Зэди Смит - Собиратель автографов

— Размером с моего отца, — сказал Джозеф, выпуская дым изо рта.

— Ну да. Точно такой же шкаф. И он всю жизнь заставлял Рубинфайна стать раввином, прекрасно зная, что это не для него, но все равно с сына не слезал. Марк с удовольствием бы проводил все свое время с твоим отцом, Алекс, будь у него такая возможность. Он так любил Ли Джина! Такого отца ему не хватало, такой отец был ему нужен! Понимаешь? Знаешь, почему он сейчас немного с прибабахом? Если бы с ним в детстве немножко по-другому…

— Да, точно… — согласился Алекс, понурив голову.

— Ой, прости, пожалуйста, — перебил его Джозеф и бросил сердитый взгляд на Адама.

— Ничего-ничего, продолжай, — попросил Алекс. Впервые за последние часы он держался на ногах без посторонней помощи.

— В общем, и все… просто… Жаль, что я плохо знал твоего отца. То есть будь у меня хоть малейшая возможность…

Алекс сунул руку в карман пальто, намереваясь скрутить косячок:

— Ну, ты видел его — в день, когда он умер. Он тогда так хорошо держался!

Мир состоит из букв, из слов. И когда дружбе вот-вот придет конец, надо произнести какие-то важные слова. Иначе ей не выжить.

Это были те самые слова.

Вопрос: Что сказала надувная директриса, когда в ее надувную школу пришел надувной мальчик с острой булавкой?

Ответ: Ты проколол меня, проколол себя — и проколол всю нашу школу…

Джозеф выдал этот прикол словно бы между прочим, но его приняли как лучший анекдот столетия. Покурив травки, пьяненький Алекс совсем потерял голову. Но ни на какой дурман нельзя списать то, что он целых четыре минуты умирал со смеху — даже в груди заболело — и, когда пытался перестать, тут же снова начинал булькать, как вода в полуприкрытом сливном отверстии. Наконец он замолк. Задумчиво вздохнул. Ему стало зябко. Накрапывал дождь.

Адам заметил его дрожь:

— Что с тобой?

— Все о’кей, — кивнул Алекс.

Он попытался встать. Не получилось. Адам протянул ему руку. Алекс поднялся.

— Так жаль Китти. — Адам почувствовал, что теперь это можно сказать. — Тяжело было об этом услышать. Знаю, ты с ней встречался… И она так много для тебя значила. Я пытался до тебя утром дозвониться — когда сам обо всем услышал. Хотя побаивался: никогда не знаешь, чего от тебя ждать. Жаль, что не удалось раньше с тобой встретиться. В действительности думаю… Алекс, дружище, лучше бы ты оставил их у себя. Не надо было продавать эти письма. Им цены нет. Будешь теперь по ним скучать.

— Хм?

Джозеф встал, потянулся и зевнул:

— Мы видели эту газету. Не слушай ты Адама. Будто ты реликвии какие-то религиозные собираешь. Просто автографы, и ничего больше. Так что все в порядке. Это твоя работа. И нечего слюни распускать — что сделано, то сделано. Ты всего лишь толканул величайшую серию автографов десятилетия. Сиди на заднице и радуйся — вот что я тебе скажу.

— М-м-м?

Адам крепко обнял Алекса за плечи:

— Ты гвоздь вечернего номера газеты. Посмотри восьмую страницу. Можно спросить… что ты собираешься делать с этими деньгами? Их же чертовски много. Ведь есть и синагога… Не хочу на тебя давить… Но ладно — поговорим об этом завтра. Даже если бы ты вообще не пил, повод такой серьезный…

Алекс побежал вдоль по улице. Ноги его все еще немного заплетались, хотя он и приказывал им бежать. Вставать и поддерживать равновесие он уже научился неплохо. Добежать удалось только до ближайшего угла. Все-таки его координация оставляла желать лучшего. Алекс прислонился к какой-то двери и попытался взять себя в руки. Запыхавшиеся Адам и Джозеф через секунду его догнали, посмотрели наверх. Начинался дождь.

— Мы спешим? — спросил Адам, тяжело дыша.

— Вы — за мной… — Алекс снова побежал. — Она дома. Она дома.

Теперь они трусили рядом все трое, а дождь шел все сильнее.

— Кто у тебя дома? Почему мы бежим?

— Она. Китти, — сказал Алекс и прибавил ходу. Пальто развевалось за его спиной широким полотнищем.

— Видеокассета? — спросил Адам, еле поспевая за Алексом. — Ну так вернешь мне ее завтра. Велика беда.

— НЕТ. ОНА. КИТТИ. У МЕНЯ ДОМА.

— Алекс! — крикнул Адам, когда они пробежали мимо магазина видеокассет и Алекс начал забирать вправо вдоль дугообразной стены банка. — Алекс. Не сходи с ума.

Улица, где жил Алекс, в этот час имела вид весьма мрачный, все магазины закрыты. Адам и Джозеф молча на нее повернули, боясь разбудить родителей своих знакомых, не говоря уже о старожилах, у которых родителей не было в силу почтенного возраста.

— Алекс, пожалуйста, — взмолился Джозеф, совершив последний бросок к знакомым воротам и адресуясь к лохмачу Распутину, яростно шарившему по карманам в поисках ключей. — Сбавь обороты. Успокойся.

Алекс с победным криком вытащил ключи откуда-то из глубин пальто.

— О чем ты? — спросил отставший Адам, еле волоча ноги.

