Михаил Сергеев - Последняя женщина
Эти три дня я видел руины городов, беженцев и крематории. Но они уже не дымили! Не дымили! (Молча проходит вдоль сцены.)
Барроу (пренебрежительно). Согласен, зрелище не из приятных.
Наци. Молчи, мразь!
Барроу. Чья бы корова мычала!
Наци. Он, да и они тоже (показывает на остальных) думают, что я ужаснулся увиденному. Да и вы (поворачивается к залу), вы тоже так подумали? Нет!
Я знал обо всем этом при жизни. Постепенно (с горечью) привыкаешь. К тому, что делаешь изо дня в день. Нет, я ужаснулся другому! Больше всего я был потрясен, что существую без тела! Продолжаю существовать!
Барроу. Ну и что в этом потрясного?
Наци (словно не замечая реплики). Когда я окончательно это понял, меня охватил неописуемый страх и ужас от сознания того, что в Библии написана правда! Значит, на девятый день я попаду в ад! А еще там сказано, что нет слов у человека, чтобы описать, что меня ждет там. Вот что происходило со мной! Ожидание этого испепеляло меня каждую секунду, каждое мгновение. Я ведь, как и вы (обращается к залу), как и все вы, был убежден в другом! Ведь я не верил в это так же, как и вы сейчас не верите! (Указывает рукой в зал.) Я цеплялся за любую соломинку. Я кричал себе: "Нет! Этого не может быть! Это все сон! Ты спишь. Нужно просто пробудиться от кошмара". А они всё показывали мне и показывали. Девять дней пролетели, как один миг. Геенна поглотила меня. И все пройдут через это. (Тихо и обреченно.) Все нераскаявшиеся.
Квитаний. Как же ты попал сюда? Для чего тебя выпустили?
Наци. Только для одного. Чтобы (указывает в зал) сказать им: если хоть один человек придет в храм ради души моей, то прощен буду. Слышите (тихо), хоть один. Неужели среди вас не найдется хоть один? (Уходит на место.)
Квитаний. Да, дела.
Убийца. Я вспомнил! (Все оборачиваются к нему).
Квитаний. Ну, кого ты спас?
Убийца. Нет, я всего лишь ходил на исповедь и все рассказал. Я уже не мог спать. Они начали приходить ко мне по ночам.
Барроу. Ты бы к прокурору сходил, там бы тебя еще и причастили.
Маргарет (громко перебивая). Да замолчите! Я же говорила: достаточно спасти одного человека! Как вы не понимаете? Он спас себя! А вы (обращается к Барроу), вы бросьте эту розу! Она не идет вам.
Барроу (с раздражением). Да знаю. Но она ведь тоже оттуда, из романа. Рад бы бросить, да впилась шипами, как будто прилипла. (Подходит к Убийце, зло шипит.) Не много же надо для прощения.
Премьер (задумчиво). Не скажите. Может, это сделать гораздо труднее, чем убить. Или отдать приказ. Или вообще почувствовать себя виновным в действиях, о которых не знал и не мог знать. Никому еще не удалось отделить от власти события, в которых власть невиновна.
Пауза.
Наци (неожиданно хлопает себя по лбу и подходит к Премьеру). Послушайте, я как-то не решался спросить. Как вам там в Кремле?
Премьер. Что в Кремле?
Наци. Ну, командуется после "этих"?
Премьер. Да пошел ты!
Наци (отходя и грозя кому-то пальцем). Нет, нет. Это остается. Проникает в душу! Это особые места, где принимают страшные решения. Там искривлен сам ход мысли. Хотя после Хиросимы из Белого дома тоже не съехали. В этом есть какой-то чудовищный смысл! (Потирает руки.) Страх как интересно!
Сток. Я все-таки начинаю кое-что понимать. (Обращается к Барроу.) Так это вы написали ответ на статью "Кто сказал "Стоп!" эволюции"?
Барроу (гордо). Я! Да, я, Джо Барроу, профессор Калифорнийского университета. Автор "Декларации независимости совести"!
Славка. Что, что?
Барроу. Что слышал, недоносок.
Славка. От чего независимость совести? Повтори. (Угрожающе делает два шага в его сторону.)
Артур. Подождите, подождите! (Славка поворачивается к нему.) Такой лозунг — "За свободу совести" уже был — у интеллигенции. Тогда еще большевики пришли к власти. И еще в перестройку, у нее же.
Славка (разворачивается снова к Барроу). Ах ты сука! Опять миллионы на алтарь!
