Вильям Козлов - Волосы Вероники
Гоголева сама меня вызвала в пятницу. В институт она приехала прямо из аэропорта. Ольга Вадимовна предпочитала даже на короткие расстояния летать на самолетах. Бесстрашная женщина! Нет-нет да в печати и промелькнет очередное сообщение об авиационной катастрофе.
Гоголева была в строгом сером костюме с лауреатским значком. Несколько лет назад она получила премию имени Ломоносова. На письменном столе рядом с папкой лежат скомканные перчатки. Судя по всему, я был первым ее посетителем. Зачем я ей так срочно понадобился? Хотя она и говорила, что велит убрать греческую жрицу с мраморного пьедестала, однако та по-прежнему гордо стояла на своем месте и высокомерно смотрела на меня.
— Через две недели я уезжаю с группой московских ученых на конференцию в Женеву, мне хотелось бы взглянуть на ваш перевод о Кусто. Издательство требует статью, а я еще не видела вашу книгу.
Перевод я закончил, вот только не успел перепечатать и вычитать, о чем и сообщил Гоголевой.
— Не беда, я прочту черновик, — сказала она.
Когда Гоголеву срочно вызвали в Москву, по институту сразу пополз слух, что ее собираются в министерстве утверждать на должность директора. Об этом мне сообщил Великанов. Грымзина — ярая противница Гоголевой — ходила мрачнее тучи.
— Если там не пожелают считаться с мнением общественности, — говорила она Уткиной в моем присутствии, — мы снова напишем…
— Я думал, вы утихомирились, — заметил я.
— Неужели вам, мужчинам, приятно, что вами будет командовать женщина? — бросила на меня укоризненный взгляд Коняга.
— Мы, мужчины, давно уже привыкли к тому, что нами командуют женщины, — миролюбиво заметил я.
— Дома — да, а на работе… — подала голос Татьяна Леонидовна Соболева.
— На работе пусть нами командуют мужчины, — сказала Инга Владимировна Губанова. — А свое мы дома возьмем.
— Я не против Ольги Вадимовны, — ввернула Альбина Аркадьевна. — Но, по-моему, все же лучше, чтобы директором был мужчина.
Грымзина покачала головой, усмехнулась:
— Мужчины тоже разные бывают… Уж вы-то должны в этом разбираться!
— Вы на что намекаете? — сузила красивые подведенные глаза Уткина.
— Я не намекаю, а говорю, что думаю, — отрезала Евгения Валентиновна и склонилась над рукописью.
Я вышел из комнаты. Альбина Аркадьевна нынче в боевом настроении, обычно она старалась не вступать в пререкания с грубоватой Грымзиной. Слушать женскую перепалку мне совсем не хотелось. И вот Гоголева вернулась из Москвы, у меня вертелся на языке вопрос: утвердили ее директором или нет? Открыто спросить мне показалось нетактичным. Но так как любопытство разбирало меня, я решил схитрить и сказал:
— Вас можно поздравить?
Ольга Вадимовна удивленно посмотрела на меня, потом невесело улыбнулась и сказала:
— День рождения у меня послезавтра, но все равно спасибо.
— День рождения? — промямлил я.
— Вы хотите знать, сколько мне стукнуло? Я не скрываю свой возраст… Сорок девять… Почти пятьдесят.
— Вы выглядите…
— На сорок? Сорок пять? — она посмотрела на меня с улыбкой. — Все равно это много для женщины, Георгий Иванович. Была молодость, любовь, мечты… А потом наука. Все прошло, осталась одна наука… Как это в Библии? Всему свое время, всему под небесами свой час…
— Когда же время мира придет в наш институт? — с горечью сказал я.
— В нашем институте, судя по всему, расплодилось много бездельников, — посуровела Ольга Вадимовна. — Кто занят серьезной научной работой, тот не станет отвлекаться на разные пустяки.
— Пустяки? — покачал я головой. Или она действительно святая, или до нее не доходят слухи о том, что происходит в институте.
— Я говорила в Москве, что пора наконец назначить к нам директора, — продолжала Гоголева. — Я не понимаю, почему так затянулось это дело.
— Я тоже не понимаю, — искренне ответил я.
— Я никогда не думала, что у меня столько недоброжелателей, — с грустными нотками в голосе произнесла Ольга Вадимовна и достала из ящика письменного стола папку с завязанными тесемками. — Тут письма и заявления в разные инстанции от наших сотрудников…
— И что вы думаете на этот счет? — поинтересовался я, с удовлетворением отметив про себя, что ни на одной бумаге моей подписи нет.
— Я их не читала, — сказала она. — Не хочу думать о людях хуже, чем они есть на самом деле.
— Но хоть кто воду мутит, вы знаете?
— И знать не хочу, — резко сказала она.
— По-моему, вы не правы, — сказал я. — Оттого, что не принимаете никаких мер, некоторые сотрудники и распустились… Ваша деликатность в этом деле истолковывается как ваша слабость.
— Что же мне, вызывать их и прорабатывать? — кивнула она на папку. — Или увольнять?
— Этого я не знаю.
— А как бы вы поступили на моем месте? — наступала она. — Предположим, в этой папке и ваши письма…
— Неумное предположение, — резко прервал я ее. — Я предпочитаю все высказывать прямо в лицо. Заявления и доносы — это не моя стихия.
— Извините, я не хотела вас обидеть.
— Оттого, что вы не прочитали… — я запнулся, не зная, как назвать эти бумаги, — это «творчество», вы теперь о всех сотрудниках плохо думаете.
— Вы ошибаетесь, наоборот, я не хочу плохо думать о наших сотрудниках… потому и не могу заставить себя раскрыть эту папку.
— Если вам предложат стать директором — откажитесь, — сказал я.
Она ошарашенно смотрела на меня, потом с улыбкой спросила:
— Не гожусь?
— Не годитесь, — подтвердил я.
— Значит, они правы? — покосилась она на папку.
— Я тоже не читал этих писем, — сказал я.
— Я не ангел, недостатков у меня, по-видимому, достаточно, но мне неприятно, когда ими тычут мне в нос… — горячо заговорила она. — Я их сама отлично знаю и по мере сил борюсь с ними. А тут меня грязью поливают, мне об этом прямо сказали… — она с брезгливостью взглянула на папку. — И, наверное, не по злобе… Кто-то, конечно, их настраивает против меня.
— И вы отлично знаете кто, — уверенно заявил я.
— Допустим, — согласилась она. — Но изменить что-либо я не могу. Это не в моем характере.
— И пусть пишут, сплетничают, плетут интриги?
— Я верю в истину, — улыбнулась она.
— Бывает, Ольга Вадимовна, истина погребена под ворохом лжи, и попробуй докопаться до нее, — возразил я.
— Моя истина всегда со мной, — сказала она. — А этим… — взгляд ее снова скользнул по папке, — пусть занимаются другие… Пишут-то не мне, а про меня.
— Может, вы и правы, — сказал я, хотя до конца и не был убежден в этом. Если бы на меня возвели клевету, то я, пожалуй, набил бы морду этому негодяю…
И вдруг увидел, что в моей руке ее кожаная перчатка. Видно, я не на шутку разволновался, если не заметил, как машинально взял ее с письменного стола. У меня была дурацкая привычка что-нибудь держать в пальцах!
— Странный мы разговор с вами затеяли, — задумчиво произнесла она.
Я положил перчатку на стол и, спрятав от греха руки за спину, спросил:
— Ольга Вадимовна, как вы относитесь к ноосфере?
— Модный термин, — усмехнулась она. — И очень расплывчатый: одни ученые полагают, что ноосфера — это «планетизированный поток информации», другие смешивают ее с техносферой, социосферой, антропосферой, биотехносферой, третьи утверждают, что ноосфера — это области биосферы, контролируемые разумной деятельностью человека, а четвертые заявляют, что ноосфера — это миф. Ее вообще не существует…
— Значит, вы отрицаете ноосферу?
— Я этого не сказала… Мое понимание ноосферы полностью совпадает с учением Вернадского, который писал, что ноосфера — это закономерный результат истории природы.
— И сейчас еще можно услышать, как человек с гордостью называет себя «царем природы» и похваляется, что может полностью подчинить себе природу, — заметил я.
— Все разумные люди планеты прекрасно понимают, что это чушь, и теперь лишь невежды грозятся подчинить природу себе. Природа мстит не сразу, иногда многие века терпеливо сносит все надругательства над собой человека, а потом больно бьет. Да что я вам говорю: этими проблемами сейчас занимается не только наш институт — десятки институтов мира.
— Я побежал, — спохватился я. Все-таки Ольга Вадимовна только что из аэропорта, в приемной ее ждут другие наши сотрудники, а я тут толкую с ней о таинственной ноосфере.
— Куда вы? — удивленно взглянула на меня Гоголева.
Когда она увлеченно развивала свою мысль, то и сама забывала о времени. Я заметил, когда Ольга Вадимовна рассказывает о близких ей вещах, она молодеет, глаза оживляются, движения становятся легкими, она расхаживает по кабинету, иногда дотрагивается кончиками тонких пальцев со слабо наманикюренными ногтями до бронзовой головы жрицы, будто черпая у той силу.
