Александр Климай - Наташа. Новая повесть о Ходже Насреддине
Пораженный этим зрелищем, гончар, выпучив глаза, остановился. На какое-то время окружающее прекратило для него свое существование. Все вокруг покрылось легкой дымкой, а затем провалилось в черную мглу. Человек не слышал шума знаменитого базара, не видел толпившихся вокруг людей. Огромный лев — царь зверей — поглотил все его внимание.
Трудно сказать, каким образом воображение старика провело параллель между пропавшей золотой монетой, зверем в клетке, озорником сыном и жуткой историей о таинственном превращении человека в животных… Но теперь Шир-Мамед нисколько не сомневался в том, что перед ним заколдованный Ходжа Насреддин. Единственное, чего никак не мог понять гончар, почему из такого маленького мальчишки получился уж очень большой зверь. Лев вел себя беспокойно, без конца ходил по клетке и раздраженно бил пушистой кисточкой хвоста по бокам. Так было до того мгновения, пока перед ним не появился Шир-Мамед. Гончар, как, впрочем, и многие другие люди, не знал о наличии у себя врожденных способностей укрощать диких зверей. Ему было достаточно только пристально посмотреть на льва, чтобы успокоить его. И в этом он увидел подтверждение страшной правды.
Издавна известно, что если человек захочет поверить во что-то, он воспринимает только те аргументы, которые подтверждают это, и совершенно не видит то, что свидетельствует против…
Между тем зверь лениво развалился в самой середине клетки, внимательно наблюдая за человеком. Гончар же вплотную подошел к железным прутьям и, пытаясь просунуть сквозь них свою голову, жалобно уставился на льва. Его губы дрожали, тихо шепча слова молитвы, направленной к всемогущему Аллаху. Зазевавшиеся укротители попытались оттащить старика от клетки, но это им сразу не удалось. Зверь же грозно рыкнул и подскочил к Шир-Мамеду. Это заставило его тюремщиков отойти. Тогда лев довольно замурлыкал и улегся рядом со стариком. Рука гончара коснулась лохматой гривы, и поток слез хлынул по морщинистому лицу.
По торговым рядам моментально распространился слух о необычном укротителе, докатившийся до ушей аль-Азиза. Неизвестно, чем бы закончилась вся эта история, если бы Ходжа вовремя не оказался рядом с отцом.
Скоро с минаретов послышались призывы к разговору с Всевышним, и гончар в который раз выложил всю свою душу, благодаря Аллаха.
После молитвы Шир-Мамед, чувствуя, что он не в силах больше продолжать торговлю, закрыл свою лавку и направился домой, по дороге обсуждая с сыном происшедшее.
— Скажи, ата, — проговорил маленький Насреддин, — а что это за богатство, которое ни один вор не сможет украсть?..
— Это знания человека, сынок. А для того, чтобы их иметь, нужно обязательно учиться. Ты скоро поступишь в медресе и будешь ученым…
ГЛАВА 10
Много ли, мало ли времени учился в медресе мальчик, а затем и юноша Ходжа Насреддин, доподлинно нам не известно. К тому же от Абу-Али-ибн-Селяма мы слышали, что там он вовсе не учился… Не будем всерьез воспринимать это свидетельство, которое, несомненно, подлежит забвению, ибо только недостойный может утверждать подобное.
Мы же со своей стороны со всей ответственностью можем заявить, что сами слышали от благочестивого Али-ибн-Мухаммеда, которому просто не можем не доверять, что он собственноручно держал свидетельство об изучении курса некоторых наук, преподаваемых в медресе, выданное на имя Ходжи после первых двух лет обучения.
К тому же дошедшие до нас сведения о более поздних годах жизни Ходжи Насреддина не оставляют и тени сомнения при ответе на этот вопрос и совершенно опровергают попытки злопыхателей отрицать сей, без сомнения, важный факт его биографии.
Испытывая материальные трудности, претерпевая невзгоды, Ходжа занимался с редким усердием, проникая в глубь еще не так давно неведомых ему наук, постигая мусульманское право. Али-ибн-Мухаммед указывал на высшую оценку, полученную Ходжой за примерные знания пяти основ ислама, которые включают в себя: исповедание единства Божия и послания Мухаммеда, молитву, милостыню, пост рамазана и хаддж.
Другие не менее правдоподобные источники свидетельствуют: юный Насреддин прекрасно знал, что город Мекка построен арабским племенем, из которого происходит сам Мухаммед, а важнейшая святыня в Мекке — Кааба. Он до мельчайших подробностей описывал это небольшое четырехугольной формы здание с плоской крышей, как будто до этого успел повидать его.
Но вернемся к Ходже Насреддину, который все это время постигал законы шариата…
У нас не осталось никаких свидетельств о том, по каким причинам Ходжа не закончил курс учения в медресе и покинул его. После этого он совсем недолго оставался в благословенной Бухаре и скоро уехал в известном нам направлении, не имея в своей поклаже священной книги Корана, зато зная ее наизусть.
