Николай Плахотный - Вид с больничной койки

Эх, хотелось мне теперь повстречать того дядьку. Он без слов все понял бы и оценил.

Такую урожайную на грибы осень я, пожалуй, никогда не забуду.

А водятся ли грибы в окрестностях Великих Озер, поблизости Бостона? Да и знают ли тамошние жители (аборигены), что такое рыжики? Сам-то ты их видел? А главное — едал? Ты ж коренной южанин… Должен тебе доложить, вкус они имеют отменный, ни с чем не сравнимый. Сей гриб употребляют во всех видах, кроме сушеного. Готовы они к столу минут через двадцать. Надо только слегка чуть-чуть присолить. Их ешь — и есть хочется.

Миша, имей в виду: все только сейчас в один присест излитое на бумагу соответствует действительности на все сто процентов. Если решишься приехать в Николаевку, убедишься в натуре собственными глазами, ощутишь руками, почувствуешь своей душой.

Даю на сборы одиннадцать месяцев. Срок вполне достаточный для копуши. Ты же всегда был скор на ногу… Ну а после грибной охоты махнем с тобой в Молдову. Там как раз созреет молодое вино.

Не прощаюсь. Говорю: пока!

Что-то давненько из Бостона нет вестей.

ВСЕ БЫВАЕТ

Быль

Кто в любви не понимает,

Тот щасливый человек.

Часть первая

Встретились они киношно-сказочно.

Марина Петровна торопилась к инструментальщикам: сверить расход металла по ваннадиевой группе. На межэтажном переходе, похоже, кто-то сзади опустил руку на плечо. Сделала резкое движение, чтоб освободиться от тяжести, — почувствовала за левым ухом прикосновение вроде бы осенней паутинки. Скосив взгляд, к ужасу своему увидела что-то белое, пушистое.

Так, с кошечкою на плече инженер Шумилова и возвратилась в отдел, вызвав среди сослуживцев восторг и умиление. Ради такого прибытка извлекли из потайного места электросамовар, киске преподнесли на блюдечке казенного молока. Гостья угощение слегка пригубила, после чего всех поочередно в знак благодарности обвела блестящим взглядом изумрудных глаз. Потом пушинкой взметнулась вверх и замерла на коленях своей избранницы.

Все вокруг суетились, Шумилова же сидела за столом как барыня, взахлеб рассказывала о случившемся… Над окном лестничного перехода есть карниз. Возможно, киска там после трудовой смены отдыхала или же кого-то караулила. Через фрамугу со двора внутрь помещения иногда залетают воробьишки, где их подстерегают ловкие заводские коты.

— Сегодня же ты в ее мягкие лапки попалась, — со смешком заметил начальник бюро технического контроля Яков Лаврентьевич, известный не только в отделе, а и за его пределами своими охотничьими пристрастиями.

— Да она же домашняя, — со смешком сказала лаборантка Катя. — Вишь, вся из себя ухоженная.

Киска в ответ замурлыкала песенку.

Пока чаевничали, Марина Петровна частично расширила свои познания по части кошачьей психологии. На самом деле не мы их, они себе хозяев выбирают. При этом достаточно сдержанны на счет эмоций, однако в человеческое сердце проникают глубже, нежели собаки. Вообще кошачье создание окружено покровом тайны, мистики. Отдельский книгочей, заглавного механика Сергей Владимирович выложил кое-какие подробности из баек Киплинга о кошке, гулявшей сама по себе. Так вот, эта тварь приписана Богом к человеку, однако ничьей собственностью себя не признает, на всякий случай держится вблизи хозяйки. Остальным уделяет внимание пропорционально щедрости и благосклонности к ее Величеству.

Ту же мысль кладовщица выразила коротко, бытово:

— Кошка к дому привязывается, собака — к человеку.

Когда все разошлись, Вера спросила:

— Найденку, значит, домой берешь.

— Куда денешься, меня ж выбрала.

— Теперь подходящее имячко надо подобрать.

С губ само сорвалось:

— Может, Алиса… Алиска.

Киса навострила ушки, качнула кончиком хвоста. Вякнула что-то неразборчивое.

Так и стали они жить вдвоем.

В свою квартиру на седьмом этаже Марина Петровна теперь пулей летела. Пока в прихожей раздевалась, Алиса деликатно обследовала сумку. Потом на кухне вместе разбирали ношу. Что-то сразу отправлялось в холодильник, что-то выставлялось на стол, что-то ставили на огонь. Самый лаковый кусочек оказывался в кошачьей мисочке.

