Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 7, 2002
Название книги кавторанга Н. Куприянова расшифровывается как «ГУЛАГ второй, Совершено Неизвестный». Речь в ней идет о советской репрессивной психиатрии.
Книгу предваряет предисловие покойного Анатолия Собчака, читавшего только первую часть, а выход в свет полного варианта ознаменовался пышной презентацией в Санкт-Петербурге с участием верхушки движения «Единство». Серьезность темы, которую затронул Куприянов, того заслуживает.
Только в 1988 году, после перевода в ведение Минздрава из системы МВД шестнадцати больниц и ликвидации восьми, было снято с учета 800 тысяч пациентов. Никто сейчас не может сказать, сколько из них было психически здоровыми. Особенно практиковались дела по фабрикации психической ненормальности в Советской Армии. В конце книги, можно сказать, в виде приложения приведена история прапорщика Чеснокова, попытавшегося помешать преступной сделке, совершенной военными психиатрами, и оказавшегося на принудительном лечении. И такие случаи были отнюдь не единичными.
«ГУЛАГ-2СН» — беллетристическое произведение. Это история честного и принципиального офицера-политработника, секретаря партийной организации ВМБ, вставшего на пути «дядей в больших погонах» и вследствие этого прошедшего через горнила репрессивной психиатрии. Олитературенность придает повествованию увлекательность, но несколько мешает ощущению достоверности происходящего. Впрочем, в честности автора сомневаться не приходится.
Alter ego Николая Куприянова кавторанг Николаев предстает человеком с очень непростым характером: фантастически упрямым и неуживчивым, смелым до безрассудства. Так, на собрании политотдела тыла Краснознаменного Северного флота он восклицает: «Беззаконники вы — вот кто!.. Вы нарушаете не только Конституцию, но и Устав партии. Блюстители!» — или бросает в лицо главному кадровику флота, что тот обыкновенный подхалим. Не случайно один из сослуживцев героя утверждает, что Николаев «помешан на законности и справедливости». И на Николаева ополчается «адмиральско-офицерская мафия», чтобы убрать его с дороги, нисколько, впрочем, не сомневаясь в его психической нормальности.
Куприянов рассказывает об издевательствах, которым он был подвергнут в психиатрических отделениях больницы Северного флота и Военно-медицинской академии имени Кирова — заведениях, мало чем отличающихся от тюрьмы. Читатель получает подтверждение, что репрессивная психиатрия пустила корни не только в военной среде, но и в гражданской жизни: в лечебнице академии Николаев знакомится с профессором Малининым, бывшим директором НИИ, отстраненным от должности влиятельными завистниками с помощью врачей-психиатров.
Кавторанг Куприянов по праву гордится тем, что его книга — первая, посвященная репрессивной психиатрии в армии.
Л. М. Млечин. КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы. 3-е изд., доп. М., «Центрполиграф», 2001, 861 стр.
Книга Леонида Млечина описывает историю органов безопасности начиная с декабря 1917 года, рассказывает обо всех их двадцати шести руководителях — от Феликса Дзержинского до Николая Патрушева, касается всего спектра внутренней и внешней деятельности ВЧК — НКВД — КГБ — ФСБ, — таким образом, мы имеем ни много ни мало историю нашей Родины с 1917 по 2001 год под определенным углом зрения.
Млечин отвергает многие мифы, утвердившиеся в наши дни: о возможном сменщике вождя мудром Сергее Мироновиче Кирове («Каждый член партии должен сейчас любого оппозиционера бить в морду» — реплика Кирова); об убийстве Сталина; о пагубности бериевской амнистии и т. д.
Подчас неожиданные сведения заимствованы из многочисленных архивных и мемуарных источников, в том числе почерпнуты в беседах автора с Николаем Егорычевым, Александром Яковлевым, Егором Лигачевым, Владимиром Семичастным, Николаем Ковалевым; министрами советского и российского правительств; генералами и офицерами госбезопасности.