Сток (перебивая их, обращается к Барроу). Так это все сделали вы! Это вы сделали горячим океан. Вы уничтожили все на земле! Вы заставили меня четырнадцать месяцев чувствовать себя убийцей! (Обращается ко всем.) Я был там, в аду! Чудовище! После катастрофы мы остались живы одни во всем мире, там, подо льдом в Антарктиде. (Достает лист бумаги, читает.) "Когда начался голод, я продублировал основные системы управления в свое убежище. Да, с того времени я так это и называл. Люди постепенно начали терять контроль над собой.
Наконец наступил момент, когда нужно было принимать решение. Я обесточил линии управления резервуаров с главного пульта и открыл кингстоны. Газ почти мгновенно заполнил весь объем станции. Я невольно опустил голову, когда увидел, как заметались люди. Это длилось несколько секунд. Они пережили весь ужас непонимания того, что происходит с ними. Но я не мог поступить иначе. Другого способа умертвить станцию у меня не было. Отбирая у них жизнь, я оставлял им надежду. Пусть призрачную, но надежду.
Когда все уснули, я стал понижать температуру в помещениях. Через семь дней она опустилась до абсолютного нуля. Все были мертвы. Я знал, что необходимо удалить кровь и наполнить сосуды раствором, чтобы их не разорвало. Но я не мог этого сделать. Оборудование станции было предназначено для других целей. Никто не проектировал машин для убийства. Этого не было в задачах экспедиции. Я понимал, что нарушил весь регламент такой процедуры и просто всех убил. Впрочем, "правильность" и "регламент" этого так и не были признаны наукой. И сам я в них не верил. Но это только осложняло мой диалог с собой.
Я верил в другое. Я жил этим.
Если мы вообще кому-то нужны, если есть хоть кто-то в этой бесконечной вселенной, кому небезразлично, чем и как закончится наша жизнь, он придет к нам.
Если есть смысл нашего существования, то кто-то должен знать его. Ведь тем, другим, на земле, не дали времени для раздумий. А мне для чего-то дали.
Но для того ли, что совершил я?
Думая об этом, и только об этом, я начал медленно сходить с ума.
Если же не было ни цели, ни смысла существования человека, а наша станция просто случайность, — тогда все равно. Тогда я все сделал правильно". (Закрывает ладонью лицо. Все замирают.) И я решил задать себе последний вопрос.
Леонардо (вскидывая руку и показывая пальцем вверх). Последний вопрос нам будут задавать там!
Пауза.
Барроу (громко). Что замерли, как коты на маслобойне! Расквасились. У-тю-тю-тю. Мальчик! Антарктида! А вериги не пробовали? Всё вы делали и делаете правильно. И я тоже! Жесткая логика. Иначе и меня бы не было! Страшно представить! Почистить бы вашу компанию немного, и вперед! Еще сгодитесь, не унывайте!
Славка. Пожалуй.
Премьер. Мочить?
Славка. Точно! Выхода нет!
Все бросаются к Барроу, начинается потасовка, Барроу валят на пол. Наци, сначала тоже бросившись с ними, останавливается и пытается вернуться. Затем снова в нерешительности оборачивается, топчется на месте.
Убийца. Постойте! Постойте! (Бегает вокруг них.) У меня ведь есть самоличный способ накидывания петли, чтоб не выпутался! Я же так старался! Ну, дайте же мне его!
Квитаний. Ну уж нет. Еще реанимируют. А здесь надежно! Голова с плеч — и готово. Проверено временем! (Помогает вязать Барроу.)
Подтаскивают его к плахе.
Леонардо (встает и громко говорит). Остановитесь! (Все на секунду отрываются от Барроу и смотрят на него с удивлением.) Остановитесь! Это же и есть безумие твари! (Пауза.) Венец справедливости? Его наказание? Тогда и мы служим твари вместо Творца. Что понесете вы после этого с собой? (Угрожающе.) Разве такой у него должен быть конец? (Пауза.)
Я уже писал такую картину. "Первая женщина Рая". Она была тогда во мне. Я не удивлялся его существованию. (Указывает на ворота.) Я тогда ничему не удивлялся. Устал. Какая разница, если я жил, сходя с ума, ведь все равно я жил. Да и кому это мешало? Я думал почти как он. Но у меня был конец жизни, я так и не закончил картину. А он…. (Снова показывает на Барроу.) Он успел! То и другое нужно было одному! (Указывает на ворота.) Так хоть вы остановитесь!
Мои мысли и сейчас возвращаются к этому портрету. Как она была некрасива! Нет, не то. Безразлична и бесчувственна. У нее даже не было бровей. А зачем ей быть красивой? Ведь страсти еще не существовали. И вообще, было ли тогда понятие красоты по отношению к человеку? Красота — это результат сравнения. А с кем можно сравнить первообраз? Да, все правильно, подумал я, таким и должно быть творение. Первая женщина Рая. Он (указывает на ворота) хотел увековечить ее. Но не удалось! Я увидел ее оскал! Даже здесь она не оставляет меня.
