Дарья Асламова - Приключения дрянной девчонки

Из газет я узнала, что заработала кучу долларов на своей публикации и интервью.

Единственный крупный валютный заработок, который мне предложили, – деньги за съемки в немецком документальном фильме о моей работе в качестве военной журналистки. Фильм должен сниматься в Абхазии, и это довольно опасный способ улучшить свое материальное положение. Такое лестное, но страшноватое предложение получила от немецкого телекорреспондента Адриана. Мы беседовали с ним о войне в маленьком ресторане со швейцарской кухней, золотые дрожащие огоньки свечей и легко белое вино "шабли" придавали особый шарм нашему разговору. Война казалась чем-то далеким и ненастоящим, каким то киношным приключением с хорошим концом.

Но ехать фронт, вспоминать старую науку страха с привкусом тошноты мне не хотелось. "Две тысячи марок за три дня работы" кинул мне аппетитную наживку Адриан. Я сразу представила себе, какие наряды я смогу себе купить и какие рестораны посетить. Меня возбудило звучание этой круглой красивой цифры – две тысячи марок. Я, как глупая рыба, заглот! наживку и попалась на крючок.

Вчера я выбирала себе в магазине эффектные свитера поездки в Абхазию. Господи! О чем я думаю, собираясь войну?! Не о том, что меня могут ранить или убить, не о трудностях пути, не о работе в тяжелых условиях, а лишь с к я буду выглядеть. Нет, я неисправима. Пусть все кругом К пит огнем, но макияж в любых обстоятельствах должен быть безукоризненным, а костюм сидеть безупречно. 24 февраля. Буйная грязь – вечная спутница войны. Три дня я слушаю, как чавкает под ногами земля, превратившаяся в ледяную жижу, и проклинаю собственное кокетство. Вместо того чтобы надеть в дорогу непромокаемые удобные кроссовки на толстой подошве, я предпочла изящные сапожки на каблуках. Теперь у меня вечно мокрые замерзшие ноги, я постоянно хлюпаю носом и имею жалкий вид. Зима в Абхазии – самое пакостное время. Пальмы, укрытые снегом, холодное серое море, с грохотом набегающее на берег, чахлые цветочки, окруженные островками льда.

Перенасыщенный ледяной влагой ветер пронизывает до костей.

Нашу журналистскую троицу – Адриана, оператора Юру и меня – поселили в общежитии для беженцев, где нет отопления, горячей воды, не работает канализация, а по вечерам отключают электроэнергию. Спать можно только в одежде, под тремя одеялами, но все равно я просыпаюсь по ночам, стуча зубами от холода. Вещи невозможно высушить, они постоянно пропитаны влагой. Целыми днями я мечтаю о горячей ванне и теплом туалете с удобным унитазом, в котором, представьте себе, есть вода. Но все эти чудеса цивилизации остались в Москве.

По вечерам мы втроем пьем малиновый чай, предусмотрительно захваченный Юрой из дома, и треплемся без передышки, обсуждая дневные впечатления. Адриан и я вечно спорим. Сталкиваются разные взгляды на войну – цивилизованный, европейский, которого придерживается Адриан, Уповающий на мирные переговоры, гуманитарную помощь и Разумное разрешение конфликтов, и дикий, с примесью Азии, свойственный мне, всегда берущей в расчет жестокие законы человеческой природы, не подчиняющейся доводам рассудка. Я знаю, что если отважная кавказская раса берется оружие, то это надолго. Выстрелы в этих краях – единственные аргументы, национальное тщеславие – единственный закон. Стало модным подвергать свою жизнь опасности. видела в местной больнице мужчину, раненного в голову, которому Удалили часть мозгового вещества. Теперь у него на У страшная пульсирующая впадина. Я слышала, как врач успокаивал его: "Мы тебе установим такую пластинку в черепе, что никакая пуля не пробьет; Через несколько месяце снова будешь воевать!" Здешние люди, едва затронутые цивилизацией и способные на любое бесчинство, действуют, не ведая нерешительности, свойственной утонченным, впечатлительным натуру Адриан пытается найти объективные причины ожесточенности кавказских войн, я же отношусь к ним как к стихийному бедствию, как к грозному явлению природы, перед которым следует смириться и отступить в страхе, как отступает человек перед землетрясением или извержением вулкана Мужчины нуждаются в войне, как и в сексе. Кто из них хоть раз заглянул в обольстительное лицо зла, тот не в силах отвести зачарованного взора.

Обаяние войны сильнее всего проявляется в человеческих историях, когда мирные по своей природе люди, часто незначительного характера, волею трагических обстоятельств достигают героических высот. Судьба жестоко берет их в оборот и ставит в такие условия, что они перерастают собственную обыкновенность.

Я слушала чудесные саги о подвигах и спасениях из плена в холодной слякотной Гудауте за стаканом вина, протягивая ноги к теплой печке, и глаза у меня блестели, как в детстве, от предчувствия счастливой развязки. Я представляла себе, как дома, устроившись поудобнее в кресле и закутавшись в • плед, с чашечкой чая в руках я буду пересказывать лучшие истории на свете, страшные сказки, которые кажутся невероятными в мирной Москве.

Гамгия Амиран, режиссер абхазского телевидения,

вместе со съемочной группой летел на вертолете, везущем гуманитарную помощь. Над грузинским селом Сакен вертолет сбили. В эти страшные минуты, когда машина падала, абхазский оператор стал снимать собственную гибель. Но летчик, прослуживший год в Афганистане, умудрился посадить вертолет. Не успели пассажиры возблагодарить бога за чудесное спасение, как возникла новая угроза – вертолет по несло прямо в горную пропасть, но чудом на самом краю с удержался, зацепившись за пень.

Абхазская съемочная группа, состоявшая из трех человек, тут же взяла интервью у летчика, находившегося в состоянии шока.

Но за последние полчаса смерть приготовила им треп ловушку. К вертолету бежали вооруженные до зубов люди стреляя на ходу. Летчик велел всем выбросить оружие, но есть. Но среди пассажиров, везущих муку, военных не казалось. Вертолет окружили и всех взяли в плен.

и его товарищи провели в подвале девятнадцать пней. Они прошли все круги ада и мечтали только об одном – о смерти. Чтобы сделать ее легкой и быстрой, они наметили своих возможных убийц среди охранников – тех, кто славился меткостью в стрельбе. Но когда они обратились с подобной просьбой к намеченным палачам, то даже в душах этих людей, закаленных холодным цинизмом войны, что-то дрогнуло.

Они оскорбились отведенной им ролью.

Заложников избивали ежедневно. Каждый раз, идя на допрос, Амиран прощался с товарищами. Однажды пьяный тюремщик вывел его во двор, поставил к стенке и направил на него пулемет. Он раскачивался и выкрикивал грязные ругательства.

Заложники, видевшие эту сцену, побелели как полотно. Но что-то отвлекло внимание тюремщика, и он отложил казнь на неопределенный срок.

Пленных трижды пытались обменять. Первый раз обмен не состоялся, потому что начальник грузинского отряда, поехавший осматривать трупы, предъявленные абхазской стороной, был невозможно пьян и не смог опознать погибших друзей.

Второй раз молодой грузинский воин при обмене узнал своего погибшего брата.

Потеряв разум от страданий, он ворвался в автобус, где сидели заложники в ожидании своей участи, с криками: "Я сейчас найду кого-нибудь для расстрела!" Он уже выбрал себе жертву и поволок ее к выходу, когда его, ослепленного болью, остановили его же товарищи.

И в третий раз жители села Сакен собрались на совет с Целью решить судьбу заложников. Они много выпили вина и громко спорили. Крики тех, кто требовал кровавой мести, Доносились до комнаты, где томились пленники. Когда Участники совещания разошлись, пленные стали умолять охранника сообщить им решение.

Охранник сжалился и сказал:*Мы решили подарить вам жизнь".

Ни один человек не в состоянии трезво оценить свои Нравственные и физические возможности. Только война, Только экстремальные условия определяют истинную цену 1Чности. Одна молоденькая абхазская журналистка до войны не знала о том, что способна, находясь на четвертом месяце беременности, добраться из Сухуми до Гудауты пешком через джунгли. Она шла босой, так как порвала свою обувь.

Шофер Вадим, который возил нашу журналистскую компанию на фронт, тоже не представлял себе, что ему придется из Гудауты в Адлер вести через тропический лес свою жену сестру и четверых детей. Они шли трое суток, трехлетнюю девочку Вадиму пришлось нести на спине, так как она терялась в высокой траве. На вторые сутки кончилась еда, дети постоянно плакали от голода. Их спасли встретившиеся на пути русские туристы, которые накормили до отвала измученных странников тушенкой и макаронами.

На войне человек нередко переходит барьер страха, после которого он не боится ни бога, ни черта. Сергей К., украинец, женатый на абхазке, житель города Гагры, впервые узнал страх, когда в город пришли грузины. За него вступился сосед по дому, грузин. Не легче стало, когда в город вошли абхазцы. Поздно ночью к нему в квартиру ворвались трое абхазских бандитов и увезли его на расстрел на берег моря, босого и в пижаме. Сергея завели по колено в воду. Он пытался выяснить, за что его хотят убить. "Ты помог бежать из города своему соседу-грузину", – заявили бандиты. (Действительно, сосед был ранен, и кто-то вывез его из Гагр.) "Это сделал не я, о чем очень сожалею, – сказал Сергей. – Мой сосед – порядочный и добрый человек, он спас меня, мою жену и моих детей, когда город держали грузины. Если бы он обратился ко мне за помощью, я непременно помог бы ему".