Даниил Гранин - Бегство в Россию
В самом деле – откуда?
Лучше хороший шлягер, чем еще одна машина, что толку с этих машин? Надо же ей было связаться с идиотом – все бросить в разгар везухи, когда деньги пошли… А как же их путешествие?
Ему еще не приходилось расставаться так тяжко. Тереза сникла, поняв, что его не остановить. Губы ее опустились, над верхней – белый след от сливок, волосы свесились, глаза потухли. Вот такая несчастная, некрасивая она была ему еще милее – она приедет к нему, обещал Джо, как только он устроится, она сразу приедет в Штаты.
— Врешь ты все, врешь.
— Клянусь тебе, — твердил он, уверенный, что так и будет, потому что сердце его разрывалось от жалости.
— Ты дурак… Дурак или подлец, я не знаю.
— Но ты же знаешь, что у нас не просто так.
— Что ты делаешь, что ты делаешь, — повторяла она.
И он понимал, что покидает жизнь совсем особую, какой у него уже никогда не будет.
Оставалось три дня до отъезда, и Джо уговорил Терезу все эти дни провести вместе.
Посреди ночи Джо проснулся. Кто-то позвал его, потряс за плечо. Никого в комнате не было. Лишь неясная бормочущая тишина ночного города. Он встал, подошел к окну.
Накрапывал дождь. Подъехала машина, погасила фары. Блеснули дверцы. Из автомобиля вышли двое, оба в длинных плащах, остановились напротив пансионата. Тени их смутно угадывались в ночной мгле. Джо показалось, что они смотрят на его окно, он отступил в глубь комнаты. А когда снова выглянул, улица была пуста, блестела мокрая мостовая, дождь усилился, шумно стучал по крышам.
Утром он решил, что все это ему приснилось. Но что означал этот сон? Мышеловка… Мышеловка… Откуда-то появилось это слово, показалось, что его произнес тот, в кепке. Все двери закрыты, осталась только одна, а за ней – мышеловка.
Решение пришло внезапно и безотчетно. Когда его спросили в агентстве, почему он отказывается от рейса, Джо ничего не мог объяснить. Сотрудница, которая принимала у него деньги за неустойку, сочла его за больного, он стал читать ей какие-то стихи по-английски. Он читал ей из “Гамлета”:
Нас иногда спасает безрассудство,А план обдуманный не удается,Есть божество, ведущее нас к цели,Какой бы путь ни избирали мы.
Еще недавно он мечтал написать оперу “Гамлет” и некоторые монологи знал наизусть.
В пансионате Джо тоже ничего толком не разъяснил – надо, мол, задержаться в Париже. По словам хозяйки, выглядел он растерянным.
Назавтра все утренние газеты вышли с сенсационным сообщением: в Соединенных Штатах раскрыта шпионская сеть коммунистов, арестованы супруги Розенберг, они передали Советам секреты создания атомной бомбы, вот в чем причина успеха русских – коммунисты проникли во все военные производства США, национальная безопасность Америки под угрозой.
Джо не верил своим глазам, перечитывал знакомые имена – друзья, приятели… “Один из шпионов, Андреа Костас, сбежал, поиски ведутся, служба безопасности надеется, что в ближайшие дни его удастся задержать”.
Обвинения выглядели сомнительными. Что за “секрет атомной бомбы”, какие могли быть “чертежи”? Все это напоминало шпионский роман, бульварную туфту. Джо прочитывал газету за газетой и убеждался, что это грубая фальсификация, ложь от начала до конца. Он позвонил в американское посольство. Какой-то чиновник молча выслушал его излияния, потом холодно поинтересовался, какие у него есть доказательства, чем он может засвидетельствовать, знает ли лично Розенбергов и вообще кто он такой. Джо назвал себя, чиновник переспросил, закашлялся, голос его потеплел, он кому-то передал трубку, и она обрадованно заворковала – очень хорошо, приезжайте, мы запишем ваши показания… Внезапная любезность насторожила Джо, он нерешительно поблагодарил – сегодня никак, разве что завтра вечером. Да ради бога, его будут ждать… Повесив трубку, стал соображать – его даже не спросили, американский ли он гражданин, сработали имя, фамилия, как будто уже были у них на слуху. С чего бы это? Возможно ли, чтобы их запрашивали? Но запросов в посольство присылают много. Запрос, следовательно, был недавний. Или же особый, потому что они даже не сверились… Вариант довольно вероятный – его разыскивают. Зачем разыскивают?
Ресторанчик, выбранный Маком Фергюсоном, представлял собой довольно унылое помещеньице на шесть столиков, но был известен своей хорошей греческой кухней. Мак заказал не менее десяти наименований. После шестого блюда и трех порций виски он, приняв ночных визитеров за факт, выразил недоумение. Чего они, собственно, хотят? Арестовать Джо? На основании чего? По какому, спрашивается, пути шла обработка информации? Вероятно, статистическая? Дедукция следствий? Умозаключения по аналогиям?
Несколько раз они теряли нить разговора. Проблемы логических машин и логических ошибок увлекали их больше, чем вещие сны и предсказания.
— То, что выглядело на том, прежнем уровне информации нелепостью, на новом уровне вполне логично, — рассуждал Джо.
— Но на каком основании, находясь на нижнем уровне, ты выбираешь нужное решение? — рассуждал Мак. — Чтобы так расшифровать сигнал, надо иметь другой сигнал!
Они хорошо запутались, так, что не могли найти ни концов, ни начал, даже такое виски, как “Королевский салют”, не помогло им выкарабкаться. К тому же выяснилось, что Мак уже побывал в посольстве и оставил там список участников конгресса, в списке был и Джо Берт.
Под вечер, возвращаясь в пансионат, Джо издали увидел у подъезда длинный серый “линкольн”. Ощущение опасности заставило зайти в кондитерскую, что была наискосок от его дома. Он уселся за столик у окна, заказал себе кофе. Возле машины прохаживался плечистый парень в нейлоновом плаще, шляпе. Челюсти его мерно двигались. Фонари еще не зажигались, но Джо показалось, что он где-то его видел. Двери подъезда открылись, оттуда вышли хозяйка пансионата в накинутой на плечи кофте и мужчина постарше. Они о чем-то поговорили. Хозяйка вернулась домой, и теперь, когда эти двое остались у машины, картина напомнила ночное видение. Не будь его, Джо не обратил бы внимания на этих двоих, так же как не обращала на них внимания июльская улица. В том, что оба американцы, Джо Берт не сомневался, по каким-то неуловимым чертам он в парижской толпе всегда узнавал своих.
Опасность обрела физиономию. Выйдя из кондитерской, Джо не вернулся домой и не пошел к Терезе. Переночевал в гостиничке у Елисейских полей. Крохотный дешевый номер, широкая кровать, биде, туалетный столик и два облезлых полосатых стула. Запах табака, мочи, духов был запахом коротких сеансов любви, чем и жило это заведение. Снизу, от портье, он позвонил хозяйке, предупредил, что будет завтра, она засуетилась, сказала, что его ждут, передала трубку. Мужской голос сообщил, что ему привезли срочный пакет из посольства.
— Вы оставьте, — сказал Джо. — Я приеду завтра вечером.
— Дело-то срочное, может, я к вам подъеду?
— А чего там срочного? — равнодушно спросил Джо.
— Не знаю. Просили лично вам в руки передать.
— Это невозможно. Моя дама будет недовольна. Я должен соблюдать деликатность.
Он не мог отказать себе в удовольствии похихикать. Самоуважение его повысилось.
Он лежал, намечая на закопченном потолке возможные маршруты. Уехать в Ниццу? Вместе с Терезой? И что дальше? Наняться в какой-нибудь оркестрик? Но сезон закончился. Инженерная должность требовала документов, для этого надо заполнять анкету. Во Франции американцу укрыться труднее, чем в Англии. Зато там полно сотрудников ЦРУ. Брать визу в английском консульстве значит засветиться. В паспорте у него стоял штамп: “Запрещено в Китай и в СССР”. Если попросить визу в советском посольстве, его наверняка задержат на границе французы. В Латинскую Америку? А что там делать? Самое безопасное – податься куда-нибудь в Рим, там затеряться, переждать.
За стеной хрипело радио, скрипела кровать. В шахматы выигрывает тот, кто сумеет рассчитать больше ходов вперед. На сколько ходов он может опередить этих парней?
IV
Вскоре после отъезда Джо в Европу Андреа Костаса вызвали в секретный отдел. Спросили: действительно ли является он коммунистом, членом партячейки такой-то, с такого-то времени? Затем не стесняясь объявили, что увольняют.
Увольнять за политические убеждения? В Америке это невероятно! Еще невероятней было то, что все очень быстро смирились с этим. Не прошло и недели, знакомые стали его избегать, разговаривали, оглядываясь по сторонам. Талантливый, перспективный специалист, он очутился в пустоте. Фирмы, в которые Костас обращался, смущенно отказывали. О государственной службе нечего было и думать. На предложения, посланные в провинциальные, самые скромные, университеты, ответа не приходило, либо сообщали, что “пока не требуется”.