— Она. Там. Китти. Она у меня дома. Прямо сейчас. — Он открыл дверь и на международном языке жестов призвал к тишине. — Она в спальне, — громко прошептал он. — С Эстер. Болтают. Хлебом не корми, только дай языками почесать.

Он на цыпочках прошел по коридору и начал церемонно открывать дверь в гостиную, но тут же согнулся от приступа тошноты. Джозеф схватил его за локоть и потащил к кухонной раковине. Алекса долго выворачивало наизнанку, только через десять минут приступы рвоты стихли, остался лишь судорожный кашель, с которым ничего не выходит, даже воздуха. Потом Джозеф любовно вытер лицо друга влажным кухонным полотенцем и попытался дать ему снотворное из своей маленькой походной аптечки. Он вытащил из кармана куртки алюминиевую коробочку для пилюль и взял из нее одну таблетку. Но Алекс отказался. Он спал на ходу. Если что-то у него еще осталось, так только способность спать.

Вошел Адам, вздохнул, взял друга за плечо и вывел обратно в гостиную:

— Я разложил диван-кровать. Эстер, должно быть, наверху — ее сумка здесь. Хотя лучше туда не подниматься — перегаром от тебя несет будьте нате. Ложись спать здесь.

— М-м-м.

— Некролога нет, — Адам показал на лежавшую на кофейном столике вечернюю газету. — Завтра напечатают. Уверен. А ты ни о чем не думай и постарайся поспать.

— Хн-н-н… у-уг.

— Слушай, у тебя завтра, в десять часов, встреча с рабби Барстоном, просто чтобы обсудить детали. А в шесть вечера — сама служба. О’кей?

— А-адам…

— Иди спать, Ал. Увидимся завтра. Завтра. Все потом, дружище.

И они ушли. Они ушли. А он заснул как убитый. Ему не поверили. А женщины — женщины заключили союз против него.

Ему снился сон. Минута-другая в реальном времени, в реальной жизни. Но сколько всего вмещает такой сон! Погружаешься в него глубоко-глубоко, словно разрезая воду после прыжка с вышки. Алекса окружал сказочный парк во французском стиле, богато и с выдумкой обустроенный. Повсюду цвели розы. Среди кипарисов и тамариндов спрятался кусочек Индии. Выстриженные в форме диких зверей живые изгороди напоминали о европейских усадьбах. Сад камней словно переносил в Японию. Увитые плющом бамбуковые решетки обрамляли дорожки. И куда ни кинь взгляд — цветы, цветы… Как красив, должно быть, этот парк, если смотреть на него сверху, например из окна! Не успел Алекс и глазом моргнуть, как беломраморный дворец словно взметнулся из-под земли за его спиной. Но сначала ему предстояло разгадать тайну лабиринта, в центре которого скрывалась вооруженная луком нагая Диана. А дальше, как в тосканском ущелье, поблескивал между двух холмов рукотворный пруд. И последний штрих — причудливо изогнувшаяся лощина, словно бы уводящая за собой парк в неведомую даль. Или и нет никакого парка? А всего лишь рощицы и сады городских предместий? Просто на диво красивое местечко среди обычных ручейков и покрытых цветами полянок?

И все-таки парк, совершенно безлюдный. Окна дворца сияют в лучах солнца, слышатся звуки струнного квартета, звон бокалов и веселый смех — обычный контрапункт званого вечера. Но сам парк пустовал, и Алекс чуть-чуть встревожился. Хоть бы садовник какой встретился! Чтобы перекинуться с ним парой слов. Кто-то ведь выкопал ложе для этого пруда, посадил деревья, подстригает шпалеры? Не на званом же вечере эти люди? Там им не место. Сбитый с толку, Алекс кружил и кружил по одним и тем же дорожкам, зная, что это сон, и мучительно стремясь пробудиться. Но вот за двумя пихтами, словно часовыми, пейзаж изменился. Будто тропа вывела в потаенный уголок парка — с чередой небольших прудов и монолитными памятниками из белого камня между ними. И из каждой чаши синхронно выпрыгивали нагие фигуры, делали в воздухе причудливые кульбиты, сальто, подобно дельфинам, словно парили над водой, прежде чем погрузиться в нее вновь. Зрелище завораживало. Алекс вскрикнул от восторга и бросился к ближайшему пруду. С другой стороны его сидела обнаженная Эстер. На спинке ее кресла — гибрид директорского и шезлонга — было написано ее имя. Она не шелохнулась и не проронила ни слова. Алекс переключил внимание на мужчин. Мужчин? Половине из них не исполнилось и восемнадцати; стройные, как Адонис, и у всех одна общая черта. Лоскутки кожи, как маленькие мешочки, прикрывали их гениталии. У остальных мужчин, много старше возрастом, под животиками болтались точно такие же тривиальные чехольчики. И прыжки продолжались. Выше, чем прежде, и с новыми изворотами, движениями рук и ног. Иногда с глухими возгласами, обрывавшимися при погружении акробатов в воду. Алекс сбросил одежду и встал на берегу пруда. Но Эстер дала ему понять — по-прежнему не говоря ни слова и не двигаясь, — что войти в воду нельзя, не прочитав перед тем краткого посвящения. Посвящения? Алекс во все глаза смотрел на каменную плиту у монумента, с выбитыми на ней стихами. На каком языке? Иврите, латыни, коптском, русском, японском, негрипопском… Строки шли так, а потом эдак, изгибались, сталкивались, рвались на части… Когда он сказал, что не в силах ничего разобрать, раздался смех. Эстер и пальцем не пошевелила, чтобы помочь, словечка не вымолвила. Мужчины не верили ему. А женщины заключили против него союз.