Владимир Познер - Одноэтажная Америка
Еще один заключенный сказал, что не верит никаким апелляциям, но он должен надеяться, потому что без надежды он погибнет наверняка.
Владимир, рассказывая это, переживал всю историю снова. Он не был уверен в невиновности людей, но абсолютно точно было то, что в той части страны, где доминируют белые, надежды на честный суд не было никакой.
В Америке три с половиной тысячи осужденных на смертную казнь. Познер считал, что система порочна: вынесение приговора о смертной казни зависит от цвета кожи и денег, а не от правды.
* * *Мы встретили Марка Мура на семейном ранчо на юге города. Ему было двадцать восемь лет, его немного квадратное лицо было чисто выбрито, на голове соломенная шляпа. В рабочей обуви, жуя табак, он смотрел на нас с любопытством в глазах. Он был от природы застенчив. Уже третье поколение его семьи владело ранчо, его дед был издольщиком, он пахал землю. Марк учился в колледже, затем занимался банковским делом. Но в выходные, пока его друзья смотрели футбол или ездили в Хьюстон, Марк работал на ранчо.
Он никому не говорил об этом, но в какой-то момент ему стало ясно, что все-таки его сердцу милей животные и земля. Так что он оставил банковское дело и вернулся на ранчо.
В нашей стране не принято, чтобы мужчина оставлял высокооплачиваемую, успешную карьеру для чего-то, что дает меньше денег. «Не особенно много заработаешь скотоводством», — сказал я.
«Да, не особенно много заработаешь на скоте, — повторил он. Затем добавил: — Но я не говорил, что совсем ничего».
Он показал нам своих лошадей, ведя разговор и поглаживая шею одной из них, нежно, но без сентиментальности. Иметь ранчо — это тяжелая работа, и здесь должны работать жесткие люди. Марку Муру была присуща стойкость, но он не был жестким человеком. Владимир спросил его, что больше всего волнует его, как американца. «Я думаю, мы теряем веру в Бога. Некоторые пробуют применить фразу «Мы верим в Бога» даже к деньгам».
Познер настаивал: «Ты говоришь, что, как американец, ты обязан верить в Бога?» Марк подумал: «Нет, я не так сказал. Это Америка. И вы имеете права. И даже право — не верить в Бога».
Может быть, потому, что они жили в маленьких общинах, была какая-то учтивость и тонкость у большинства сельских жителей. Так что я был удивлен тем, что, когда интервью закончилось, Марк сказал: «Я почти настаиваю, чтобы вы, ребята, поехали со мной на другое ранчо, ниже по реке. Я хочу, чтобы вы увидели это».
У нас было запланировано другое интервью в Хьюстоне, но от такого приглашения мы не могли отказаться, и я прыгнул в его грузовичок. Наш караван поехал следом. Двигаясь по дороге, мы проехали мимо черного мужчины, работающего рядом с маленьким домом, Марк помахал рукой, и он махнул в ответ. «Это мой арендатор», — сказал он.
Я спросил, каковы расовые отношения в этой части страны.
— Довольно сносные, — сказал Марк. — Джаспер в пятидесяти милях отсюда. Тот самый город, где они волочили беднягу. Но здесь дела обстоят неплохо.
Я помнил это ужасное преступление, совершенное несколько лет назад. Черного мужчину привязали к машине и таскали до тех пор, пока он не умер.
— Людей тут принимают за людей. Вряд ли вы услышите это слово на букву «Н», может, все еще где-нибудь на западе Техаса. — Он помолчал. — Я просто думаю, что мы должны смотреть в будущее, а некоторые люди все еще придерживаются старых взглядов. Как сто сорок лет назад.
— Что ты имеешь в виду?
— Рабство. Я не думаю, что работу сейчас должны давать, полагаясь на расовые предрассудки.
Я понял его утверждения, но я видел вещи немного иначе.
— Мне 59, и я помню, когда Верховный суд объявил вне закона расовую сегрегацию в школах. И я помню совершенно ясно, когда в шестидесятых, в конце концов, Конгресс гарантировал черным право на голосование. Это все происходило на моей памяти и как будто недавно. У нас была долгая история дискриминации, и, я думаю, это все еще встречается.
Он слушал.
Мы свернули с мощеной дороги на узкую тропу — просто две колеи. Я повернулся назад удостовериться, что наш караван едет за нами. Тропинка плутала по высокой траве, по обеим сторонам тропы пасся скот. Дорога спускалась в лощину, под колесами был песок, и руль проскальзывал.
Городская и сельская жизнь учит разным вещам, и я знал, что выросшие в городе русские в другой машине думали обо всем этом: «Куда, к черту, мы едем? Мы можем здесь застрять!»
— Эти ребята переживают, как бы не застрять, — сказал я.
— Да нет проблем, — сказал Марк, с уверенностью человека, который живет в деревне. — У меня есть цепь, и, если они застрянут, я просто вытащу их.
Он остановился возле деревьев. Впереди была река, и было видно песочный берег на другой стороне. Вода была мутная. Он смотрел на безмятежную воду. Чудесная голубая цапля медленно взлетела неподалеку.
— Это место какое-то особенное для тебя? — выпалил я неожиданно, но было уже поздно.
— Здесь я сделал предложение моей жене, — сказал он со стеснительной улыбкой.
Пока мы ехали, Марк сказал:
— Можно мне спросить тебя кое о чем? Там, на ранчо, Владимир, как мне показалось, говорил довольно сильные вещи о Боге.
— Ну да, у него сильные убеждения. Он атеист.
— На самом деле? — его глаза расширились от удивления.
— Да! И, как человеку, имеющему двойное гражданство — русское и американское, — ему важно, чтобы люди понимали, что у него есть такое право, как у гражданина.
Я рассказал ему о том нашем ужине с Познером в Москве. В нашей беседе я продекламировал преамбулу к Конституции:
«Мы, народ Соединенных Штатов, дабы образовать более совершенный союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную оборону, содействовать всеобщему благоденствию и закрепить блага свободы для нас и потомков наших, торжественно провозглашаем и устанавливаем настоящую Конституцию для Соединенных Штатов Америки».
Когда я закончил, Владимир посмотрел на меня и сказал:
— Разве ты не чувствуешь, как мурашки бегут по твоей спине?
Марк посмотрел на меня.
— Я не хочу быть старомодным, но я хотел бы, чтобы вы поняли — я вырос с Библией, и я никогда не встречал никого, кто не верит в Бога. Как может кто-то иметь внутреннюю мораль, если он не считает Бога частью своей жизни? Возьмите, к примеру, меня. Мне нравятся прекрасные женщины, но я уже женат на одной. Я могу смотреть на других женщин, но я не могу их трогать.
— Хорошо, возьмем для примера меня. Я не думаю, что Бога нет, но у меня нет способа этого узнать. Я много думал об этом и пришел к тем же самым моральным выводам, которые ты использовал, комментируя ситуацию в Ираке. Ты сказал, что задавал вопрос сам себе, готов ли ты разрешить своему сыну воевать там. Для меня это совершенно точный вопрос: это значит, твой ребенок, мой ребенок и такие же чьи-то дети будут воевать там. Если я не готов позволить моему сыну поехать туда, как я могу поддерживать то, чтобы посылали чьих-то детей? Мы только что узнали друг друга, но я должен воспринимать тебя как человека, точно такого же, как я. Это мое понятие морали.
Марк Мур слушал — честный, открытый и принципиальный.
* * *Мы проехали по низкому мосту, пересекающему маленькую речку, которая вытекала, будто из романа Марка Твена. Медленно движущаяся вода, пышные дубы вдоль берега. Пришло время сделать остановку, дорога привела машину под уклон, и мы свернули на маленькую парковку. Все, кроме меня и Познера, вышли размять ноги. Через некоторое время мы посмотрели вокруг и не увидели никого. Видимо, они спустились вниз по тропинке, ведущей в лес. Мы вышли из машины и пошли вслед.
Ограждения тянулись около сорока ярдов между деревьями и заканчивались на площадке выше границы озера. Дубовые деревья подчеркивали зеленую линию берега. На белой металлической табличке было написано: «Заповедник дикой природы штата». Люди Техаса оберегали это место от вмешательства.
Члены нашей команды любовались бутонами лилий, густо покрывающих озеро метров на пятнадцать. В чистейшей воде были видны головы трех маленьких крокодильчиков. Головы были примерно сорока сантиметров, и я предположил, что полная длина животных должна быть около метра с половиной. Мы все были очарованы этими дикими древними созданиями.
Близко к противоположному берегу я заметил в воде какое-то бревно, оно казалось черным по сравнению с травой, что привлекло мое внимание; вода, казалось, слегка рябила возле этого места. В недоумении я присмотрелся внимательно. Потом я понял, что бревно движется. Гигантский аллигатор направлялся прямо на нас.
Он пересекал озеро с большой скоростью. Вода бурлила сзади него, от движений его огромного хвоста, движущегося из стороны в сторону, как маятник часов. Тик-ток, тик-ток… Он был в половине пути от нас, потом в ста метрах, пятидесяти, приближаясь неумолимо, как поезд. Маленькие крокодильчики вдруг почувствовали его присутствие и бросились врассыпную. Большой аллигатор игнорировал их, направляясь прямо на нас. Он остановился возле лилий, в пятнадцати метрах от берега. Его огромная голова была покрыта гребнями и шишками, и я на взгляд прикинул — расстояние между его глазами было около тридцати сантиметров.
