Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Привратник не слушал контролера, одна мысль неотступно преследовала его: урезанное жалованье.
Нух встал и решил на всякий случай обойти фабрику.
В прядильном цехе под потолком — ряды ярких семидесятисвечовых ламп. Сверкают новые станки.
Справа — банкоброшные, слева — сучильные машины. Только в этом цехе обновлены станки.
Муртаза, заложив руки за спину, остановился в дверях и оглядел цех. В огромном помещении усердно трудятся сотни рабочих, от восьмилетних ребятишек до людей пожилых, лет пятидесяти или того более. В цехе стоит ровное, чуть приглушенное жужжание вращающихся веретен. Лишь изредка слышны резкие свистки мастера или его помощника, затем все снова наполняется повизгивающим, монотонным гудением.
Новичок на фабрике, Муртаза даже не заметил, что на правой половине у первого станка отсутствует один рабочий, у второго — даже два, у третьего и пятого — опять по одному.
Слева, около десятого станка, молодой подсобный рабочий с девичьим лицом и длинными напомаженными волосами оживленно болтал с работницей в черном переднике. Муртаза нахмурился и упер взгляд в рабочего, который, вместо того чтобы подносить ящики со шпульками, вертелся возле девушек.
Фатьма, возлюбленная парня, вдруг заметила в дверях надзирателя, перехватила его свирепый взгляд и крикнула:
— Сматывайся отсюда, Хасан!
— Что случилось, милочка?
— Не видишь надсмотрщика?
Хасан обернулся, смерил Муртазу взглядом и смачно плюнул на пол.
— Не обращай внимания!
— Сейчас явится сюда и собьет с тебя спесь. Уходи!
— Шутишь, милочка, ни ему, ни аллаху самому такое не под силу. — И еще раз презрительно плюнул.
— Ты погляди на него, сестрица, — сказала Фатьма работавшей на соседнем станке Марьям. — Надсмотрщик давно уже пялит на Хасана глазища, а тому хоть бы хны.
— Смотри, зятек, даст он тебе жизни. Этот переселенец злой и грубый, от него добра не жди.
Хасан ничего не ответил. Назло всем он уселся на пустой ящик и закинул ногу на ногу.
— Может, тебе чашку кофе подать? — съязвила Марьям.
— Тебе говорят, парень, уходи, — настаивала Фатьма. — Сейчас он тебе покажет.
Хасан сунул руку за спину, достал из ящика пустую шпульку и запустил ею в подружку.
Тут Муртаза не вытерпел и в тот же миг вырос перед молодым рабочим. Девушки перестали работать.
Хасан, не поднимая головы, почувствовал, как рядом с ним, будто вкопанный, застыл надсмотрщик. Муртаза толкнул парня в плечо. Тот только покосился на Муртазу и сплюнул на пол. Муртаза опять толкнул его.
Хасан разозлился, но сдержал себя. Терпение Муртазы иссякло. Огромными ручищами он схватил парня за плечи и заставил подняться.
Девушки фыркнули, щеки Хасана залила краска.
— При появлении начальства положено вставать!
Девушки засмеялись пуще прежнего.
— Ты мне никакой не начальник, пошел ты знаешь куда! — зло огрызнулся парень.
— Не начальник?! — закричал Муртаза и, показав на нарукавную повязку, добавил: — Это мне мать твоя или жена повязала?
— У меня мастер есть, он мне и начальник. А кто ты такой, мне дела нет!
— Помолчал бы, коли не знаешь. Тебе известно, зачем меня сюда технический директор взял?
— Да хоть и взял, мне плевать!
— Видать, не знаешь, что есть дисциплина! Квартальным не был, курсы не проходил!
— Нет, ага, — ответила за Хасана Фатьма. — Он у нас еще ребенок, откуда ему знать?
— Заткнись! Занимайся своим делом! — рассвирепел Хасан и принялся ругать всех, помянув и квартальных, и дисциплину, и курсы заодно.
— Цыц, невежа! — закричал Муртаза.
— Сам невежа!
— Говорят тебе, цыц, грубиян!
— Сам грубиян, сам невежа! Ходит тут помощник ночного сторожа! Ишь расшумелся!
— Я-я-я! — заикаясь, захрипел Муртаза от ярости, услышав слово «помощник». — Разве я стану помощником!.. Тебе известно, что сказал директор? — И с силой потянул Хасана за рукав. — Знаешь или нет?
— Отпусти руку!
— Знаешь, что сказал технический директор?
— Что ты пристал: знаешь, знаешь. Мне это все равно!
— Он сказал: «Упала дисциплина на моей фабрике. Я беру тебя, чтобы ты навел порядок…»
Хасан повернулся, чтобы уйти, но Муртаза не отпускал его.
— Куда пошел?
— Тебе говорят, отпусти руку!
— Куда идешь без разрешения?
— У тебя, что ли, спрашивать разрешения? Ишь чего захотел, начальничек!
— Что?..
Как раз в это время из-за станков в проход выскочили двое подростков и, пулей промчавшись, скрылись на левой половине цеха.
Муртаза схватил свисток и дал пронзительный сигнал. Однако никто не обратил на него внимания.
— Где ваши мастера? — спросил Муртаза.
— Откуда я знаю? — ответил Хасан. — Я им не сторож!
Ребята снова выскочили в проход и прошмыгнули в дверь.
Муртаза кинулся за ними.
Тотчас же Хасана окружила толпа любопытных.
— Что случилось?
— Что сказал переселенец?
— Спросил, какую я веру исповедую.
— Тебя серьезно спрашивают. Чего он говорил?
— Чего, чего? Да ничего путного! Бред хвастуна. Ишь большой начальник нашелся. Двинуть в челюсть разок — вмиг отвяжется…
— Ну и храбрец ты, зятек! — ехидно сказала Марьям.
— Вот именно, — подхватила Фатьма. — Храбрец! И коня, и жену бы завоевал!
— Погляди на его щеки! Раскраснелся что маков цвет. С чего это ты, зятек?
— Знаешь, подружка, я поняла: если Хасан захочет, он горы свернет!.. Надо его только разозлить как следует!
— Ладно, ты еще тут! — процедил Хасан. — Гляди у меня!
— Помилуй, зятек! — воскликнула Хатидже. — Не пугай, Фатьма у нас девушка хорошая. Зачем ее обижать?
В «палате лордов» — так называли рабочие мужскую уборную — опять собрался народ. Тут были, конечно, Бекир Камбала, Тощий Неджип, Джамал Шпулька и многие другие. Люди курили, громко беседовали. Уборная гудела, будто улей.
Стоявший в дверях Тощий Неджип крикнул Джамалу Шпульке:
— Эй, Катушка, слышь? Сколько у нас заповедей в исламе?
— Вот богохульник, нашел место, в уборной об исламе думать.
— Эй, Катушка, слышь? Сколько у нас заповедей в исламе?
— Побойся бога, грешник, гляди, ума лишишься!
— Это почему?
— Он еще спрашивает почему!.. Да разве в отхожем месте о таких делах думают?
— А что поделаешь, коли такие мысли здесь только и приходят? Ну так сколько же столпов веры в исламе?
— Пять.
— Какие?
— Молитва, пост, хадж, зекят и провозглашение шахады: «Нет, бога, кроме аллаха, и Мухаммед пророк его»[82].
— Молитва, пост, хадж и зекят — это все по карману только богатому, — сказал Неджип. — Бедняку и времени для этого нет. Нам остается пятая — признание аллаха богом, а Мухаммеда пророком. С шахадой на устах мы прямо в рай и отправимся.
Джамал Шпулька захохотал и закричал:
— Послушайте! Тощий Неджип великое открытие сделал!
— Азгын-ага опять дрыхнет?.. — спросил Бекир Камбала.
Черкес Нури подошел к будке сторожа и заглянул в оконце.
— Храпит, — сообщил он товарищам.
Достав пачку «Кёйлю», Бекир вытащил сигарету, сунул ее в рот, потом, прислонившись к стене, опустился на бетонный пол, скрестил ноги и приказал Джамалу Шпульке:
— Дай прикурить!
— Брось, шакал! — ощетинился Джамал. — Объявился начальник, чтобы ему еще огонь подносили. Ты кто такой?
— Я-то? Я был околоточным, окончил курсы, получил строгое воспитание от старших!..
Уборная загудела от хохота.
— Давай дальше, браток! — кричали товарищи.
— Служба — это что? Это тебе не орехи грызть, не хлеб с сыром трескать, — продолжал Бекир Камбала. — Во время службы у тебя не должно быть желания справлять нужду, ты не должен думать об опасности, какой бы она ни была… Стоп! Нука, братцы, возьмите по камню в руку…
— Зачем?
— Помянем имя Муртазы!..
— Эх, мать честная, как раз время! — воскликнул Джамал Шпулька. — Эй, переселенец, где ты?
— Эй-эй-эй! Хо-хо-хо! Явись к нам, мы ждем!
— Тише, братцы! Еще Азгын проснется.
— Ну да, проснется. Храпит за милую душу. Из пушки не разбудишь.
— Врешь!
— Честное слово. Наверное, уже второй сон видит…
— Стало быть, сегодня будет интересное кино…
— Этот тип вчера такое устроил, что у бедняги Ферхада жалованье за четыре дня срезали.
— Иди ты!
— Ей-богу! А у Ферхада пятеро малых детей.
— А что случилось?
— Да бедняга пошел по нужде, а этот тип возьми да появись как раз, когда его не было в проходной. Ну и прямиком к техническому директору, а тот и срезал…
— Ты от кого слышал?
— От Нуха.
— Если Нух сказал, значит, точно… Нух тоже теперь покоя не знает… Хоть и пытается ладить с Муртазой, но у самого на сердце кошки скребут…