По нашему разумению, причина, заставившая Ходжу бросить учебу, была весомой. Возможно, это было разочарование, свойственное человеку в этом возрасте. Иногда толчок к этому состоянию дают наши наставники. Кто знает, кто знает. А такие тонкие, смышленые натуры, как Насреддин, скорее почувствовав, нежели поняв это, невольно пытаются выразить свой протест и, как правило, попадают в немилость. Благодаря стечению подобных обстоятельств, даже самые талантливые ученики теряют желание, а затем и саму возможность познавать так необходимые им науки. Но проходит время и все расставляет на свои места. Если человек чист перед людьми и Богом, он заслуживает прозрения, и словно в награду ему открывается великая истина, ниспосланная Аллахом.
ГЛАВА 11
Все это будет впереди, а пока юноша Ходжа Насреддин шел по городу в гончарную слободу. Невысокий, но довольно широкий в плечах, в своей любимой тюбетейке, поношенном халате, с открытым лицом и веселыми глазами. Он еще совсем молод и неизвестен бухарцам и гостям города как защитник справедливости и возмутитель спокойствия толстосумов.
Ходжа и сам не сознавал, кто он сейчас и кем он станет для благословенной Бухары в недалеком будущем. Но как человек, которого (подчеркнем это еще раз) Аллах наградил всевозможными талантами, чтобы в нужный жизненный момент он не растерялся и мог помочь не только себе, но и ближнему, Ходжа был готов ко всему.
Вспомним хотя бы притчу, которую когда-то давно в детстве услышал Насреддин от Шир-Мамеда:
«Однажды царь пригласил своих слуг на пир, но не указал им времени, когда он состоится. Рассудительные приготовились заблаговременно, полагая, что в царском чертоге все к пиру готово; глупые же думали иначе: «Успеем, ибо для царского пира нужны большие приготовления». Но вот внезапно раздалось царское слово. Умные явились в праздничном убранстве, глупые же принарядиться не успели. Обрадовался царь первым, разгневался на вторых и сказал: «Приготовившиеся да сядут и примут участие в пиру, не приготовившиеся же пусть стоят и смотрят». Может быть, Ходжа к этому времени и забыл об этой притче, но поступал он, благодаря воле Аллаха, достойно, как и подобает умному человеку…
Вот и опять мы, не заметив сами того, отклонились в сторону от прямой дороги нашего повествования…
Впрочем, вернулись мы вовремя — именно в этом самом месте тесная улочка древней Бухары круто поворачивала влево, и Ходжа, как всякий умный человек, последовал по ней туда же, ибо в противном случае он наткнулся бы на стену и, не имея в запасе сил волшебства, способных переносить человека сквозь преграды, топтался бы на месте, тщетно умоляя Аллаха помочь ему в преодолении этого препятствия…
Итак, Насреддин свернул… Вот здесь-то и начинается наша новая история…
— Эй, путник! — услышал юноша негромкий оклик.
Ходжа, весело напевавший только что сочиненную им песенку, не сразу понял, что это обращение относится к нему.
— Да, да, именно к тебе мы обращаемся, — послышался скрипучий голос из кустов, растущих в тесном переулке у забора.
Насреддин на всякий случай оглянулся. Он был один на пустынной улочке, и поэтому приходилось думать, что таинственный незнакомец заинтересовался именно его ничем не примечательной персоной:
— Так это ты ко мне?!
— К тебе, к тебе, дырявая твоя голова.
Ходжа вспылил и, презрительно глядя сквозь густые ветки в то место, где, как он полагал, прятался его невидимый собеседник, ответил:
— Чья голова дырявее, мы еще посмотрим, воришка. Сейчас кликну стражников — живо поймешь, что ты и твой гнусный язык не правы, — и Насреддин набрал полную грудь воздуха…
— Во имя Аллаха, во имя Аллаха! — застонал прятавшийся. — Остановись, благородный юноша!
Ходжа хитро улыбнулся и шагнул к перепуганному незнакомцу. Сквозь пыльную листву он увидел довольно грузного мужчину почтенного возраста в новом дорогом, но испачканном и в нескольких местах порванном халате. Своим опытным взглядом Насреддин сразу определил, что пятна грязи на расшитой золотом материи совсем свежие, да и разодранные в клочья полы одежды еще недавно были целы. Ухоженное, лоснящееся от жира, хотя и выпачканное в саже и песке лицо, выдавало попавшего в неприятную историю вельможу, ну, на худой конец, очень богатого купца, неведомо каким образом оказавшегося в этом глухом бухарском переулке. Между тем незнакомец тоже не терял времени зря. Вперив в Насреддина взгляд, он внимательно его изучал, размышляя про себя, не зря ли доверился этому юноше, пригласив к разговору.