Софи Кинселла - Ты умеешь хранить секреты?
— Что? — никак не понимаю я.
— Дело в том… — Коннор багровеет совсем уже угрожающе. — Мы собираемся жить вместе. Что ни говори, а это уже шаг! И я недавно заметил… что мы… мы никогда не говорим друг другу нежных… слов.
Я во все глаза смотрю на него, чувствуя, что попалась.
— Разве?
— Точно.
— Вот как…
Я залпом глотаю кофе. Вообще-то он прав. В самом деле не говорим. Но почему?
— Как по-твоему? Но только если ты сама этого хочешь.
— Ну разумеется, — поспешно киваю я. — То есть ты совершенно прав. Конечно, хочу. — Я откашливаюсь. — Дорогой!
— Спасибо, дорогая, — шепчет он с любящей улыбкой, и я улыбаюсь в ответ, пытаясь не замечать хор протестующих голосов в собственной голове.
До чего же фальшиво звучит!
Я не ощущаю себя «дорогой».
«Дорогая» — это замужняя дама, вся в жемчугах и с полноприводным автомобилем.
— Эмма? — Коннор вопросительно смотрит на меня. — Что-то не так?
— Еще не уверена, — признаюсь я со смущенным смешком. — Просто «дорогая» — это как-то не для меня. Но знаешь, вполне возможно, я со временем привыкну.
— Но мы можем выбрать что-то еще. Как насчет «милая»?
Милая? Он это серьезно?
— Нет, — быстро говорю я. — «Дорогая» — лучше.
— Или «солнышко», «лапочка», «ангел»…
— Может быть. Послушай, давай пока просто забудем об этом.
Лицо Коннора вытягивается, и мне становится стыдно. «Брось, Эмма, ты вполне можешь обращаться к своему бойфренду „дорогой“. В конце концов, ничего в этом особенного нет. Надо лишь привыкнуть».
— Прости. Коннор, — извиняюсь я. — Не знаю, что на меня нашло. Наверное, еще не пришла в себя после полета. — Я беру его руку и сжимаю. — Дорогой.
— Все в порядке, дорогая, — улыбается он, вновь обретая обычное хорошее расположение духа, и целует меня. — До вечера.
Вот видите? Это так легко.
О Боже…
Ладно, у всех парочек бывают моменты неловкости. Совершенно обычное явление… наверное.
Около получаса уходит на то, чтобы добраться из квартиры Коннора в Мейда-Вейл до Айлингтона, где живу я. Открываю дверь и вижу на диване Лиззи. Физиономия у нее сосредоточенная, вокруг валяются бумаги. Она так много трудится, моя Лиззи. Иногда даже слишком.
— Над чем ты работаешь? — сочувственно осведомляюсь я. — Замышляешь очередное мошенничество?
— Нет, читаю статью, — рассеянно отвечает Лиззи, показывая глянцевый журнал. — Здесь говорится, что со времен Клеопатры критерии красоты остались неизменными и есть способ проверить, насколько ты красива. Делаешь кое-какие измерения…
— Правда? — оживляюсь я. — И что там у тебя?
— Еще не закончила. — Она снова хмурится, вглядываясь в страницу.
— Значит, пятьдесят три… минус двадцать… получится… Господи боже, какой кошмар! Всего тридцать три!
— Из?..
— Из ста! Тридцать три из ста!
— О, Лиззи. Какое дерьмо!
— Знаю, — кивает Лиззи серьезно. — Я уродина. И знала это. Понимаешь, знала всю жизнь, в глубине души, но…
— Нет, — отмахиваюсь я, стараясь не смеяться. — Я имею в виду, твой журнал — дерьмо! Нельзя измерить красоту какими-то дурацкими цифрами. Да ты взгляни на себя!
У Лиззи самые большие в мире серые глаза, прекрасная чистая кожа. Абсолютно потрясающее лицо, хотя ее последняя прическа, пожалуй, слишком строга.
— Да кому ты веришь? Зеркалу или идиотской, бессмысленной журнальной статье?
— Идиотской, бессмысленной журнальной статье, — вздыхает Лиззи с таким видом, словно это совершенно очевидно.
Она, конечно, не всерьез. Но с тех пор, как Лиззи бросил Саймон, ее бойфренд, ее самооценка угрожающе снизилась. Поэтому я немного беспокоюсь за нее.
— Это и есть золотые пропорции красоты? — спрашивает наша третья соседка, Джемайма, цокая «кошачьими каблучками».[13] На ней бледно-розовые джинсы, облегающий белый топ, и выглядит она по обыкновению ухоженной и загорелой.
Теоретически Джемайма работает в галерее скульптуры, но практически постоянно пребывает в парикмахерских, массажных салонах и фитнес-центрах, ходит на свидания с банкирами, доходы которых тщательно проверяет, прежде чем сказать «да».
Но мы с Джемаймой ладим. Ну или вроде того. Беда в том, что все предложения она начинает со слов «если хочешь»: «Если хочешь получить обручальное колечко на пальчик…»; «Если хочешь адрес с кодом SW3[14]…»; «если хочешь, чтобы твои вечеринки считали лучшими в городе…».
Конечно, я не против, чтобы мои вечеринки считали лучшими в городе. Просто в данный момент это не самая основная моя забота. Кроме того, по мысли Джемаймы, быть действительно хорошей хозяйкой означает пригласить кучу богатеньких приятелей, обвешать всю квартиру шариками и гирляндами, нанять официантов и поваров и потом хвастаться, что все эти горы еды приготовлены ею собственноручно. Но самое главное — это отослать соседок (меня и Лиззи) в кино, а позже принять оскорбленный вид, если они осмелятся прокрасться обратно в полночь и сварить на кухне шоколад.
— Я тоже проделала этот тест, — сообщает Джемайма, поднимая розовую сумочку от Луи Вюиттона — подарок папочки после того, как она порвала с парнем, сходив на третье свидание. Можно подумать, у бедняжки сердце разбилось!
Заметьте, у него была яхта, так что, вполне возможно, дело действительно дошло до разбитого сердца.
— И сколько у тебя? — спрашивает Лиззи.
— Восемьдесят девять.
Джемайма опрыскивается духами, откидывает за спину длинные светлые волосы и улыбается себе в зеркале.
— Итак, Эмма, значит, это правда, что ты съезжаешься с Коннором?
Я потрясена.
— Откуда ты знаешь?
— Добрые вести не сидят на месте. Сегодня утром Эндрю позвонил Рупсу насчет крикета и все ему рассказал.
— Ты съезжаешься с Коннором? — поражается Лиззи. — Почему же я ничего не знаю?
— Я собиралась сказать, честно, собиралась. Ну разве не здорово?
— Неверный ход, Эмма, — вздыхает Джемайма, покачивая головой. — Очень неразумная тактика.
— Тактика? — Лиззи закатывает глаза. — Тактика?! Джемайма, речь идет о человеческих отношениях. Не об игре в шахматы!
— Любые отношения и есть шахматная партия, — парирует Джемайма, накладывая тушь на ресницы. — Мамочка считает, что необходимо все рассчитывать заранее. Это называется стратегическим планированием. Если делаешь неверный ход, ты в проигрыше.
— Все это чушь! — бросает Лиззи вызывающе. — Отношения — это когда у людей общие интересы и когда две родственные души находят друг друга.
— Родственные души! — иронически усмехается Джемайма. — Помни, Эмма: если хочешь получить обручальное колечко, не съезжайся с Коннором.
Она оглядывается на камин, где почетное место занимает большой снимок. На фотографии запечатлена для истории встреча Джемаймы с принцем Уильямом на благотворительной игре в поло.
— Все еще метишь в королевскую семью? — фыркает Лиззи. — Не напомнишь, на сколько лет он младше тебя?
— Не мели вздор! — рявкает Джемайма, предательски краснея. — Знаешь, иногда ты ведешь себя как дитя малое!
— Так или иначе, а мне колечко на палец ни к чему, — вставляю я.
Джемайма вскидывает идеально выщипанные брови, словно хочет сказать: «Бедная невежественная дурочка», — и закрывает сумочку.
— Кстати! — внезапно восклицает она, угрожающе щурясь. — Кто-то из вас брал мой джемпер от Джозефа?
Следует кратчайшая пауза.
— Нет, — с невинным видом отвечаю я.
— Я даже не знаю, какой он, — пожимает плечами Лиззи.
У меня не хватает духу взглянуть на нее. Уверена, что вчера вечером видела на ней этот чертов джемпер.
Голубые глаза Джемаймы, проницательные, как радарные сканеры, обегают меня и Лиззи. Похоже, она нас насквозь видит.
— У меня очень тонкие руки, — предупреждает она, — и я не хочу, чтобы рукава растянулись. Только не воображайте, будто я не замечу, потому что я вижу все! Чао!
Едва за ней закрывается дверь, мы с Лиззи переглядываемся.
— Черт, — вздыхает Лиззи, — кажется, я оставила его на работе. А, ладно, заберу в понедельник.
Она пожимает плечами и возвращается к журналу.
Честно говоря, мы обе время от времени заимствуем одежду Джемаймы. Без спроса. Но нужно сказать в оправдание, у нее так много шмоток, что она этого часто вообще не замечает. К тому же, по словам Лиззи, одно из основных прав человека заключается в том, что соседи по квартире просто обязаны меняться одеждой. Она утверждает, что это одна из статей неписаной британской конституции.
— И кроме того, — добавляет Лиззи, — она у меня в долгу за то письмо в муниципальный совет насчет ее штрафов за незаконную парковку. Знаешь, она даже спасибо не сказала! — Лиззи отвлекается от статьи о Николь Кидман. — Так что ты делаешь вечером? Пойдем в кино?