До этого с кошками персонально Марина Петровна не водилась. В родительском доме жили четвероногие. Был среди них сибирских кровей котяра по имени Барсик. Держался особняком, логово имел на чердаке. По несколько дней на глаза не попадался. Являлся только по делу. Придирчиво-строго обнюхивал все углы, закуты. После чего с чувством исполненного долга шел на кухню: приняв позу сфинкса, ждал плату за аудит.

К еде был непривередлив, но все знали его пристрастие: больше всего Барсик любил голяшку от сырой курочки.

Та дань была сущей безделицей в сравнении с объемом работы, исполняемой котом.

Был он крысолов первой статьи. Домашних грызунов истреблял не только на хозяйском подворье, но и на прилегающей территории, в радиусе 300–400 метров. Победы давались нелегко. Уши котяры были обгрызаны до основания, морда — в старых и свежих рубцах. В то же время вид имел безупречный. Шерсть на спине и холке лоснилась. Глаза горели боевым огнем и неистребимым интересом к жизни, к окружающим. Интересы же были разносторонние, в том числе и аховские. Барсик умел выуживать из слободского пруда живых карасей. Причем рыбачил отнюдь не с голодухи, исключительно из спортивного интереса. Улов, впрочем, съедал немедленно, в прибрежных кустах. Так что если не считать угощения за аудиторство, хозяевам кот ничего не стоил. В соответствии с образом жизни и назывался дворовым котом.

Пора внести ясность: Марина Петровна была не коренная, а пристяжная москвичка, как сама себя аттестовала. Явилась в Белокаменную из Сибири, по оргнабору, в связи со строительством олимпийских объектов. С одной стороны, это было патриотично, перспективно, а с другой — открывалась возможность прилично устроить личную жизнь. Интересантку определили в классное ПТУ, а восемь месяцев спустя в торжественной обстановке вручили вместе с удостоверением совочек с кленовой рукояткой. Вскоре заняла белокурая сибирячка с огромными голубыми зенками место на весьма ответственном стройобъекте; своими руками облицовывала плиткой стены спортивного комплекса на проспекте Мира. Кто знает, что это такое, тому и рассказывать не надо; кто не знает, все равно не поймет.

Работала дивчина, себя не жалея. После полной смены как угорелая неслась не домой, а в институт. Сессии с первого захода сдавала, хвостов не имела. Правда, за шесть лет четыре аборта сделала. Как бы то ни было, желанный диплом инженера получила; а вскоре — и ордер на комнату в коммуналке ГПЗ-1.

До чего же скоро времячко скачет. На досуге как-то Марина задумалась о своем житье-бытье: десять годков уже в Москве, всей душой к столице прикипела. И по деловым качествам мало кому уступала: была серьезная и, между прочим, исполнительная. Начальство давно держало ее в резерве, на примете. В один прекрасный день приказом гендиректора табельщицу Шумилову перевели на руководящую должность — сделали заведующей семейного общежития.

В натуре работенка оказалась очень нервной, режим ненормированным. Круглые сутки с людьми и на людях. А у тех запросы, капризы, требования неиссякаемые. Особенно досаждала живность, в частности, коты.

Лимитчики — почти поголовно — вчерашние селяне, оторвавшиеся от почвы родимой, но сохранившие в душе дворовые пристрастия, которые противоречили служебным инструкциям. Категорически возбранялось, например, держать в казенном доме живность. Поселенцы же не могли совладать с родовыми инстинктами: исподтишка обзаводились «друзьями человека», в основном котятами. Миленькие, забавненькие, через год те превращались в котов и кошек и далее вели себя по полной природной программе. Обслуге, персоналу это стоило нервов и еще раз нервов. Потому на весь кошачий род у Марины Петровны выработался отрицательный рефлекс.

В обход санэпиднадзора чадолюбивые родители устраивали в своих закутах клетки, вольеры, поселяя там черепах, пернатых, на эту тварь пока что не было запрета. Даже в холлах, в Красном уголке чирикали, пели, бормотали и говорили человеческими голосами всевозможные птахи. Откуда-то взялся черный дрозд по кличке Ричард. Ежели его угощали изюмом и кешью, он исполнял цирковой номер. Приняв драматическую позу, выдавал начало басни Крылова: «По улице слона водили». После чего закатывался гомерическим хохотом.

Но и с птахами случилась оказия. Станочнице Аннушке родители привезли из Ливен двух петушков. Одного сразу ж на холодец пустили, собрат же зажился: сидел за шкафом, бечевкой за ногу привязанный. Прошла неделя-другая. Узник обвык, адаптировался. И однажды в полночь по всем этажам общаги разнеслось мощнейшее ку-ка-ре-ку. Жильцы и их тайные гости голяком выскочили в коридоры. Думали, воздушная тревога.