Сергей Морозов - Великий полдень
Я отдавал себе отчет, что если бы не Майя, если бы не блеснула предо мной эта «прощальная улыбка», мне бы и в голову не пришло, что я когда-нибудь могу уйти из семьи или что-нибудь в этом роде. Как это ни глупо прозвучит, но иногда мне казалось, что Наташа действительно относится ко мне с сестринской терпимостью и снисходительностью. Ей-Богу, я почти забывал, что она мне как ни как жена, и мне даже начинало казаться, что она должна по-родственному, то есть сочувственно, отнестись к тому, если я полюблю другую и моя душа вновь оживет и загорится надеждой на счастье, должна чуть ли не радоваться этому факту, желать этого для меня. А последнее время мне вообще казалось, что ей уже известны мои намерения, и она смирилась. Я вел себя как идиот… Впрочем, нет! В глубине-то души я, конечно, понимал, что Наташе все-таки будет больно, она будет страдать. И я тоже буду страдать. Вот почему, когда я услышал, что она узнала про меня «кое-что», у меня перехватило дыхание. Словно на меня опрокинули ушат ледяной воды. Я не нашел ничего более умного, как изобразить на своей физиономии самое наивное непонимание.
— Кое-что узнала? Что ты имеешь в виду?
— Сам знаешь, — естественно последовал ответ.
Начался долгий и бессмысленный словесный пинг-понг.
— Не знаю.
— Нет, знаешь.
— Нет, не знаю.
В процессе пинг-понга я успел сделать важное наблюдение. Жена избрала тон бесстрастный и даже нарочито равнодушный и насмешливый. Якобы, то, что она про меня узнала, само по себе ее мало трогало. Задело то ее что-то другое.
— А я говорю, знаешь!
Так мы могли бы препираться до бесконечности.
Поскольку я начал с того, что изобразил полное непонимание, то был вынужден продолжать в том же духе. Как ни странно, избранная мной тактика отпираться до последнего ее вполне устраивала.
— Понятия не имею, — повторил я. — О чем ты?
Наташа немного подумала. Как будто перебирала в уме заранее приготовленные формулировки.
— Очень мило, — наконец сказала она. — Вот уж не предполагала, что ты такой дурак. Значит, ты решил приударить за нашей Майей?
Какое все-таки странные и уничижительные слова она выбрала! Приударить. За нашей Майей. Дурака я как то пропустил.
Я вытащил из кармана табакерку и взял крохотную щепоть табака.
— И что самое противное, — продолжала она, и на ее лице действительно появилось брезгливое выражение, — теперь, конечно, все наши будут это обсуждать. Вот уж не думала, что мне придется так краснеть из-за тебя!
— Чепуха, — пробормотал я, втянув носом ароматные пылинки, но на душе у меня сделалось прескверно. — Абсолютная чепуха.
Что еще я мог сказать? А в результате сказал то, что и требовалось жене. Она могла думать обо мне все что угодно, относиться ко мне как угодно, но ей как женщине требовалось одно — чтобы я отклонил ее обвинения, чтобы я малодушно отрекся от Майи. Так оно и случилось. Я отрекся.
Но не мог, не мог же я вот так просто признать то, что вменялась мне в вину! Еще скользкая формулировка: «решил приударить». В этом было что-то постыдное. В этом слышалось нечто от «ухлестнуть», «приволокнуться», «побаловаться». Дело даже не в том, что все было для меня куда серьезнее. Себе-то я не мог солгать, — моего объяснение с Майей не давало мне никаких шансов юлить… Господи, к черту все формулировки, к черту психологию!
— Я чуть под землю не провалилась от стыда! — говорила Наташа таким тоном, словно я уже был уличен, признал свою вину, в следствии чего факт произошедшего как бы утратил свою актуальность. Теперь она возмущалась моей человеческой непорядочностью. — К чему мне весь этот позор? Пойдут разговоры, сплетни! Если уж тебе вздумалось поразвлечься, мог бы поступить, как мужчина — подыскать кого — нибудь на стороне. Только не среди знакомых! Господи, какой позор, какой позор! И как я теперь буду смотреть в глаза Маме? Ты бы прежде подумал, в какое положение меня поставишь! Как ты сам теперь будешь смотреть всем в глаза? Что еще скажет Папа, когда узнает!
— Да? А что он скажет? — пробормотал я.
— Впрочем, он-то, пожалуй, ничего не скажет, — усмехнулась жена. — Ведь в его глазах ты всегда был еще большим юродивым, чем даже дядя Володя…
Несмотря на ее насмешливый и даже язвительный тон, было видно, что она едва сдерживает себя Лучше бы она откровенно разозлилась и перешла на крик. Я рассеянно постукивал пальцем по табакерке, но в душе царило полное смятение. Каким образом жена прознала обо мне и Майе? Что именно ей известно? Возможность того, что нас с Майей могли подслушать, я категорически исключал.
