Николай Плахотный - Вид с больничной койки
— Да, своим видом она не поражает воображение, — размышляла Тайка. — Но если хорошенько-хорошенько приглядеться да рассмотреть по частям… Глянь-ка, как ловко устроен венчик: вокруг много голубого, а совсем рядом желтенькие тычиночки. Желтое и голубое — это же идеальное сочетание. Какая крохотуля, а бросается в глаза едва ль не за сто шагов.
Немного погодя, прибавила с придыханием:
— Символ России, цветок нашей Родины.
Мне же нравились розы… Всякие: белые, лиловые, пурпурные. Не мог спокойно пройти, не притормозив, мимо георгинов, а также садовых ромашек.
Однажды без подсказки — самостоятельно! — почувствовал прелесть цветущего подорожника. Тайка шумно похвалила мой выбор. Ошалев от комплимента, долго лазил я по росной траве. Явился с тяжелым оберемком длинных прутов. «Букет» выглядел странным, убогим, ненатуральным, хотя на своем месте — на земле — каждое растение смотрелось будто сказочное произведение искусства.
— Хорошего, дружок, не должно быть слишком много.
Мне это глубоко на всю жизнь в башку втемяшилось. Кстати сказать, тетя обучила меня, сорванца и неслуха, азбуке, приохотила к чтению. Научила плетению венков из одуванчиков. Помогла одолеть водобоязнь, научила плавать.
…На третий или четвертый день войны Тайка явилась домой в военном обмундировании, перетянутая ремнями портупеи, с кожаной планшеткой через плечо. Я онемел от восхищения. Вытянувшись в струнку, отдал честь. И тут же получил практический урок, на всю жизнь:
— Без головного убора, товарищ, честь не отдают.
Судьба разлучила нас лет на десять. Однако я знал весь боевой путь нашей Та. К сожалению, не помню номер полка, зато знаю, что дивизия называлась Корсунь-Шевченковская. Алмазова Таисия Алексеевна числилась при штабе, в отделе разведки. Крупных орденов не заслужила, зато была награждена медалями «За боевые заслуги» и «За отвагу». Насколько мне известно, такие штуки за красивые глаза не давали. Тем более женщинам, девчатам… Тут требовался реальный подвиг в полевых условиях. Уже после войны нашу Та наградили орденом «Отечественной войны». Как бы то ни было, она же настоящая фронтовичка.
Тетя продолжала воспитывать своего племянничка и с линии фронта. В разное время от нее пришло десятка два треугольников, написанных неподражаемым бисерным почерком. В конце непременно была пара абзацев, адресованных непосредственно мне. Приблизительно одного содержания: как жить пацану и как поступать в условиях военного времени.
Она обладала сложной гаммой положительных свойств натуры. При этом была весьма-весьма деятельна. Бабушка моя Анастасия верно подметила: «С Таисией не соскучишься!». В Сухиничах, где мы жили накануне войны, Та отвечала за клубную работу и художественную самодеятельность. Масштаба города оказалось мало — она внесла боевой задор и молодежный дух в домашнюю атмосферу. Под крышей нашего дома раза два-три в году собиралась свойская литературная гостиная. Читали новейшие произведения пролетарского авангарда, декламировали любимые стихи.
По какой-то причине в нашей семье недолюбливали Маяковского. К общему удивлению, его поэзия нравилась бабушке Анастасии.
Всей душой воспринимала стихи «горлана», при этом жалела самого поэта за его неустроенную жизнь. На том, собственно, и сыграла ее заводила-дочь.
…В клубе железнодорожников по какому-то случаю готовили большой концерт. Для усиления (или придания ему) политического акцента в программу включили выступление представителя старшего поколения — в данном случае обыкновенную домохозяйку. Так состоялся публичный дебют дражайшей нашей бабыньки. Поднялась она на сцену в обычном своем одеянии: длинная серая юбка, ситцевая блузка в мелкий цветочек. На голову накинула «шалашиком» старушечий платочек в горошек. Прокашлявшись, Анастасия Павловна с выражением чувств и без единой запинки (что в тогдашней публике особенно ценилось) прочла малоизвестные стихи Владимира Маяковского «Последний крик». Тема была чертовски актуальная: осмеивалась погоня модниц за импортным шмотьем из торгсинов.
Зал ревел от восторга, требовал чего-нибудь еще. Бабынька отнекивалась. В дело вступили закулисные организаторы. И вот то ли с озорства, то ли еще по какой-то причине «примадонна» выдала «номер» из своего кухонного репертуара: шутливую песенку «По проулочку Ванюша, по проулочку дружок часто хаживал».
С того памятного вечера Анастасию Павловну чужие люди на улице узнавали, низко кланялись. Между прочим, была ей стихийно дарована чисто народная льгота: без очереди допускали к магазинным прилавкам.
Как ни противоречива с нашей, современной, колокольни была предвоенная жизнь, в целом, по большому счету простые люди были счастливы. Причем состояние души — и духа! — определяли ценности отнюдь не материального порядка, не бытовая обустроенность. Может, прозвучит выспренно, тогдашние идеалы лежали в сфере общественного служения… Главным образом в труде. И то была никакая не марксистская «выдумка» — коренная христианская заповедь: «В поте лица добывай хлеб свой насущный». Как жаль, что сей завет Иисуса Христа, записанный на небесных скрижалях, сегодня подменен другим, явно сатанинского происхождения: «Обогащайся, кто как может!».
Отчетливо помню довоенный быт. Люди в общей массе жили скромно, довольствовались малым. К роскоши не то чтоб тяги не было — над ней подтрунивали, оборзевших же публично, открыто презирали. Ребятня, тем более школьники ни одежкой, ни игрушками не задавались. Зато ценились всевозможные самоделки, рукоделие вообще.
Доложу без ложного хвастовства: к девяти годам я владел пилой-ножовкой, рубанком, стамеской, шилом. Умел обращаться даже с вязальными спицами. Но самая ценная вещь… Смастерил я и подарил любимой бабушке собственной конструкции скамеечку для ног. Тайка тайком отнесла работу в школу, на городскую выставку ученических поделок, откуда она перекочевали чуть ли не в Смоленск. Высокое жюри выделило данный экспонат за его потребительские свойства. С ходу местный завод (кажется, обозный) включил мою скамеечку в свой производственный план. Автора наградили бесплатной путевкой в пионерскую страну Артек. Такой же чести была удостоена и наша школьная красавица из параллельного класса: отличница, сербияночка по имени Марьяна. Счастье было так возможно, но не сбылось. Дата отъезда была: 22 июня сорок первого года. По сему поводу у нас в семье долго шутили: дескать, мою путевку в Крым перехватил гадкий Гитлер.
Война исковеркала личную жизнь Таисии Алексеевны вкривь и вкось. В бою за город Ужгород сложил свою буйную голову ее муж и боевой товарищ — Степан. Всего-навсего двадцать лет исполнилось вдовушке, то была ее первая и последняя любовь.
Сразу ж после демобилизации наша воительница приехала на родину Степана, в украинское местечко Ямполь. Чужие люди приняли ее как родную, так что отпал вопрос о жилье. Сразу же и работа нашлась: фронтовичку взяли в аппарат райкома партии, на должность инструктора. Казалось, дело весьма перспективное, интересное, хотя и опасное. Тогда как раз подняли головы бандеровцы. Бандиты днем и ночью творили свои черные дела.
В то же время жизнь брала свое. День ото дня все звонче и бойчей звучал на улицах смех. Палисадники ломились от веток сирени, жасмина и буйства всевозможного разноцветья. Следуя зову природы, местечковые красавицы достали из скрыней и сундуков давно ненадеванное убранство; заодно, конечно, и ленты, и бусы, и монисты, серебряные браслеты и прочие побрякушки. Таисия же наша и в будни, и в праздники по-прежнему ходила в строгой военной гимнастерке и в форменной юбке цвета хаки.
И все же трудно против зова природы устоять. Строгая на вид и безупречная в отношениях с людьми, Таисия Алексеевна однажды явилась на службу с сережками, нарушив негласный, но строгий партийный этикет. Все остальное в облике, в одежде инструктора агитпропа было обычное: зеленая гимнастерка, зеленые глаза. Прибавились лишь крохотные изумрудные камушки в ушах — их подарил Степан в день рождения своей невесты.
Сочетание разных оттенков зеленого было сногсшибательным. И в таком «виде» товарищ Алмазова посмела прийти на расширенное заседание партийного бюро, вызвав тем самым среди присутствующих смятение, переполох. Оргвыводы не вдруг последовали. Но вокруг «белой вороны» возникла угнетающая атмосфера неприятия. Хитро стали ее выживать из круга себе подобных…
Я в ту пору уже работал, а жил неподалеку, в Молдавии Однажды в полночь получил телеграмму: «Встречай. Тая».
Попытка пристроить беглянку в «солнечной республике» потерпела фиаско. Причем ведь записи в трудовой книжке были не подлые, достаточно пристойные. Но у кадровиков свой нюх, к тому ж они владеют свойством читать между строк.
— Поеду-ка я к своим, на родину, — борясь со слезами, сказала Таисия Алексеевна! Дух переведя, добавила: — Да и сам тоже на чужбине-то долго не задерживайся.
