Сергей Морозов - Великий полдень

— Дед! — услышал я удаляющийся голос Александра. — Корми! Я есть хочу! Дед! Есть давай!

Прошла всего секунда, а его голос уже звучал равнодушно.

Я рассеянно пялился в погасший экран. Неприятный эпизод, но мне не хотелось придавать ему большого значения. Это просто игра, твердил я себе. Глупая игра. Жаль только, что так и не удалось побывать в Шатровом Дворце. Я вспомнил, как правдоподобно рушились стены, как обваливались громадные плиты, и у меня сжалось сердце, как будто все это было на самом деле. Как будто Шатровый Дворец, а может быть, и вся Москва были уничтожены.

Это просто игра, не правда ли?..

Я чувствовал себя довольно глупо, когда поспешно подошел к окну и, волнуясь, отдергивал портьеру. С сердца словно камень свалился. Я взглянул за реку и увидел на фоне вечернего неба веселые огни и родной силуэт моей прекрасной Москвы. Потом я вспомнил о сообщении, в котором говорилось, что Россия должна возобновить свою работу в Москве — не где-нибудь, а именно в главном зале Шатрового Дворца. Может быть, это тоже ничто — шизофренический бред компьютера?

Я поспешно вышел в прихожую и нагнулся к журнальному столику, на который отец обычно сваливал макулатуру из нашего почтового ящика. Вот они, последние бюллетени из России! Я стал пробегать глазами тексты… Вот то самое! Очередное заседание должно было состояться именно в главном зале… Со странным ощущением чего-то неотвратимого я взял в руку адресованный мне конверт. В него было вложено специальное приглашение почетному гражданину Москвы, то есть мне. Приглашение в Шатровый Дворец, а также просьба сообщить в оргкомитет, соблаговолю ли я, наконец, поучаствовать в работе всемирной России. Я повертел красивую карточку в руках и, усмехнувшись, сунул в карман. Что ж, пожалуй, в самом деле соблаговолю.

7

Я словно находился в некоей болезненной умственной экзальтации. Можно, конечно, все объяснить вульгарной «гормональной интоксикацией». Иными словами, любовная горячка усугублялась причинами чисто физиологическими. Мы с женой словно подписали негласный мораторий на любые формы любовных утех. Попросту говоря, вовсе перестали вместе спать. Если быть точным, воздержание началось с той самой ночи, когда мне приснился сон об Экзаменаторе и Цифрах. Уклонение от близости было обоюдным, педантичным и стойким. Наташа как будто подверглась особого рода амнезии: напрочь забыла о сексе. Весь ее вид говорил о том, что у нее хватает других проблем. Не до баловства, мол. Она по целым дням пропадала в каких-то общественных комиссиях России, где помогала Маме представлять интересы женского движения, и, забирая после школы Александра, уезжала вместе с ним и с Мамой в Деревню.

Впрочем, наше интимное отчуждение никак нельзя назвать внезапным. Происходило это как-то исподволь, без надрыва. Уж и не припомню, когда из нашего обихода испарились самые простые проявления нежности. Однажды я обратил внимание на тот прискорбный факт, что ни утром, ни вечером у Наташи не возникает желания мимолетного объятия или поцелуя. Более того, она не видела в таком симптоме ничего зловещего. Просто не придавала этому значения. Списала на возраст?.. Строго отмеренным интимным процедурам было отведено ночное время. Как «Спокойной ночи, малыши», как «Отче наш» на сон грядущий. И прежде, конечно, случались периоды воздержаний. С той лишь разницей, что обычно Наташа все-таки спохватывалась, что «так не должно быть», что «физиология» в супружестве не последнее дело, вспоминала о чувстве долга наконец. Или я сам, измученный, восставал против «диеты». В общем, мы оба кое-как сознавали ненормальность ситуации. Меня, в частности, это мучило, и я, как мог, пытался заделывать трещины… Но теперь я радовался, радовался вынужденному воздержанию! В терзаниях и томлении плоти содержался высший смысл. И воздержание было средством его постичь. Теперь, совершенно также, как еще недавно Папа, я видел в этом возможность «очиститься». Накачаться гормонами до такой степени, чтобы узреть и ангелов, и демонов. С каждым днем я со всей определенностью фиксировал, что внутреннее давление этих самых «гормонов» возросло во мне еще на сколько-то там паскалей. Не нужно никуда спешить, не нужно суетиться.