Кто они — руководители советских органов? Млечин старается оживить текст книги нетривиальными фактами их биографий: Феликс Дзержинский выбрасывает в окошко сестрины оладьи, испеченные из спекулянтской муки; Вячеслав Менжинский, будучи тяжело больным человеком, таскает чемодан своего веселого и равнодушного патрона — Ленина. Автор понимает, что выработанные в общественном сознании оценки тех или иных деятелей весьма условны, и методично ломает стереотипы. Ягода вовсе не был «усердным ничтожеством», каким окрестил его Троцкий, — он был отнюдь не лишен человеколюбия: например, в бешенстве обозвал мерзавцем начальника лагеря, в наказание выведшего на мороз женщин; а в Николае Ивановиче Ежове действительно было что-то от бухаринского определения (см. книгу Жуковского-младшего). К тому же он был демократичен в общении, любил выпить и писал стихи…
Впервые узнал я о драматургических способностях Всеволода Меркулова — автора пьесы «Инженер Сергеев» (под псевдонимом Рокк); о жестокостях Семена Игнатьева, дававшего указания бить арестованных врачей; о страшной, после отставки, судьбе Сергея Круглова. О проигранной битве за пост номер один Железного Шурика — Александра Шелепина — напротив, написано немало. Противоречивая фигура Шелепина, которому еще во время войны, когда ему было чуть более двадцати лет, посвятила поэму Маргарита Алигер, Млечину особенно удалась: это и человек, до последнего поддерживающий шарлатана Лысенко, и один из немногих руководителей органов безопасности, которого, как говорили, совсем не изменила большая власть. Насыщена интересными подробностями судьба руководителя соседнего ведомства — главного милиционера 70-х Николая Щелокова; он, в частности, защищал Солженицына и заключил договор о сотрудничестве советской милиции с финской полицией. А из уст Юрия Андропова, оказывается, звучало: «Держи ты этих гэбистов в руках!» Но что особенно неожиданно — Юрий Владимирович показан неуверенным в себе, слабым человеком.
В книге Леонида Млечина, рассчитанной на массового читателя, но при этом умной и увлекательной, представлена история нашей власти и история сопротивления ей. Автор приводит слова академика Александра Панченко: «Лакеи и холопы говорят: „Такое было время“. Время всегда плохое, а справляемся мы с ним или нет — зависит от нас».
Театральный дневник Григория Заславского
Такого еще не было. Чтобы театральные мемуары открывали рубрику «10 лет без СССР» в общенациональной газете. Чтобы под воспоминания театрального критика она отмеряла одну за другою шесть или семь полос. Чтобы потом там же появилась целая полоса на «тему дня» под общей шапкой «Деграданс» и с подзаголовком: «Статусная интеллигенция не хочет приспосабливаться к новой реальности», на деле же — снова посвященная все той же, но уже наконец вышедшей книжке. И смысл большинства публикаций на этой полосе сводился бы к тому, что по реакции на «методологически-новаторскую книгу» о театральной жизни последних двадцати — тридцати лет можно судить, новый интеллигент перед нами или же законченный ретроград, с неврозами и претензиями советских шестидесятников. Ну а спустя несколько месяцев книга эта получит премию «за талант» (такова объявленная формулировка). И, по слухам, в Министерстве образования уже лежит предложение придать ей статус учебного пособия для последующего переиздания и распространения.
Что же это за книга? И что за такая особая величина? Впрочем, уже, кажется, понятно, что речь — о книге Анатолия Смелянского «Уходящая натура» (М., «Искусство», 2001).
Да, по специфическому резонансу книга Анатолия Смелянского уступает разве что другим скандальным мемуарам последних лет: политическим — Александра Коржакова, литературным — Эммы Герштейн и еще одним театральным — Татьяны Егоровой. Все они — разоблачали. Коржаков написал «всю правду» о Ельцине, Герштейн — о нравах в семье Мандельштамов, Егорова — «всю правду» о Театре сатиры времен Валентина Николаевича Плучека.
Книга Смелянского тоже претендует на «всю правду». Недаром же во вводной главе — «Как сочинилась эта книжка» — автор сообщает, что замысел родился из амбициозного американского проекта — создать многотомную энциклопедию «Советская цивилизация». Потом идея энциклопедии рассосалась, но маховик воспоминаний уже был запущен. В итоге родились «не мемуары, не театральный роман, не документальная повесть, а что-то вроде театрального амаркорда». Звучит красиво, но последствий не объясняет.
Вот передо мной лежит вышедшая недавно книгаСергея Юрского — очередной том из серии «Мой ХХ век» издательства «Вагриус». Называется «Игра в жизнь». Хорошо написана, местами — даже очень. Разоблачения? И они есть. Но шумных споров о ней не слыхать. А разве не было за последние годы других замечательных книг о театре? Издан многолетний труд Ольги Радищевой, написавшей историю творческих взаимоотношений Станиславского и Немировича-Данченко. Труд жизни, пример научного подвижничества. Или — книга Людмилы Стариковой, грандиозный по красоте и цене том, посвященный старинному театру Москвы. Но обошлось без общественных дискуссий, газетных полос, кулуарных стычек. И хвалили их без такой отчаянной страсти, как книгу Смелянского, которую и не хвалили, а скорее защищали.
