оказался шустрым малым, отдавал толковые указания поисковому отряду. После того случая его перевели в другой район, туда же, где служил Уцуми, и он стал следователем. Уцуми вспомнил, как Вакита сам подошел к нему и заговорил о том, как бы ему хотелось работать следователем.
— Вы себе даже представить не можете, как тот звонок нас всех троих выручил. Не представляю, что бы про нас начали говорить в этой деревне, если бы не звонок. Страшно подумать!
— А что, по-вашему, случилось с Юкой?
Мидзусима скрестил руки на груди — рабочая одежда в рукавах была ему явно тесновата.
— Кто-то похитил ее — ничего другого мне в голову не приходит. Приехал какой-нибудь чужак, забрался на гору с вечера, как тот охотничий пес, что подох рядом с дачей Тоёкавы, спрятался в лесу, стал наблюдать, увидел Юку и похитил. Может, я и ошибаюсь. А потом что случилось, не знаю. Тут и пешком-то минут за тридцать вполне можно с горы спуститься. А дальше уже и совсем просто.
— Свидетелей-то нет.
Мидзусима усмехнулся.
— Это ж ребенок. Если тело сложить, размером-то оно совсем небольшое. Вон, собака эта охотничья была, наверное, килограммов двадцать. Ребенок примерно столько же весит.
— Что-то вы уж больно хорошо в этом разбираетесь, — мрачно произнес Уцуми. — Хотите сказать, что по телосложению девочки смогли определить ее вес?
Мидзусима, ничего не ответив, прошелся по гостиной, разглядывая окна и двери.
— Рамы совсем никуда не годятся. Если зимой заледенеют, придется заменять.
— Мидзусима-сан, а почему вы только об этом доме так заботитесь?
Мидзусима, как раз открывший окно и рассматривавший раму, обернулся.
— Вы себе, Уцуми-сан, вообще представляете, что будут про нас говорить, если мы снесем этот дом и расчистим участок? Скажут: «Ага, Мидзусима скрывает улики!» Так что я из упрямства за этим домом ухаживаю. Делаю вид, что очень переживаю из-за того, что произошло. Говорю всем, что хочу оставить этот дом как есть и ждать, пока девочка не вернется. И буду и впредь этой линии придерживаться. Так и Идзуми-сан говорил. Я его покойную волю исполняю. И еще потому, что мне здесь жить, да и у хозяйки, кроме этой земли, ничего нет.
— А если хозяйка умрет?
На злобный выпад Уцуми Мидзусима лишь слабо улыбнулся, открыл раздвижную дверь, ведущую на веранду, и принялся обуваться.
— Ну, тогда, так как это все будет принадлежать мне, я все распродам и куда-нибудь уеду.
Мидзусима вышел в сад и скрылся из виду. Уцуми медленно встал с пола и, поглаживая по-прежнему беспокоящий его живот, решил подняться на второй этаж, чтобы найти лекарство. На лестнице сидела Касуми. Лицо у нее было белым как мел.
— Уцуми-сан, поехали в Саппоро. С меня хватит. Тошно мне здесь, — бросила Касуми и бегом поднялась на второй этаж.
3
Стоило чуть похолодать, как люди перестали сорить деньгами. Для разгара лета, да еще и пятницы, в квартале развлечений Сусукино было немноголюдно, в основном туристы — легко одетые, они прогуливались, ежась от холода. Лавируя между туристами, которые то и дело оказывались со своими развернутыми картами на его пути, Уцуми шел по тротуару, когда чей-то голос окликнул его.
— Уцуми-сан!
Окликнувший был знакомым полицейским из управления. Видимо, при исполнении, патрулирует район, подумал Уцуми.
— Привет, сколько лет, сколько зим.
Улыбаясь, полицейский поприветствовал его, отдав честь. Уцуми припомнил, что этот приятный парнишка родом из поселка Тэсикага. Он засунул руку за пазуху, держась за живот. Острая боль, преследующая его на протяжении нескольких дней, неотступная, как подозрения, сегодня наконец притихла. Теперь ему казалось, что она может вернуться в любую минуту, и он непроизвольно то и дело дотрагивался до живота.
— Все в порядке?
— Не в порядке.
— Как со здоровьем?
— Скоро умру.
Полицейский изменился в лице. То, что здоровье Уцуми не в порядке, было ясно без всяких слов.
— Не шутите так! — Голос парнишки оборвался.
