Бен Хетч - Всюду третий лишний

– Я должен более внимательно прислушиваться к своему внутреннему голосу и прекратить быть овцой. Я слишком долго был овцой, путешествуя на этом долбаном автобусе к восточному побережью.

Он хотел было пойти искупаться в море, чтобы подзарядиться энергией, но передумал после того, как я рассказал ему о белоточечной рыбе-собаке.

У него было хорошее чувство юмора, правда, юмор этот имел отчетливо различимый привкус отчаяния и безысходности.

– Когда я смеюсь, то мой смех почти истеричный. Это невротический смех, и он изматывает меня. Я не должен смотреть так много смешных фильмов или сатирических комедий – после них лишь сильная усталость, да и вообще сплошной вред.

Я перебрался из домика в двухместный номер, в котором обосновался он, и сейчас, пока он плещется под душем, читаю его дневник. В нем он пишет о депрессии и одиночестве, которые испытал, и о том, чего ему стоило не сойти с круга после смерти отца. У каждого своя головная боль.

Тема: мое терпенье все еще на исходе

Кому: Киту Ферли

От: Люси Джонс

Дорогой Кит!

Еще одно электронное письмо в бездонный колодец твоего молчания. Я все больше и больше склоняюсь вот к какой мысли: если ты действительно хочешь знать правду, то скажу, что я всегда немного ревновала тебя к Дэнни. Вы всегда казались очень близкими друг с другом, а я была как бы отставленной в сторону, когда вы начинали смеяться надо всем подряд, а я не могла поддержать ваш смех. Из-за этого я чувствовала себя в некоторой степени дурой. Я не то чтобы его не любила, хотя ты, наверное, так считал, – я понимала, что он – классный парень. Да, да, это именно так. Обдумывая все это сейчас, я понимаю, что должна была быть более доброй и внимательной в больнице, а потом настаивать на том, чтобы ты чаще навещал его в «Грандж Гров». Ты не знаешь о том, что твой отец и Том пытались убедить меня делать это. Я должна была настоять на том, чтобы ты бывал там со мной. Но мне было известно и то, сколь тягостными были для тебя эти поездки. Дело не в том, что я не могла пережить эти волнения или у меня не было других дел. Я думала только о тебе.

Я понимаю, что выбрала неподходящий момент, чтобы начать обсуждать нашу женитьбу и будущих детей, но я просто не могла сдерживать себя. И делала я это лишь потому, что люблю тебя. Я до сих пор нахожусь в неведении, читаешь ли ты мое письмо и что вообще с тобой происходит. Возможно, ты скрылся где-то с кем-то, а что я могу еще предположить, и совершенно не думаешь обо мне. Прошу тебя, Кит, напиши мне.

С любовью,

Я думаю о Люси и с тоской вспоминаю то, что было в нашей прошлой жизни. Таких, вызывающих тоску, воспоминаний масса. Я вспоминаю, как злилась Люси на кошек, которые раздирали мешки с мусором, выставленные на улицу для уборщиков; как она прикладывала руку к моему лбу, когда я хворал, и покупала мне мини-колбаски, поскольку знала, что при повышенной температуре мне всегда очень хочется таких колбасок; как она вечно всюду опаздывала; как по ее животу и ногам пробегала дрожь в минуты возбуждения; как она, засыпая, складывала свои маленькие ручки на животе; как забавно крошки хлеба прилипали к ее губам; как по утрам в субботу мы, лежа в постели, смотрели клипы «Ант и Дек» с компакт-дисков и сериал «Ругратсы»; как вечерами по воскресеньям мы слушали блюзы, звучащие в фильмах «Фрост» и «Древности, которые мы видим»; как она каждое утро, торопясь на работу, искала свои ключи; как мы ходили в кино, а потом обсуждали фильмы; как она кричала на меня, когда обнаружила пятна мармита на покрывале и белом одеяле; как она закрывала мне глаза руками; как она шумно дышала во сне и как соприкасались во сне наши тела; как я объяснял ей научные и военные телепередачи; как она следила за сражением знатоков в «Битвах университетов»; как она давала советы и наставления, где и как следует делать покупки («Когда покупаешь дыню, ее нужно сжать в руках, чтобы определить, спелая ли она…» «"Тескос Файнест", конечно, похуже, чем „Маркс и Спенсер", но лучше, чем „Асда“, а „Асда“ лучше, чем „Сомерфилд“. Никогда не ходи в „Сомерфилд“!»).

В те дни мы почти постоянно шутили. В одной из шуток ее собственная жизнь сравнивалась с колонкой новостей и событий в Рисборо, которую она вела. Люси обожала сплетни и, будучи в хорошем настроении, приходила потолковать со мной, когда я лежал в ванне. Я не спрашивал ее, как прошел день. Она усаживалась на стульчак унитаза, а я спрашивал, остается ли ее материал главным в номере или в этот день произошло что-то, что заняло место вчерашних новостей на первой полосе. И она, придавая голосу какое-то особое, понятное лишь нам двоим звучание, отвечала, цедя сквозь стиснутые зубы и водя глазами по сторонам, как попавшее в капкан животное: «Кит, ничего нового – сенсационная новость прежняя» или «Кит, меня поместили на третьей полосе – служитель в гараже накричал на меня, когда я попросила его выйти из будки и помочь мне открыть капот, чтобы проверить уровень воды».

Я с тоской вспоминаю наши ласки, когда мы сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу; ее мягкую, как пластилин, кожу и ее глаза, излучавшие любовь и смотрящие на мир через маленькие круглые очки; вспоминал, как, сидя на диване, она накручивала на палец волосы, а я за это хлопал ее по руке. Я вспоминаю нашу спокойную тихую жизнь, которую можно было распланировать на много недель вперед, жизнь, в которой я не должен был ни о чем тревожиться и не стараться хоть чем-то ее заполнить. Я вспоминаю ее маленькие ручки и ее привычку сгибать руку в локте под прямым углом, когда я прижимал ее к себе. Я вспоминаю ее нежную шейку и длинные волосы, которые так приятно пахли каким-то шампунем. А больше всего мою память бередят воспоминания о тех мелких шутках, которыми мы постоянно обменивались, когда все в наших отношениях было хорошо и безоблачно, и эти шутки значили для нас больше, чем счета, которые надо было оплачивать, чем наши работы и даже то, что мы порой оказывались без денег.

29 декабря 2000 года

Прошлый вечер мы с Питом провели в гриль-кафе, где познакомились с парнем по имени Дейв, приехавшем на автобусе «Оз Экспериенс», отчего Пит сразу почувствовал какую-то неловкость. Дейв тут же объявил нам, что каждую ночь в течение вот уже целого месяца напивается до бесчувствия и что он уже совершил шесть прыжков с эластичным тросом, в том числе и прыжок в Куинстауне в Новой Зеландии, который называют «спуск-подъем на лифте», потому что в возвратном полете тело прыгуна находится в вертикальном положении, поскольку шея его фиксируется специальной планкой.

– Ты видишь небо во время этого распроклятого свободного падения, а потом вдруг вместо неба перед твоими глазами возникает река Стоповер. Ну это, я вам скажу, зрелище, – закатив глаза, объявил Дейз.

Пит, до этого снисходительно слушавший его рассказы, посмотрел на меня лукавыми глазами и сказал:

– Любуйся, вот еще один типичный представитель племени автобусных туристов.

Мы выпили еще по паре кружек пива, и Дейв поведал нам, что направляется в Камбоджу, где за пятьдесят долларов можно заполучить боевую гранату, оставшуюся со времен вьетнамской войны. Если выложить еще десять долларов, то они пригонят корову, по которой можно пальнуть.

– Только эти сволочи замазывают прицел гранатомета какой-то дрянью, представляете? Они не дураки. Им надо, чтобы ты промазал, стреляя по их чертовой корове, а потом они выкупают ее у тебя. Но своих десяти долларов ты не получаешь. Максимум пять. Ну а что ты сможешь сделать с этой проклятой коровой? Засунуть ее в рюкзак? Выбора у тебя не остается. Лично я решил: буду целиться этим чертовым коровам в копыта.

Когда Дейв ушел, пообещав на прощание сообщать нам по электронной почте обо всех достойных нашего внимания приключениях и событиях, какие случатся на его пути в Кэрнс, Пит заявил, что его чуть не стошнило от одного присутствия этого болвана. Я посоветовал ему не относиться ко всему так серьезно и спросил, что он думает об израильтянах Тале и Дэнни, отце и дочери, которых мы перед приходом сюда встретили в баре хостела и которые изъявили желание через несколько минут присоединиться к нам, чтобы вместе идти в гриль-кафе.

Мы сидели за столиком в кухне, когда к нам подсел Тал, пилот компании «Эль-Ал», и достал нас своими рассказами о том, как во всех странах, куда он прилетал, ему всегда уступали дорогу, независимо от того, какой поворот, правый или левый, он совершал. Описывая свои дорожные приключения, он для наглядности использовал пачку сигарет «Пел Мел», которая изображала его машину.

– А в Йоханнесбурге даже на круговой развязке принято уступать дорогу транспорту, въезжающему с боковых магистралей.

Мы, чтобы улизнуть от него, тайком поехали в кафе на велосипедах. У Дэнни, его дочери, голова была обрита наголо. Через год она должна была поступить на службу в Армию Израиля, в связи с чем ей был предоставлен годовой отпуск. Когда она вошла с Талом в паб, мы с Питом почти одновременно решили, что «с длинными волосами она была бы очень привлекательной». Пит часто и подолгу смеялся своим неестественно неистовым смехом, а потом предложил пойти поиграть в пул, чтобы избавиться от разговоров с Талом. Я записал наши имена мелом на доске, но когда подошла моя очередь, Пит попросил дать ему сыграть первым.