Вера Галактионова - Спящие от печали (сборник)
В час борьбы тьмы и света, на исходе ночи, Лунная Красавица, оскалившись, перегрызала упругую солёную пуповину, чтобы больше ничто уже и никогда не соединяло её с недоношенным человеческим плодом. И едва дряблый рассвет, синевато-белёсый, словно свернувшееся молоко, забрезжил в окне, Лунная Красавица отползла от младенца, пахнущего кровью, и стала смотреть на него издали, сплевывая на пол нескончаемую липкую слюну.
Он был меньше кошки и казался сутулым – склонённое отёчное лицо его почти касалось голубоватых полупрозрачных колен, подтянутых к широкому животу, а на растопыренных пальцах ещё не выросло ногтей.
Волоча за собою кровавый след, Лунная Красавица доползла до ванной комнаты, прихватила там тряпку и приползла назад. В глухом и сером рассвете она вытирала кровь вокруг скорченного недвижного ребёнка, и вытирала свой след, и беззвучно полоскала тряпку в ванне, привставая на дрожащие колени, липнущие к полу. Вода скоро становилась багровой.
Потом Лунная Красавица стояла на четвереньках перед растворённым стенным шкафом, раскачиваясь из стороны в сторону, прежде чем собралась с силами и вытянула свежую неглаженую простынь. Этой простынью она подхватила младенца, уже холодного, уже тяжёлого будто камень, плотно сомкнувшего толстые веки на одутловатом личике, и завернула его с головой.
Лунная Красавица опасалась ещё, что он вот-вот закричит от удушья в тугом белом коконе – вздрогнет, и закричит, и забьётся. Но это был послушный и непривередливый ребёнок – он умер сразу и навечно, как она того хотела.
Со свертком на вытянутых руках, боясь прижать его к себе, Лунная Красавица двинулась на балкон, с трудом переставляя расползающиеся колени. В глаза её ударили первые лучи восходящего и ясного солнца. Она не заметила солнца, зрачки её не сузились, а колени ткнулись в порог и застыли.
Но, постояв, Лунная Красавица одолела это препятствие и уложила сверток в картонную коробку, валяющуюся на балконе. Она возвращалась уже на локтях, не спеша, подтягивая рывками больное туловище. Руки уставали и подламывались, и плохо держали её. Потом Лунная Красавица пыталась взобраться на постель. Она падала на пол, ушибаясь каждый раз головою об угол кровати. Наконец Лунная Красавица затихла на кровавых разводах и плевках – так и не взобравшись, она уснула, прижимаясь щекою к полу.
Она попала в нестерпимое пекло, ощущая сквозь забытье, что пекло это – ледяное. И видела промерзшее окно гостиничного номера. И снова решительная рыжая подруга толкала Лунную Красавицу в плечо. «Мы должны научиться танцевать голыми на их столах! – говорила она резким шепотом. – Иначе отсюда не выбраться, слышишь? Никогда. Никогда. Никогда. А здесь у нас один жених на двоих – это хромой учитель пения, да и тому уже сорок. О чём ты только думаешь!.. Но если мы научимся танцевать голыми, кто-нибудь из командированных этих начальников полюбит тебя или даже меня. Они могут увезти нас отсюда в город. В город. В город».
И Лунная Красавица глотала жаркую ледяную водку. «В город. Они могут». И видела, как переступает меж рюмок озябшими ногами рыжая подруга её, как раскачивается над столом длинное тело, покрытое мурашками: «в город». И вновь торопливо отводила глаза от бледных грудей, сведенных гостиничной стужей. Химические оранжевые кудри падали на жалкое лицо танцующей – она не убирала их и мучилась от стыдливости, бедная неудачливая подруга её…
Но пьяные приезжие кричали Лунной Красавице: «Ну? Ну! Ну!!!» И один из них, начальник толстый и курносый, уже сорвал с Лунной Красавицы кофту, а второй, мелкий, похожий на кузнечика, вцепился в пояс юбки и теребил этот пояс с ненавистью, будто хотел разодрать его. И тогда молчавший всё это время Старик рявкнул спокойно: «Хватит».
Лунная Красавица смотрела в заиндевевшее окно, оттаявшее поверху, натягивала кофту и застёгивала пуговицы на вороте. А странная тень, отпрянувшая от окна, метнулась в это время к ветхим заснеженным сараям и, прихрамывая, пропала в тёмном и узком переулке.
Старик взял её за руку. Он увел её в свой двухкомнатный «люкс». Старик выбрал её.
…Когда Лунная Красавица очнулась, поднимался из долин и взбирался вверх по стеклу темный вечер. И ярче с каждою минутой разгорался электрический свет, бьющий в глаза. Она увидела, что пол вокруг неё залит новой кровью, уже запёкшейся и уже похожей оттого на куски печени. Лунная Красавица отвела равнодушный взгляд от крови, чтобы смотреть вверх, в белизну чистого потолка.
