Нагиб Махфуз - Дети нашей улицы
93
Однажды уже ближе к вечеру на улице заметили странного юношу, пришедшего со стороны пустыни, которого сопровождал другой — пониже ростом. Юноша был одет в серую галабею прямо на голое тело. Он туго подвязался поясом, отчего верхняя часть галабеи надулась и оттопырилась под тяжестью предметов, спрятанных за пазухой. На ногах были облезлые изношенные шлепки. Густые волосы растрепаны, смуглая кожа, круглые глаза и острый взгляд, проницательный и беспокойный. В движениях его чувствовалась уверенность и решительность. Он ненадолго остановился перед Большим Домом, затем не спеша продолжил свой путь. Его товарищ последовал за ним. Юноша не мог остаться незамеченным, он привлекал к себе взгляды, и люди думали про себя: «Чужак на нашей улице! Какая наглость!» То же читалось в глазах торговцев, владельцев лавок, посетителей кофеен и просто выглянувших из окна и даже в глазах собак и кошек. Юноше показалось, что и мухи демонстративно сторонятся его из презрения. Мальчишки оборачивались на него с вызовом, одни подходили совсем близко, другие целились из рогаток или подбирали с земли камешки. Он дружелюбно улыбнулся, сунул руку за пазуху, вытащил мятные леденцы и предложил им. Мальчишки с радостью набросились на угощение, запихали конфеты в рот и с удивлением уставились на незнакомца. Не переставая улыбаться, юноша обратился к ним:
— Не сдает ли здесь кто подвал? Тому, кто укажет мне, обещаю кулек мятных сладостей.
Женщина, сидевшая на земле перед домом, спросила его:
— Да кто ты такой, чтобы селиться на нашей улице?
Он засмеялся:
— Я Арафа, такой же сын улицы, как остальные. Меня долго не было, но теперь я вернулся.
Женщина вгляделась ему в лицо:
— Чей ты сын?
Он рассмеялся еще сильнее:
— Джахши, да упокоит Бог ее душу. Ты знала ее?
— Джахши, дочери Зейна?!
— Да, той самой!
Другая женщина, которая, прислонившись спиной к стене, вычесывала у ребенка голову, проговорила:
— Когда ты был совсем маленьким, я хаживала к твоей матери. Ты сильно изменился, но глаза остались те же.
— А где твоя мать? Да примет Господь ее душу! Да помилует ее Господь! О, Джахши!
— Да продлит Господь твои годы! — сказал он ей, довольный. — Может быть, ты мне скажешь, нет ли здесь свободного подвала?
Женщина посмотрела на него своими подслеповатыми глазами и спросила:
— А что вернуло тебя сюда через столько лет?
Подражая мудрецам, он ответил:
— Живых всегда тянет на свою улицу, к родным.
Она указала на один из домов в квартале Рифаа:
— Вон там есть подвал. Он опустел, с тех пор как женщина, жившая там, сгорела. Да смилуется над ней Господь! Это тебя не пугает?
Женщина, выглянувшая из окна, расхохоталась:
— Это ж мужчина! Его самого демоны боятся!
Он поднял голову и сделал вид, что ему тоже смешно.
— Что за чудная у нас улица, — сказал он. — Какие веселые люди на ней живут! Теперь я понимаю, почему мать перед смертью наказывала мне вернуться сюда.
Он посмотрел на сидящую у стены женщину и сказал:
— Смерть уготована нам всем, клиентка моей матери. От огня ли, воды, демона или дубинки.
Он попрощался с ними и направился к дому, который ему указали. Многие обращали на него внимание. Какой-то мужчина бросил с усмешкой:
— Твою мать мы знали. А кто скажет, кто твой отец?
— Всевышний скрыл это от нас! — проговорила одна из старух.
— Ведь он может утверждать, что его отец из рода Габаль, или Рифаа, или Касема, как ему будет выгодно. Да смилуется Господь над его матерью!
Спутник юноши с негодованием прошептал ему на ухо:
— Зачем только мы вернулись на эту улицу?!
Арафа ответил, удерживая улыбку на лице:
— Везде я слышу одно и то же. Во всяком случае, это наша родная улица. Только здесь мы можем найти пристанище. Хватит скитаться по рынкам, спать на развалинах и в пустыне. И потом, эти люди не такие плохие, хотя у них острый язык. Глупцы, даром что с дубинками ходят. Здесь нам легче будет заработать. Запомни это, Ханаш!
Ханаш пожал узкими плечами, будто говоря: «Все в руках Божьих». Внезапно им преградил дорогу пьяный.
— Как тебя называть?
— Арафа.
— Полностью!
— Арафа, сын Джахши.
Стоявшие поблизости злорадно рассмеялись такому унижению.
— Когда твоя мать была на сносях, — продолжил пьяный, — мы все спрашивали — кто же его отец? Она тебе не открыла?
Скрыв боль громким смехом, Арафа ответил:
— Она сама умерла прежде, чем узнала!
Они снова рассмеялись. Улицу облетела весть о возвращении Арафы, и ему не удалось осмотреть подвал — его позвал мальчик из кофейни рифаитов:
— Уважаемый Агаг, надсмотрщик нашего квартала, требует тебя!
Кофейня находилась совсем недалеко от того дома. Как только Арафа вошел в нее, его глаза остановились на высеченном на стене за местом поэта изображении: в нижнем углу Агаг верхом на коне, над ним портрет управляющего Кадри с пышными усами и в роскошной накидке, а еще выше аль-Габаляуи переносит на руках тело Рифаа в свой сад. Арафа рассмотрел картину быстро, но заметил все подробности. Оглядевшись, он увидел Агага на диване с правой стороны, восседающего в окружении своих помощников и приспешников.
Арафа подошел к нему совсем близко. Надсмотрщик долго изучал его презрительным взглядом, словно гипнотизировал, перед тем как наброситься. Подняв руки к голове, Арафа проговорил:
— Приветствую тебя, надсмотрщик. Наш защитник! Мы счастливы иметь такого соседа.
В узких глазах надсмотрщика мелькнула усмешка.
— Сладкие речи! Но этой монете мы не доверяем, — ответил он.
— Ты проверишь меня в ближайшее время, если пожелаешь, — улыбнулся Арафа.
— У нас и без тебя полно попрошаек.
— Я не попрошайка, уважаемый, — с достоинством ответил Арафа. — Я волшебник, которому многие верят!
Слушающие обменялись взглядами. Агаг нахмурился:
— Что ты имеешь в виду, сын помешанной?
Арафа сунул руку за пазуху и вытащил маленькую коробочку. Смущаясь, он протянул ее надсмотрщику. Тот нехотя взял коробок, открыл и увидел темного цвета порошок. Надсмотрщик вопросительно посмотрел на Арафу. Доверительным тоном тот сказал:
— Одна щепотка на стакан чая за два часа до свидания с женщиной, а потом будешь либо благодарить Арафу, либо прогонишь меня из квартала с позором.
Впервые за весь разговор посетители с любопытством вытянули в его сторону шеи. Агаг сам не смог скрыть своего интереса. С напускным безразличием спросил:
— И это все твое волшебство?
— У меня есть также редчайшие благовония, чудодейственные рецепты и снадобья. Я способен вылечить от многих болезней, в том числе от бесплодия и мужской слабости.
— О Господи! Значит, через тебя можно будет поживиться, — угрожающе проговорил Агаг.
Сердце Арафы сжалось, но лицо осталось спокойным:
— Все, чем я обладаю, в вашем распоряжении, уважаемый.
— Но ты нам так и не сказал, кто твой отец?! — неожиданно рассмеялся надсмотрщик.
Подхватив его шутку, Арафа ответил:
— Может, тебе лучше знать?!
Кофейня наполнилась хохотом. Со всех сторон в густом дыме послышались язвительные комментарии. Выйдя из кофейни, Арафа проговорил, задыхаясь: «Кто знает наверняка, кто его отец? И ты, Агаг, не исключение. Какие же подлые люди!»
Арафа и Ханаш с удовлетворением осмотрели подвал.
— Даже больше, чем я ожидал. Годится, даже очень, Ханаш. Это будет приемная, там внутри спальня, а дальнее помещение — для работы.
— Интересно, в какой комнате погибла женщина? — обеспокоенно спросил Ханаш.
Смех Арафы зазвенел в пустых стенах.
— Ты боишься духов, Ханаш?! Мы укротим их, как Габаль змей. — Он обвел глазами подвал еще раз и добавил: — Только одно окно, и выходит оно на дорогу. Будем смотреть на мир через железную решетку снизу вверх. Единственная выгода от этого — нас не обворуют.
— Могут обворовать!
— Могут!
Арафа вздохнул:
— Все свои способности я направил на то, чтобы приносить людям пользу. Но всю жизнь ко мне плохо относятся.
— Тебя ждет заслуженный успех за все твои страдания и за мучения твоей покойной матери!
94
В свободное время он любил сидеть на старом диване и через окошко наблюдать за тем, что происходит на улице. Он упирался лбом в решетку, и на уровне его глаз оказывались чьи-то ноги, колеса тележек, бегали собаки, кошки и дети. Для того чтобы увидеть лица прохожих, ему надо было пригнуться и вытянуть голову. Перед ним появился голый ребенок, играющий с дохлой мышью. Мимо прошел слепой старик, неся в левой руке облепленный мухами деревянный поднос с семечками, бобами и сладостями. В правой его руке была толстая палка, на которую он опирался. Откуда-то слышались вопли, двое мужчин дрались в кровь. Арафа улыбнулся голому ребенку и спросил:
