Джон Уэйн - Зима в горах

«Давайте-ка зажжем свет, — предложил Гэрет, вскакивая со стула, — и выпьем по чашке крепкого, горячего чая».

Магия сумерек была нарушена. Прежняя веселая, хлопотливая обыденность вступила в свои права. Трезвый электрический свет поставил все на место, назвал вещи своими именами, и Гэрет был уже не барсук и не ястреб, а просто горбун, и Роджер — просто жалкий обносившийся чудак с интеллектуальным лицом, а мать — частица мирно угасающей жизни в кресле-качалке.

Они сели пить чай, и Гэрет преподнес им еще один сюрприз, притащив из таинственной кухни, куда никто, кроме него, не имел доступа, сдобный, украшенный марципанами рождественский пирог.

«Гэрет, это домашний пирог», — сказала мать, смакуя пирог со знанием дела.

«Творение миссис Аркрайт, — сказал Гэрет, кивком подтверждая ее догадку. Она от нечего делать печет пироги. Снабдила ими почитай что полдеревни».

И глазам Роджера мгновенно представилась миссис Аркрайт — одна как перст, в своем новеньком, чистеньком домике месит сладкое тесто в большой фарфоровой чашке, прикидывая, кто нуждается в рождественском пироге. При других обстоятельствах эта картина показалась бы ему исполненной глубокой меланхолии: одинокая женщина, единственным смыслом жизни которой является нескончаемая война с мусорщиками, пытается как-то убить время; но теперь он увидел это в совсем ином свете. Теперь это заставило его подумать о мужестве и стойкости людей, об их неиссякаемой изобретательности, об их готовности выдерживать беспощадный натиск лет.

«За миссис Аркрайт! — воскликнул он. — За ланкаширский дар Лланкрвису!»

«Да благословит ее бог, у нее доброе сердце», — сказала мать.

«Надеюсь, она угостила мусорщиков пирогом», — заметил Гэрет.

Роджеру вдруг стало весело и беспечно. Должно быть, он захмелел. Но если даже и так, то захмелел не столько от виски, сколько от необычности этого дня, от нежности заячьего мяса, от мрачного великолепия заката, от неповторимости этих лиц — Гэрета и матери, от мыслей о миссис Аркрайт, и о мусорщиках, и о поразительном богатстве жизни с ее многообразными хитросплетениями, которых никому не дано распутать до конца.

«Последний раз я ел такой пирог на свадьбе», — сказал он. Это была неправда, но он с интересом прислушался к своим словам и думал: ну, что я им еще преподнесу теперь? И что такое истина? Правда ума или правда сердца?

«Я был на этой свадьбе, как раз перед тем, как приехать сюда, — продолжал он. — Это было неописуемо счастливое событие. Мой брат Джеффри женился на изумительной девушке. Ее звали Марго. Мне кажется, они будут идеально счастливы».

Они внимали его словам, а он говорил:

«Марго — самая красивая девушка на свете. У нее золотисто-рыжие волосы и удивительно зеленые глаза. К ней сваталась целая уйма женихов, но она избрала лучшего. Это был Джеффри, и вы можете мне поверить, раз даже я, его брат, говорю это вам. Конечно, он всегда затмевал меня. Он и старше на несколько лет, и умнее, и обаятельнее. Но он необыкновенно добр ко мне. И я никогда не завидовал ему: все, что он делал, настолько выше моих возможностей, что мне даже и в голову не приходило состязаться с ним.

Мы с Джеффри жили вместе, — продолжал Роджер. — Конечно, я понимал, что рано или поздно лишусь его. Иначе не могло быть. Я хочу сказать, было бы слишком обидно, если бы Джеффри не женился, не имел потомства. Он будет замечательным отцом».

«А вы, — сказала мать, нарушая благостную тишину, — вы теперь тоже будете подыскивать себе невесту?»

«Да уж самое время, — с жаром сказал Роджер. — Я даже присмотрел тут одну, другую, да, похоже, они все заняты».

«Райаннон занята, это точно, — сказал Гэрет сухо. — Этот малый с авиамоделями нипочем не оставит ее в покое».

«Дилвин? Вы думаете, он в конце концов добьется своего?»

Гэрет кивнул.

«Когда Райаннон решит выйти замуж, — сказал он, — она вернется к Дилвину».

«Да, мне надо жениться, — сказал Роджер. Иначе я буду чувствовать себя очень неприкаянным теперь, когда Джеффри с Марго устраиваются своим домом. Они нашли изумительное местечко в пригороде. Дом стоит совсем особняком, среди полей. Построен в шестнадцатом веке; при доме фруктовый сад и выгон. А Джеффри и Марго так долго жили в Лондоне, что им теперь хочется пожить среди деревенской тиши и простора. И дом обширный, легко может разместиться большая семья».

Он встал, беспокойно прошелся по комнате и остановился, глядя в окно на темное Ирландское море и серебристую кромку пены.

«Да, — произнес он так тихо, что они едва расслышали его. — Мне теперь надо привыкнуть обходиться без Джеффри. Но ему будет хорошо с Марго. И приятно видеть, когда двое людей так счастливы вместе».

Он с улыбкой обернулся к Гэрету и матери.

«Ну, хватит обо мне», — сказал он.

Они допили виски, поели немного холодной ветчины и в блаженном отупении снова расположились у очага. Гэрет достал потрепанную колоду карт, и они с Роджером, без особого мастерства, но с неиссякаемым запасом дружелюбных шуток сыграли несколько партий в рамс. Была уже полночь, когда Роджер заметил, что мать задремала в своей качалке, и решил: пора и честь знать. Гэрет проводил его до калитки.

— Никакой работы завтра, — сказал он. — Поваляйтесь подольше в постели.

— Непременно, — сказал Роджер. — И еще раз большое спасибо.

Он повернулся и зашагал прочь с неясным, но тягостным ощущением чего-то странно неуместного. И только пройдя ярдов сто в свежей ночной прохладе, понял, что́ не дает ему покоя. Как только праздничный день пришел к концу и мысли возвратились к работе, и он и Гэрет — оба снова заговорили по-английски.

Двадцать седьмого декабря они приступили к работе, как обычно. Бурый автобус — тоже как обычно — взялся за дело, но, к их великой радости, им удалось испортить ему всю музыку во время самого важного восьмичасового утреннего рейса в город. На окраине Карвеная образовалась большая пробка, и бурый автобус с перехваченными у них пассажирами оказался зажатым между частными машинами и тяжелым грузовиком, который упрямо выперся на середину проезжей части. Гэрет, пригромыхав туда на своем полупустом автобусе, изловчился просунуться в образовавшийся на мгновение просвет во встречном потоке машин, с громким презрительным ревом промчался мимо бурого автобуса и значительно раньше него прикатил на площадь. Тестомордый шофер бурого пирата припарковал машину в свободном местечке на противоположной стороне площади, с неприличной торопливостью произвел посадку и поспешно отбыл в обратный рейс, а Гэрет и Роджер покатывались со смеху, улюлюкали, приплясывали и всячески издевались над ним под надежным кровом своего автобуса.

Радость одержанной победы бурлила в них целый день, хотя мало-помалу стало ясно, что бурому автобусу дан приказ вытеснять их с линии любыми способами. Он маячил впереди них на всех перегонах, и выручка их за этот день была ниже, чем всегда. Но и Роджер и Гэрет избегали касаться этой темы. Неколебимое терпеливое упорство заглушило все другие чувства: пока в сумке позвякивают хотя бы две-три монеты, они не сдадутся, и, как знать, — эта невысказанная словами мысль витала в воздухе — быть может, Дик Шарп выдохнется раньше.

Было без пяти минут десять, когда Роджер вышел из пивной Марио, застегивая на ходу кожаную куртку, спасаясь от пронизывающей стужи. Ночь была ясная, безветренная, подмораживало. В огнях Карвеная тускнело мерцание звезд, но, поглядев на черное небо, Роджер понял, что там, в горах, где ничто не мешает их блеску, он увидит, как они, неправдоподобно огромные, сияют и мерцают на темном небосклоне. Он быстро зашагал по направлению к площади. Желтый автобус стоял на своем обычном месте, уже наполовину заполненный пассажирами, но без огня: пассажиры довольствовались светом, проникавшим с площади. Значит, Гэрет еще не пришел. Это было необычно: — Гэрет всегда приходил к автобусу первым.

Роджер поднялся в автобус и включил освещение. Пассажиры явно были довольны, разговор оживился и кое-кто из стоявших на площади в ожидании, по-видимому, бурого автобуса, поднялся в желтый и уселся на свободные места. Роджер взял свою кожаную сумку: можно продавать билеты, сейчас появится Гэрет, и они поедут. В разных концах города начали бить часы — десять ударов. Звон часов так отчетливо разносился в морозном воздухе, что проник даже в автобус, вплетясь в шум голосов. Десять часов, а где же Гэрет? Роджер беспокойно прошелся по автобусу, поглядывая в окна. Площадь была почти безлюдна. Несколько автобусов компании «Дженерал» стояли с включенным светом готовые двинуться в путь, да кое-где мелькала закутанная в пальто фигура, спешащая к вожделенному теплу очага. Какая-то одинокая витрина отбрасывала на мостовую квадрат света. В одиннадцать часов и она погаснет.