— Хотел бы я так шутить! Если бы шутил… Кстати, не знаешь, где находится «Hockey»? Что-то типа бара.
— «Hockey», говорите? Что-то знакомое. — Полицейский завертел головой по сторонам.
Уцуми достал из кармана брюк бумажку. На ней было написано название заведения, которым владел Тоёкава.
— Есть сеть заведений «Хоккэ-я», а это вроде как дочернее предприятие.
— А, ну тогда это здание напротив «Хоккэ-я эн-один».
— А где «Хоккэ-я эн-один»?
— Это в здании «Сусукино», там, где когда-то стрельба была.
— Понятно. Ну что ж, думаю, раз уж полицейский стал спрашивать дорогу у коллеги, значит, конец этому полицейскому.
От кого-то он уже слышал эту фразу. А, точно, от Кумико. Неужели у него и мозги уже стали атрофироваться. Уцуми горько усмехнулся.
С Сикоцу вместе с Касуми они вернулись вечером, пару дней назад. Окошко, выходящее на лестничную площадку из кухни, было приоткрыто. Кто-то резко закрыл кран, видимо, мыли посуду. В окошке мелькнуло лицо Кумико. Убедившись, что пришел Уцуми, она с упреком произнесла:
— Где ты был?
Уцуми убрал в карман ключи. Касуми поднималась по лестнице, чуть поотстав он него. Услышав разговор супругов, она застыла на месте. Входная дверь открылась. Кумико натренированным, профессиональным взглядом рассматривала Уцуми. Раньше он боялся этого взгляда, отчаянно стараясь прочитать ее мысли, но сейчас ему было наплевать. Его как раз мучил острый приступ боли, время от времени атакующий его тело.
— Что, еще осунулся?
— Да нет, выглядишь нормально, — ответила она и убрала свою обувь, стоящую у самого порога. Затем снова подняла взгляд на Уцуми: — Я волновалась, где ты. Даже подумала, не ушел ли из дома.
— Ты когда приехала?
— Вчера вечером. Беспокоилась, уж не решился ли ты на самоубийство.
— Я не из тех, кто кончает с собой.
— Я знаю. Но сейчас время для тебя непростое… Всякое в голову лезет. Вчера, как дежурство утром закончилось, спать хотелось ужасно, но я перетерпела, так сразу и приехала, а тебя нет.
Кумико была явно раздражена оттого, что ее заставили волноваться. Она продолжала что-то ворчать недовольным голосом. Легкая рубашка поло розового цвета совсем не шла к ее усталому лицу.
— Извини. Не знал, что ты приедешь.
Уцуми повернулся назад и поманил Касуми, стоящую с растерянным видом на лестнице. На ее лице читался немой вопрос — можно ли ей войти. Уцуми кивнул, и Касуми продолжила подниматься.
— Кто это? — Увидев Касуми, удивленно стоящую в дверном проеме, Кумико снова перевела взгляд на Уцуми.
— Гость. Касуми Мориваки. У которой ребенок потерялся, — представил ее Уцуми.
— А! — Ошеломленная Кумико, похоже, вспомнила телепередачу.
— Здравствуйте! Моя фамилия Мориваки.
Касуми съежилась, она чувствовала себя неловко, стоя вот так, рядом с Уцуми, в тесном коридоре. Растерянность на лице Кумико мгновенно сменилась любезной улыбкой.
— Пожалуйста, проходите.
— Извините за беспокойство.
Пока Касуми, отвернувшись, снимала обувь, Кумико схватила Уцуми за рукав и прошептала:
— Ты и правда ей позвонил?
— Ага, — еле кивнул Уцуми.
— И куда вы ездили?
— На розыск.
— Розыск, — повторила за ним Кумико, будто это слово было для нее чем-то абсолютно неожиданным. — Да разве можно в твоем-то состоянии? Если не будешь себя беречь, состояние может резко ухудшиться. Стоит тебе слечь, и все — сил встать уже не будет.
Уцуми, еле сдерживаясь, чтобы не заорать: «Оставь меня в покое», повалился на татами. Дорога от Сикоцу до Саппоро должна была занять не больше часа, но из-за пробок в городе добирались они намного дольше, и Уцуми устал. Его организм реагировал на малейший стресс. Боль, которую он почувствовал, лежа на полу в гостиной на даче Исиямы, так и не утихла, а иногда становилась такой острой, что он даже не мог говорить. Белый как полотно Уцуми лежал, прижав к животу подушку. Глядя на мужа, Кумико спросила:
