Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания
Малейшая ошибка и фальшь в начале любви особенно пагубны: искажение проекта и кривизна фундамента здания сводят на нет всю дальнейшую работу, даже добросовестную: чем больше надстраиваешь, тем вернее рухнет.
Звягин просчитал ситуацию с бесстрастностью арифмометра.
Игорь через неделю начал тяготиться взятым на себя обязательством видеть Валю ежедневно: любовь, как известно, не терпит обязательств — охота пуще неволи.
Лариса, новая закадычная подруга влюбленных — но каждого по отдельности! (о комедия, старая, как мир!) — вела свою партию, как опытный пулеметчик — свинцовую строку, отвоевывая свой кусок счастья. И спать она ложилась теперь в настроении ровном и прекрасном, засыпала без седуксена, и сны видела цветные и с музыкой.
Игорь же отходил ко сну строевым шагом, твердо спланировав следующий вечер: кафе, кино, гости, книга в подарок и разговор о литературе.
«Она хочет меня захомутать… глупая девочка, место надо завоевывать в сердце, а не в доме… господи, будь ты естественнее».
«Он организованный деляга… бюргер… жалко все-таки, что в нем есть это…»
За каждым поступком одного — другой видел подтекст, и подтекст не соответствовал действительности. А недоверие — это и есть та бледная тонкая травинка, которая неуклонно растет и взламывает асфальтовое шоссе.
— У тебя были девушки до меня? Много, наверное?
— В общем даже и вовсе не было…
Если ждал ее, единственную, — это одно; это прекрасно. Если же просто не привлек ничьего внимания — это совсем другое… Ценность особи во многом определяется тем, какому количеству особей противоположного пола она нужна. На славу соблазнителя летят, как мотыльки на свечу. Что Дон Жуан без своей репутации! Можно любить неприметного анахорета, найдя в нем изюминку и изливая женскую заботу и нежность. Но человек без изюминки, внешне привлекательный, который, однако, никого не привлек… странно, тут что-то не то. Да тот ли он, кем кажется? Ибо казаться поначалу привлекательным мужчиной и быть привлекательным мужчиной — две большие разницы.
Итак, в нем есть какой-то изъян, формировался итог Валиных размышлений. Размышления были постоянны, что свидетельствовало о серьезности ее увлечения.
Но поведение его было таково, и отношения складывались так, что увлечение это подтаивало с каждым днем, как мартовская льдина, еще сохраняющая размер и блеск, однако теряющая плотность и прочность.
Расписанность всех его планов вызывала в ней ощущение вещи, которую он стремится вписать в свое благополучие. Разговоры о добропорядочном устройстве семейной жизни высасывали из атмосферы кислород: рядом с ним словно делалось труднее дышать. Возможно, все это были просто плоды ее воображения: воображение двадцатилетней девушки — вещь хрупкая и опасная, требует понимания и бережности в обращении.
Вечером по средам он был занят на заседаниях кафедры, после окончания звонил ей.
Телефон не отвечал — он набирал до середины ночи. Родители ее были в отъезде, она обещала ждать. Странно! Странно!
(О мелочи, мелочи, — Ларик разобрался в проводах на лестничной площадке и разъединил.)
— Где ты была вечером? — стараясь хранить легкость и доброжелательность, спросил Игорь назавтра.
— Дома.
— А почему никто не отвечал?
— Я уже сама переживала, у нас телефон испортился.
Испортился; именно в тот вечер, когда он не мог с ней встретиться; испортился, что ж такого, бывает. Она понимала, что он ей не совсем верит, от этого надулась, потом постаралась убедить в своей правдивости, потом разозлилась на себя за это, и в результате Игорь утвердился в обратном.
Душа его замкнулась. Ей нельзя верить, нельзя распахнуть душу — можно только спокойно добиваться. Прошелестел ветерок грусти и докуки.
А Валя записывала в дневнике — красивом кожаном блокноте: «Еще месяц назад он казался мне таким интересным. Я совсем не знала его — расчетливого, недоверчивого. Еще не получив никаких прав на меня, он устраивает сцены, допрашивает, стремится ограничить мою жизнь, навязать свою волю.
Я могу заранее предсказать все его поступки. Даже целуется он с деловитостью, словно по расписанию. Он все время заставляет себя играть какую-то роль. И меня хочет заставить.
А самое разочаровывающее — мне все чаще делается скучно с ним, иногда скучно даже заранее, при одной мысли о встрече…»
— Мужчина должен совершать мужские поступки! — заявила она.
— Это какие?
— Он еще спрашивает. Безумные!
— В таком случае все мужчины сидели бы в психушках, — рассудительно отвечал Игорь.
— Для некоторых это было бы спокойнее, — буркнула Валя.
— Что?
— Ты можешь прыгнуть с моста?
— Прыгнуть могу. Удачно приземлиться на лед — не уверен.
— Ты не понимаешь, как действует на женщину, когда мужчина ради нее готов на любые безумства!
— Понимаю. А потом она выбирает того мужчину, ради которого сама готова на любые безумства.
24. Уехать в Эстонию не так просто
В середине января морозы спали. Игорь приступил к проведению мероприятия, сулящего решительный успех. Поездка на машине в Таллинн обещала стать праздником души.
Для Вали Таллинн был — почти заграница. Там все другое. Там европейская культура. Там столько хороших вещей, необходимых женщине. (Родителям было объяснено, что они едут вдвоем с подругой.)
В юности любое путешествие — радость и открытие. Обиды и подозрения померкли, остались благодарность и предвосхищение.
— А где мы будем ночевать?
— В гостинице.
— В одном номере?
— Снимем два. Или пять.
Она долго собирала сумку: а если вечером в ресторан?.. а если в музей?.. А если вечером он придет к ней в номер, как быть?..
Проснулась утром в темноте: будильник еще не прозвонил. Сидела над телефоном, готовая:
— Доброе утро!
— Доброе утро, — ответила в полусонной нежности.
— Так через час я тебя жду в машине. На углу, как договорились. Ты как?
— Замечательно!
— Я тебя целую, милая.
— Я тебя тоже… милый… — прошептала она. Сейчас она почти любила его. Он был сильный, он все мог, мир принадлежал ему, и этот мир он дарил ей в залог своей любви.
Душ, завтрак, — она удивилась: все уже сделано, а еще полчаса осталось. Родители проснулись, поворчали ласково:
— Как только приедешь, сразу позвони.
— И не ходите нигде поздно, будьте осторожнее.
— Надеюсь, твоя Света — рассудительный человек.
— Крайне рассудительный человек моя Света, — уверила их дочь, веселясь.
Колкие кристаллы звезд дрожали, соответственно, сверху. Безобразные пространства новостроек хранили благолепную тишину и пустынность: суббота. Проковылял в колдобинах заиндевевший автобус, протрусил рехнутый приверженец бега трусцой, тряся задом.
Игорь подъехал в восемь без одной минуты: синие «Жигули» издали мигнули фарами. Открыл ей дверцу, кинул сумку на заднее сидение. Обнял, севшую рядом:
— Привет путешественникам! Вперед?
— Вперед!
В теплом салоне приятно пахло обивкой, нагретой резиной, смазкой — запах комфортной техники. Кассету в магнитофон, Раффаэлла Карра из динамиков сзади, сцепление отпускается, и мягко трогается машина навстречу будущему. Валя прижмурилась и улыбнулась.
Долго крутили по улицам, пробивая выход из города, мягко клонило в сторону на поворотах.
— А скоро мы доедем?
— Часа за четыре, если все в порядке. Ты завтракала? Есть хочешь?
— Завтракала. А ты? Я взяла с собой. Кофе есть в термосе, выпьешь?
— Кофе — выпью. А завтракать как следует будем в Нарве, прекрасное кафе сразу за въездом, и открывается рано; прилично готовят.
Мотор зачихал.
— Что еще такое, — произнес Игорь и убавил газ. Мелочь.
Перебои продолжались. Он прибавил оборотов, потянул подсос.
Двигатель закашлял, поперхнулся и заткнулся, заглох.
У Вали резко упало настроение. Не хотелось верить ни во что худшее, но мрачный внутренний голос предрек, что никогда не попадут они ни в какой Таллинн.
— Сейчас, — беззаботно пообещал Игорь, проворачивая стартер с нудным скрежетом…
— Зажигание, — знающе определил он. — Ерунда. Первая поломка на трассе! — хлопнул Валю по плечу.
Полутемный Московский проспект был безлюден, вставший «жигуль» никого не интересовал. Игорь тупо воззрился под капот. Раз в пару месяцев машина отгонялась на профилактику знакомому автослесарю, чем и ограничивалось знание матчасти.
Если судить по внешнему виду, двигатель был в большом порядке. Но не работал.
— Бывает, — бодро сказал Игорь, садясь за руль и дуя на покрасневшие руки. — Сейчас разберемся…
Бодрость была фальшивой. У Вали упало сердце. Он снова пытался изображать не то, что чувствовал на самом деле.
