Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы
— Ну и?
— Мне кажется, я как большая воронка: слушаю все, собираю анекдоты, маленькие детали из жизни, и все сливаю в книгу. Прежней Жозефиной мне уже не бывать. Я меняюсь, Ширли, я очень меняюсь, даже если это и не сразу заметно!
— Эта история раскрывает для тебя жизнь. Она увлекает тебя туда, где ты никогда не бывала…
— А главное, Ширли, я больше не боюсь. Раньше я всего боялась. Пряталась за Антуана. За свою диссертацию. За собственную тень. А теперь я разрешаю себе вещи, которые запрещала раньше, я двигаюсь вперед и вверх!
Она как-то по-детски засмеялась и закрыла лицо рукой.
— Надо мне набраться терпения, пусть эта новая Жозефина подрастет и займет все место внутри меня и отдаст мне все свои силы. Пока я учусь… Я поняла, что счастье — не скучная жизнь без происшествий, без ошибок, без бурных событий. Счастье в борьбе, в преодолении, в сомнении, в движении — вперед, назло всем! Раньше я никуда не двигалась, раньше я спала. Меня несло по течению, спокойно, безмятежно: муж, дети, работа, быт. А теперь я научилась бороться, искать и находить решения, брать себя в руки — и я лечу вперед, Ширли. В детстве я повторяла то, что говорила мама, я видела мир ее глазами, а потом — глазами Ирис. Я считала ее такой умной, такой блестящей… Потом был Антуан: я подписывала все, что он мне скажет, подстраивалась под его жизнь. Даже с тобой, Ширли… Мне достаточно было знать, что ты моя подруга, это меня успокаивало, я говорила себе, что раз ты меня любишь, значит, я хорошая. Теперь все кончено. Я научилась думать сама, ходить сама, биться в одиночку…
Ширли слушала Жозефину и думала о той маленькой девочке, которой она когда-то была. Такой уверенной в себе. Нахальной, даже высокомерной. Однажды, когда гувернантка гуляла с ней в парке, она отпустила ее руку и убежала. Ей было тогда лет пять. Она бродила, смакуя чудесное ощущение свободы, радуясь, что может бегать вприпрыжку и мисс Бартон ее при этом не одернет, не станет ворчать, что приличная девочка должна ходить размеренно и чинно. Полицейский спросил ее, не потерялась ли она. Она ответила: «Нет, это моя гувернантка заблудилась, поищите лучше ее!» Ей никогда не было страшно. Она твердо держалась на ногах. Только потом все испортилось. Она прошла путь, обратный пути Жозефины.
— Ты меня не слушаешь!
— Слушаю…
— Я приняла темную сторону жизни, она меня больше не отталкивает, она меня больше не пугает.
— А как тебе это удалось? — спросила Ширли, растроганная такой решимостью.
— Знаешь, я думаю, что наша каждодневная борьба ведется ради любви. Не ради амбиций, не ради наживы, а ради одной лишь любви. Но при этом не ради любви к себе, нет! Тут-то мы и сходим с верного пути. Ради любви к другим, любви к жизни. Если ты любишь, ты спасен. Вот, чему я научилась за это время.
Она слегка улыбнулась, словно ее саму удивили все эти пафосные речи. Ширли посмотрела на нее и тихо сказала:
— Мне пока приходится не биться, а отбиваться, чтобы хоть как-то идти вперед.
— Но ты все-таки идешь, по-своему. У каждого своя дорога.
— Я не умею атаковать, предпочитаю бежать. И так всю жизнь, вечно в бегах, вечно галопом.
Она тяжко вздохнула, не позволяя себе сказать больше. Жозефина обняла ее.
— Чтобы жить нормально, надо нырять в жизнь, как в воду, теряться, вновь находить себя и опять теряться, начинать сначала, но ни в коем случае не думать, что когда-нибудь отдохнешь, нет, никогда это не кончается. Покой придет позже.
— В могиле отдохнем?
Жозефина рассмеялась.
— Мы живем на земле для того, чтобы драться, а не просто плыть по течению.
Она выдержала паузу, протянула чашку за добавкой чая, закрыла глаза, сглотнула и тихо прошептала:
— А что за человек английская королева?
Ширли налила из чайника чаю и ответила: «joker!» [37]
Мадам Бартийе вернулась с рынка. Руки у нее онемели от тяжелых пакетов. Сначала она намеревалась бросить покупки на столе в кухне, но, подумав, решила все разложить по местам. Как же дорого стоят эти овощи! Разве не проще открыть консервную банку? А потом их еще надо мыть, чистить, варить, столько времени и сил уходит. Сейчас даже мясо в горшочке можно купить в виде полуфабриката. Надо валить отсюда. Начинать новую, спокойную жизнь. Не париться больше, найти хорошего чувака, который будет платить за квартиру и даст возможность целыми днями смотреть телек. Макс сам как-нибудь выкрутится. Воспитывать ребенка — слишком тяжкий труд. Пока они маленькие, это легко, но когда взрослеют, с ними надо справляться. Навязывать им какие-то правила. Заставлять их соблюдать. Неохота. Ей нужен покой. Дети неблагодарны. Отныне — каждый за себя. В семнадцать ноль-ноль свидание с Альберто на Дефанс. Надо принять душ и привести себя в порядок. Накраситься, нарядиться. Она еще вполне ничего. Может произвести впечатление. А потом он тоже явно не мужчина года, уж это точно. Фотку прислал размытую, там ничего не видно. Но явно не красавчик.
Когда вернулась Гортензия, мадам Бартийе в пеньюаре ждала ее на диване гостиной. Она смотрела шоу Мишеля Друкера и жевала резинку.
— Ну, нашли что-нибудь хорошее?
— Не, полная фигня, — сказал Макс. — Зато повеселились. Играли на флиппере и пили кока-колу… Один чувак нам все оплатил… за красивые глаза Гортензии.
— Хороший чувак? — спросила Кристина Бартийе.
— Да ноль без палочки, — ответила Гортензия. — Свято верил, что я упаду в его объятья за три кока-колы и несколько жетонов на игру. Вот бедняга!
— Ты сразу просекла, да? — заржала Кристина Бартийе.
— Такого раскусить не трудно. Весь изошел слюнями, даже лужа под ним натекла.
— Достало уже быть малявкой, никто на меня не смотрит, — обиженно пробурчала Зоэ.
— Все впереди, птичка моя… Помнишь, ты обещала одеть меня на выход? — спросила Кристина Бартийе Гортензию.
Гортензия окинула ее оценивающим взглядом.
— Есть у вас какие-нибудь приличные шмотки?
Мадам Бартийе вздохнула: «Да ничего особенного, я не очень-то секу в фирменных шмотках, покупаю вещи по каталогам».
— Тогда будем делать слегка развязный, раскованный образ, — объявила Гортензия тоном профессионала. — У вас есть куртка в стиле сафари?
Мадам Бартийе кивнула.
— Есть одна из «Ля Редут». Этого года…
— А треники?
Мадам Бартийе опять кивнула.
— Отлично. Тащите сюда!
Кристина притащила ком одежды. Гортензия брала вещи кончиками пальцев, раскладывала на диване, долго разглядывала. Макс с Зоэ восхищенно следили за ней.
— Так-так…
Она сморщила нос, поджала губы, пощупала пуловер, топик, расправила белую рубашку, отбросила ее.
— А какие-нибудь аксессуары?
Мадам Бартийе удивленно подняла голову.
— Ну, бусы там, браслеты, шарф, очки…
— Есть какие-то штучки из универсама «Монопри».
Она сходила в комнату, принесла.
Зоэ толкнула Макса локтем и шепнула: «Смотри-смотри! Сейчас она сделает из твоей матери секс-бомбу».
Мадам Бартийе бросила кучу украшений рядом с разложенными на диване вещами, которые, казалось, ждали прикосновения волшебной палочки Гортензии. Чародейка призадумалась, потом строго сказала:
— Раздевайтесь!
Мадам Бартийе открыла рот от удивления.
— Вы хотите, чтобы я вас одела или нет?
Кристина Бартийе повиновалась. Она стояла в трусах и лифчике, прикрывая руками грудь, и смущенно покашливала. Макс и Зоэ лопались со смеху.
— Главная деталь — колониальная куртка. Правило номер один: к ней треники «Адидас» с тремя белыми полосками, самое оно. У вас как раз такие. Это единственная возможность шикарно выглядеть в трениках.
— С курткой сафари?
— Именно. Правило номер два. Под куртку поддеть пуловер с V-образным вырезом и топик.
Она выдала мадам Бартийе вещи и знаком велела надевать.
— Неплохо… неплохо, — сказала Гортензия, оценив результат. — Правило номер три: добавить несколько недорогих аксессуаров, сейчас подберем вам бусики и браслеты…
Она украшала мадам Бартийе, как манекен в витрине. Отступала на шаг. Подходила, поправляла манжет. Снова отступала. Опускала воротник. Добавила браслет, ожерелье, круглые солнечные очки, держащие волосы как обруч.
— А на ноги кроссовки… И вперед! — довольно объявила она.
— Кроссовки! — возмутилась Кристина Бартийе. — Это как-то неженственно.
— Вы хотите выглядеть стильной теткой или профессиональной проституткой? Выбирайте, Кристина, выбирайте. Сами просили помочь, я помогла, если не нравится, надевайте свои шпильки и катитесь.
Мадам Бартийе заткнулась и надела кроссовки.
— Ну вот, — сказала Гортензия, потянув за свитер так, чтобы показалась бретелька топика. — Идите к зеркалу.
Мадам Бартийе ушла в комнату Жозефины и вернулась, радостно улыбаясь.