Но был еще один момент. Необходимость соблюдать внешние приличия. Инстинктивно я чувствовал, что в моем положении нужно быть начеку: как бы все не выплыло наружу. Вот только я не знал, что, собственно, мне скрывать. Я был абсолютно уверен, что Наташе, как жене и вообще как женщине, мои «засматривания на сторону» были по большому счету глубоко безразличны. Еще в начале нашего супружества во время вполне абстрактных разговоров на эти темы она заявляла, что не ревнива от природы и покорна судьбе. В ее словах слышалось равнодушие к самому предмету — измене. А если, дескать, подобный прискорбный прецедент все-таки случится, то единственно возможная реакция с ее стороны — отплатить той же монетой, то бишь она мне тоже изменит. По крайней мере она оставляет за собой такое право. Я, кстати, никогда не понимал, как можно — да и зачем — вступать в интимные отношения с кем-либо не по влечению, а лишь ради того, чтобы отомстить?! Загадочные создания женщины. Как бы там ни было, если и случалось нечто напоминавшее флирт (если, скажем, я вдруг впечатлялся красотой какой-нибудь женщины и обсуждал это с женой) то никогда не замечал, чтобы жена ревновала. Меня это даже слегка уязвляло. Ведь Наташа и сама была красивой женщиной и вполне могла, не мучаясь никакими комплексами, дать волю ревности, показать коготки. Ничуть не бывало. Она демонстрировала снисходительность. Не знаю, может быть, для женщин типа моей жены это вполне естественная реакция… Впрочем, повторяю, тогда это все были лишь абстрактные разговоры, а сейчас, когда я действительно подумывал об измене, мне следовало быть более осмотрительным. Я совершенно расслабился, и мои мысли были заняты другим: я готовился к тому, чтобы узреть ангелов и демонов…

И вот накануне торжественного заседания России в главном зале Шатрового Дворца, я наконец решился. Если не хочу окончательно сойти с ума, я должен повидаться с ней, с моей возлюбленной. Наедине. Я решил отправиться к Майе сразу после того как взгляну на Шатровый Дворец. По моим сведениям, на следующий день она как раз собиралась приехать в Москву и остановиться в своих апартаментах в Западном Луче. Я сообщил в оргкомитет России, что готов присутствовать на историческом заседании. Меня долго и горячо благодарили.

Как выглядит человек, когда он не смотрит на себя в зеркало?

Я узнал об этом довольно скоро.

Вечером того же дня я по обыкновению стоял у окна и, как зачарованный, любовался изумительной игрой живого света, разлитого волшебными огнями Москвы посреди просторов космического мрака. Душа моя витала где-то там — над воображаемой кровлей Шатрового Дворца, между заоблачными башнями супер-элитных кварталов Западного Луча. В комнату вошла Наташа. Когда я повернулся, на моем лице, должно быть, все еще сохранялась мечтательная улыбка. Но, взглянув на жену, я испытал такое чувство, какое испытывает человек, когда заносит ногу, чтобы шагнуть на ступеньку, а под его ногой вдруг разверзается пустота. Ей-Богу, еще до того как Наташа раскрыла рот, я уже понял, о чем она намерена повести речь! Склонив голову набок и чуть-чуть прищурившись, Наташа взглянула мне прямо в глаза и даже улыбнулась.

— А я тут про тебя кое-что узнала, — сообщила она.

Как ни странно, несмотря на то, что я уже «на все решился», я был совершенно не готов к объяснению с женой. Не то что бы я вообще не думал о предстоящих выяснениях отношений, не мучился, но мне почему-то казалось, что все это уладится как-то незаметно, само собой. Если жена и я вели себя, как чужие люди или, вернее, как люди, у которых абсолютно разное понимание жизни и у которых нет ничего общего, это совсем не значит, что мы были чужими. Наоборот, я чувствовал, что она для меня по-настоящему близкий человек, — да и не могло быть по-другому. Мы относились друг к другу как родные люди, страдали, когда другому больно. Мы были вроде брата с сестрой, которые даже при разности характеров и интересов все же искренне беспокоятся и переживают друг за друга. Господи, что тут удивительного, если мы столько лет прожили вместе! Мы вместе прожили всю нашу молодость, вместе вошли в зрелость. Когда-то мы от души наслаждались друг другом, как только могут наслаждаться друг другом полные жизни мужчина и женщина. У нас был общий ребенок, наш чудесный Александр. За долгие годы совместной жизни наши родители стали общими родителями, а дом — общим домом. Даже когда мне казалось, что наш дом — никакой ни дом вовсе, что он пуст и холоден, от одной мысли о том, что я могу его потерять, сходил с ума. Наташа была рядом, когда я переживал самые счастливые моменты своей жизни, достигал наивысших взлетов вдохновения и работал над своим проектом…