— Как ты не понимаешь, что Майя еще девчонка, — тем временем выговаривала мне жена. — И ей как девчонке просто лестно, что ты на нее запал, хотел за ней приударить. На ее счету, кажется, пока не так много побед, чтобы ей не захотелось похвастаться. Еще бы, такой ухажер — взрослый мужчина, творческая личность, почетный гражданин! Господи, каким дураком ты себя выставил! Неужели ты не понимаешь, что она не такая дура, чтобы ты мог на что-нибудь рассчитывать! Она хорошо воспитана, у нее серьезные планы. Она нормальная, умная девушка, и хочет нормально выйти замуж, создать нормальную семью. К чему ей портить себе жизнь эти глупым никчемным флиртом? Уж она-то, конечно, никогда бы не стала крутить подобных романов, как это только могло прийти тебе в голову?!..
Боже мой, что такое она говорит! Неужели Майя кому-то хвасталась, что я на нее запал, что я пытался за ней приударить! Неужели она передала наш разговор Маме, а та рассказала Наташе? В таком случае я действительно круглый идиот, даже в зеркало смотреться не нужно. А может быть, Майя поделилась своими интимными девичьими секретами с Альгой? Ну конечно, только ей, Альге, она и могла довериться! Кому ж, как не ей! О чем это свидетельствует? Да о том, конечно, что для Майи все достаточно серьезно!.. К моему сердцу прихлынула радость. Так-то оно так, но совершенно непонятно, откуда об этом прознала моя жена? Если бы Майя поделилась с Альгой, изумрудноглазая шатенка вряд ли стала докладывать об этом кому бы то ни было…
Пока я рассуждал мысленно, Наташа продолжала рассуждать вслух.
— Ужас! — качала она головой, — Можно себе представить, что начнется, когда дойдет до всех наших. Конечно, они с удовольствием это обсудят. Будут меня жалеть, будут сочувствовать. И профессорская половина, и боевая подруга нашего маршала, и наша попадья! Которая из них первая подъедет ко мне, чтобы поговорить со мной по душам? Ужас! Как я теперь появлюсь в нашей компании!.. Подумать только, сегодня я виделась с Мамой, а она, может быть, уже все знала и Бог весть что обо мне думала. Какой несчастной дурой я ей, наверное, казалась! Да, скорее всего, ей уже все известно о номере, который ты выкинул, но она моя подруга и, пожалуй, не хотела меня расстраивать. Ты нас всех выставил дураками…
Я удивленно посмотрел на жену. Что же это получается? Если Наташе стало что-то известно о нас с Майей, то не от Мамы и уж во всяком ни от кого-то из подруг… Но, Боже мой, от кого же? Неужто сама Майя рассказала о моем признании?.. В голове у меня мутилось.
— Она что же, — пробормотал я, — сама тебе об этом сказала? — Я даже не подумал о том, что одним этим глупым вопросом выдаю себя с ушами.
К счастью, Наташа не расслышала моего бормотания.
— Что ты там бормочешь? — раздраженно переспросила она. — Что у тебя за дурацкая манера бормотать себе под нос!
— С чего ты взяла, что я хотел приударить за Майей? — поправился я, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Какая разница? — пожала плечами Наташа. — Попробуй угадай.
— Понятия не имею.
— А ты подумай! — усмехнулась жена.
Но я упорно молчал и ждал, когда ей надоест кривляться.
— Александр, — наконец сказала она. — Мне все рассказал наш Александр. Узнать об этом от собственного сына, было прямо скажем малоприятно.
Я не поверил своим ушам.
— Наш Александр?.. Ничего не понимаю. Что он мог тебе рассказать?
— Представь себе, все рассказал.
— Я с ним говорил, но он ничего…
— С возрастом он становится скрытным.
— Я не замечал.
— Ты многого не замечаешь.
— Например?
— Например, то, что последнее время мальчик ходит как в воду опущенный, глядит на нас исподлобья.
— Почему же, замечал. Это из-за Косточки. В Новый год они поссорились из-за игрушек. Но думаю, со временем помирятся.
— Это, как раз, чепуха. Конечно, помирятся, — отмахнулась жена. — Ты никогда не отличался проницательностью. Как, впрочем, и все мужчины. Вы, мужчины, не замечаете того, что женщина способна почувствовать сердцем.
— Ты о чем?
— Тебе, например, известно, что нашему Александру очень нравится Майя? Что он в нее влюблен?
— Ну да, — понизив голос сказал я, — я знаю… Но это у них вроде игры. Дети распределили между собой взрослых. Кто в кого будет влюблен. Косточка, к примеру, в Альгу, Зизи в меня, а наш Александр — в Майю. Дети есть дети…
