Мюррей Бейл - Ностальгия
— Вы, конечно же, понимаете, что большинство видов спорта — это забавы с тяготением. Хотелось бы остановить ваше внимание на играх с мячом — и на гимнастике в частности. Истинный мастер — это просто-напросто тот, кто лучше прочих умеет нейтрализовать тяготение.
И гад принялся рассказывать о разнообразных способах «победить тяготение». Конечно же, почетное место отводилось бюсту Игоря Сикорского[142] и двум громадным серым лопастям с одного из его вертолетов. Неизменный спутник и фотопортреты первых советских космонавтов туристов не заинтересовали, что само по себе занятно; впрочем, Кэддок заявил, что даты приведены неправильные. Напротив, смутно знакомый рычаг с обрывком провода, помещенный под стекло, приковал к себе всеобщее внимание. Австралийцы вопросительно обернулись к гиду.
— Ха! Это ручной тормоз от «Москвича».
Борелли, в силу непонятной причины, зашелся смехом. Но тут же извинился.
— Прошу прощения. Просто очень неожиданно вышло.
Русский подозрительно воззрился на него. Но было видно, что Борелли и впрямь наслаждается от души: узнает что-то новое.
По-своему интригующе смотрелись: подборка подъемных насосов; изысканно-элегантный перегонный куб: устрашающий желудочный зонд; пассажирский лифт в стиле модерн одной из роскошных старинных петербургских гостиниц (все торжественно его «опробовали»: вошли внутрь и прильнули к стеклу — до тех пор, пока Атлас не начал называть воображаемые этажи, словно в «Майер Эмпориум»[143]). В России Гэрри Атлас шутил больше обычного, словно бы демонстрируя собственную независимость. А еще здесь выставлялось изгвазданное трико воздушного гимнаста.
Все эти экспонаты иллюстрировали попытки человека бросить вызов закону всемирного тяготения — более или менее успешные.
С потолка свисал татлинский[144] восстановленный планер; ряды парашютов (экскурс в историю) пошевеливались под ветерком, точно анемоны. До чего же приятно пройтись среди шелковистых шнуров под полупрозрачным куполом! Постепенно о виселице все и думать забыли.
Саша склонилась к плечу Норта.
Гид между тем шарил в карманах, приговаривая:
— Только вчера пришло.
Туристы ждали; экскурсовод забормотал что-то по-русски. Вечная проблема с музейными гидами: никогда не знаешь, не часть ли это тщательно отрепетированного спектакля. Ибо, обнаружив наконец каблограмму, он картинно отодвинул ее от глаз на расстояние вытянутой руки.
— Кто читает по-английски?
— Вайолет, — указала Саша. — Она актриса. Смотри читай хорошо поставленным голосом, милая.
«ТЯГОТЕНИЕ [прочла она]
Палмейра-дос-Индиос, Бразилия, 9 июня, агентство Рейтер».
Вайолет откашлялась.
«Согласно сообщениям в прессе, мэр северо-восточного бразильского городка отказался от намерения отменить закон всемирного тяготения большинством голосов в городском совете. Мэр Минерво Пиментель остался им крайне недоволен после того, как инженеры-градостроители сообщили, будто закон не позволяет установить водяной резервуар на главной площади города, поверхность которой носит наклонный характер.
Мэр обратился к лидеру большинства Хайме Гимареасу с просьбой призвать членов совета отменить закон. Однако ему посоветовали оставить все как есть.
— Мы не можем быть уверены, муниципальный ли это закон, или государственный, или, чего доброго, федеральный, — возразил Гимареас. — Лучше не вмешиваться в это дело, чтобы не создавать лишних проблем, — добавил он».
И Вайолет вернула каблограмму гиду.
— Да, в Латинской Америке мы побывали, — сообщил ему Кэддок, перекрывая общий гам и гомерический хохот.
Гэрри так энергично хлопал себя по ляжкам, что поскользнулся и упал — как был, с сигаретой в зубах.
— Весьма интересная страна. А на экваторе мы…
Русский кивал, особо не вслушиваясь. Здесь, на этом скользком участке пола, даже ему приходилось осторожничать.
Медленно подняв руку для удержания равновесия, он возгласил, перекрикивая Кэддока:
— Механизмы, созданные в свете тяготения. Здесь представлены гидрометр и гравитометр…
Кое-кто — такие, как старина Дуг, и Шейла, и Гвен Кэддок, — послушно сощурились, изображая сосредоточенный интерес. Но ведь стоит кому-то одному разулыбаться — и смеха уже не унять. Впечатление от телеграммы так и не развеялось — и не развеется с годами; а тут еще угол наклона пола — ни дать ни взять парк развлечений! Вцепившись в брючный пояс Норта, Саша неудержимо хихикала.
Вот — капельницы (всех размеров); а дальше туристы проскользили мимо деревенского трибометра, даже не обратив внимания на хитроумную систему из промасленных храповых механизмов, листовой рессоры от немецкого армейского грузовика и балластных барабанов с гравием, подвешенных на истертых проводах, — и все это крепилось к циферблату будильника. В углу притулились примитивная двухколесная тележка — а здесь-то тяготение при чем? — и коллекция птичьих чучел, до поры до времени отодвинутая в сторону.
— Думается мне, вся эта несуразица так их завораживает, потому что жизнь у бедолаг совершенно бесцветная, — четким голосом произнесла Вайолет.
— Знаете, Вайолет, я, пожалуй, с вами соглашусь, — отозвалась Гвен, крепко держась за Кэддока.
Однако ж мрачная сосредоточенность в лице гида повлияла на туристов отрезвляюще. Эта его гигантская, изнуренная голова; эта его невыразимая печаль… Кроме того, это ж его работа. Теперь группа стояла в самом углу зала.
— Центр ставит себе целью показать тяготение со всех сторон, — подвел итог гид. — Вся история человечества состоит из смертельно-серьезных ситуаций, нанизанных одна на другую, словно бусины в ожерелье. — Он вымученно улыбнулся собственному сравнению. — А тяготение — это и есть нить. Тяготение можно наблюдать и на национальном, и на личном уровнях. Однако ж мы держимся. Держимся на плаву.
«Смертельно-серьезные ситуации» были проиллюстрированы несколько буквально — фотографиями военных кладбищ. Те, что на французской земле, в Вердене, напоминали свежепосаженные, геометрически правильные виноградники: символ порядка, пришедшего на смену хаосу; дескать, не зря мы воевали. Какой контраст с суровой простотой курганов — как бурый снег с блокады Ленинграда.
Катастрофы глобального масштаба иллюстрировали вышеупомянутый «национальный уровень»: последствия землетрясений, извержений вулкана, авиакатастроф; изможденные жертвы голода и африканских эпидемий. И наконец, «личный уровень» — фотографии вытянутых, удрученных лиц, подпирающей подбородок руки; рыдающие вдовы; и наконец — многократно увеличенный снимок молодой девушки, бросающейся с моста вниз: рот открыт, руки широко разведены.
— Это мост Брюнеля в Бристоле, — нарушил молчание Джеральд. И обернулся к Филипу Норту: — Помнишь, мы его видели! Один из самых замечательных мостов в Англии.
А помните — морской прилив; Бристольский зоопарк; холодный колбасный рулет к вечернему чаю?
— Люди порою ведут себя совершенно ужасно! — Шейла закусила губу. — Просто не знаю…
Обняв ее за плечи, Луиза увела Шейлу от фотографий.
— Не бери в голову. Я всегда себе говорю, что такое случается с кем-то другим, не с нами. Мы читаем газеты — и никого из пострадавших лично не знаем.
— Да, наверное.
— Мы выдвигаем вот какую теорию, — проскрежетал русский. — Мы видим сны того ради, чтобы вырваться из-под власти тяготения. В любом сне тяготение оказывается несостоятельным. Без такой отдушины гнет оказался бы непосильным. Я вот сплю плохо, — добавил он до странности доверительно.
— Должно быть, это ужасно, — пробормотала Саша, всегда готовая посочувствовать.
— Ах, не спать из-за такой ерунды — оно того не стоит! — неожиданно воскликнула Луиза. Муж ее рассмеялся резким смехом; все даже заоборачивались.
— Оставили бы вы ее в покое, — пристально глядя на него, посоветовал Борелли.
По всей видимости, такого рода вспышки в музее случались нередко: как побочный продукт мрачноватой атмосферы, и прицельного воздействия экспонатов, и утомительно-наклонного пола. Гид просто-напросто направился к предпоследнему экспонату, обязательному советскому графику, изображающему движение капитализма по нисходящей. Здесь фигурировали разнообразные экономические показатели. Гид уже приготовился было пояснять диаграмму — и вдруг резко остановился и вытянул шею.
— Кто из вас?..
Гэрри Атлас подошел поближе; вот смеяться ему явно не стоило.
— Кто-то тут написал: «Внизу-под-экватором». И маленькую карту Австралии пририсовал.
— Урррааа! — завопила Саша. Норт ткнул ее локтем.
Гэрри вновь обернулся к стене.
— Этот «кто-то» поработал на совесть. Вот — «Долой тяготение» и… «Долой коммунизм».