Вдруг в плотной тишине она услышала крик под балконом – он доходил слабо, едва-едва, будто сквозь ватное одеяло: это кричал и плакал во дворе грудной ребенок. Звук истаял, будто умер медленно, а глухота вернулась. Она вернулась вместе с гулом в ушах – ровным и властным, едва Лунная Красавица приподнялась и попробовала устоять на слабых ногах. По улице мчались бесшумные машины, они торопились увезти свет фар подальше отсюда, и сами сбегали из тьмы к широкому сиянию проспекта. И от быстрого мелькания огней, уносящихся прочь, наступило головокружение, резко перешедшее в тошноту.
Лунная Красавица опустилась на четвереньки – так ей было значительно легче. И так, на четвереньках, снова принялась вытирать кровь, чувствуя, как отвисает при этом растянутый лёгкий живот и как из закаменевших сосков стекает тёплое молоко, ненужное и клейкое.
Непонятно как Лунная Красавица очутилась в ванной комнате. Там она старалась дотянуться до крана и помнила еще, что ей надо помыться. Она теряла равновесие и падала на мокром кафельном полу – не успевая уцепиться за край ванны, она ушибалась, наверно, всякий раз: локти и плечи её были содранными и не болели.
Лунная Красавица отдохнула, лежа, и поползла на кухню, где пол был деревянный. Она долго вставала, видя перед собою только лишь водяную струю, искрящуюся, бьющую в раковину беззвучно, и наконец дотянулась до нее губами. Вода казалась приторно-сладкой, но Лунная Красавица пила бесконечно и изнемогла оттого. Опускаясь в бессилии, она поёжилась от вялого желания переодеться в чистое; сорочка её задубела от крови и отяжелела понизу.
Но вдруг Лунная Красавица проснулась среди ночи здесь же, под раковиной. И ещё просыпалась дважды, ничего о том уже не помня, но сразу уплывала в сон, быстро и навзничь. И в раковину бесшумно била вода, а в глаза бил свет, нестерпимо жёлтый, не знающий заката.
Душным днём она снова много и жадно пила гулкими глотками, ужасно потея: пот струйками сбегал по вискам, по голым рукам, он скапливался в ладонях и сильно щекотал ноги, скатываясь к лодыжкам. Но Лунная Красавица знала, что это не пот – что это ползают по ней быстрые зелёные мухи: они завелись от жара, которым исходила пылающая во дне лампочка. Отогнать мух было невозможно. Она побрела от них прочь, держась за стены, уплывающие из-под ладоней, и крепко зажмурясь, чтобы мухи не жалили в глаза.
Она пришла в себя то ли поздним утром, то ли ранним вечером. Спина прилипала к горячей постели, залитой кровью, а мысли не оживали. Они, неживые, лишь увлекали Лунную Красавицу в пустое небытие: там, во тьме, не было никого из людей, и дымные призраки, переменчивые словно облака, давно покинули его. А вместе с ними ушёл оттуда и дьявол Шулмусы. Он отправился к снежным вершинам недосягаемых гор, в которых двигались одни только тени от скал… Тьма небытия пахла тленом.
Лунная Красавица накрывала лицо подушкой. Она закутывала голову одеялом. Но сладкий душный запах проникал всюду. Он перебивал смрад густой разлагающейся крови, шедший от постели. Длинные волосы Лунной Красавицы свалялись и сбились в комья, они обвивались вокруг шеи, душили её и липли к щекам, и от них в забытьи чесалось лицо и горело.
Вдруг кто-то сильно толкнул её в плечо – должно быть, это была незримая рыжая подруга её. Рыжая подруга, учившая Лунную Красавицу танцевать голой, невидимо призывала к действию. Лунная Красавица открыла глаза.
Она подтянулась на ободранных локтях к изголовью и подобралась к немому телефону. Диск беззвучно завертелся под пальцами и сорвался. Переупрямив диск, она снова набрала номер. И ненавистный женский голос, пожилой и тягучий как вяленая дыня, разнеженно спросил её:
– Ал-ле? – И разрешил: – Говорите.
Лунная Красавица опустила трубку, не заметив, что глухота отступила. Тошнотворный трупный запах пробирался с балкона и густел. Она закрылась от него руками. Тогда кислая жирная вонь ударила ей в лицо – так пахла сорочка, впитавшая больной пот и преждевременное молоко, ещё струящееся из сосков. И снова кто-то толкнул её в плечо. И заставил дотянуться до телефона.
– …Эй! Кто там молчит? – весело спросил тот, кто был ей нужен.
Лунная Красавица расчесывала лицо ногтями, морщилась от мучительного зуда и не могла перестать чесаться.
– …Ты, что ли? – удивился он.
– Иди возьми на балконе своего ребёнка и похорони, – Лунная Красавица наконец сумела разжать губы.
