Леонард Терновский - Касьянов год (Ландыши)

— Так. Пятьсот рублей. Полагаю, это деньги Фонда. — Он положил конверт рядом с фотографиями.

— Это деньги, которые мы откладываем на новый холодильник, — опять вмешалась Анна Николаевна.

— Разберемся. Валюта, оружие у вас есть?

— Доллары и винтовку мы прячем в бачке за унитазом, — сказала Ната.

— Проверим. — Усатый действительно отправился к туалету.

— Ты… проследи… за ним, — преодолевая одышку, сказал Костя. — А то… он может вам… чего-нибудь подкинуть.

Ната и за ней одна из понятых, вышли вслед за усатым в коридор.

Вернувшись в гостиную, он подошел к стоявшей на письменном столе «Эрике», надел футляр и хотел поставить ее рядом с отложенными для изъятия бумагами.

— Машинка мне нужна постоянно. Я переводчица. Как я без нее смогу работать?

— А нам необходимо проверить, не на этой ли машинке печаталась «Хроника», — усатый показал рукой на стопку лежавших на обеденном столе листов, — или какая-нибудь другая антисоветчина.

— Не на ней. Возьмите образец шрифта.

— Ладно, так и быть. В порядке исключения.

Мужчина в очках вставил в машинку лист бумаги, отщелкал какой-то текст, вынул лист и положил в свой чемоданчик.

…Шел четвертый час обыска. Костя все так же судорожно хватал воздух ртом. Усатый и мужчина в очках вместе с молчавшими понятыми осмотрели одну за другой комнату Анны Николаевны, прихожую, ванную, кухню. — Будем составлять протокол, — сказал, наконец, усатый.

— Я отмечу, что ничего антисоветского в изъятых у меня бумагах, книгах и фотографиях нет, — сказала Ната.

— А «Хроника»? А список и адреса каких-то сидящих в лагерях уголовников?

— Политзаключенных. И «Хроника» — это не «измышления», а правдивый рассказ о борьбе за человеческие права и о ваших художествах.

— Каких художествах?

— Изымать фотографии вы не имеете права. А забирать семейные сбережения — это просто неприкрытый грабеж. Я буду протестовать.

— Протестуйте. Это Ваше право.

— Не почистила ли она свою квартиру перед обыском? — уходя, сказал усатый мужчине в очках. Я думал найти больше всякого «самиздата». — И обернувшись к Наташе, вдруг спросил: — Уж ни ожидали ли Вы нашего визита?

— Конечно, ожидала. Уже несколько лет, — ответила Ната.

Закрыв дверь за непрошеными гостями, Наташа кинулась к Косте. — Сейчас, родной. Потерпи еще немного. Как называется твое лекарство?

Надевая пальто, она спросила из коридора: — А тебе, мама, надо что-нибудь взять в аптеке? Как твое сердце?

— Ничего, держусь. Только возвращайся поскорей.

Оставшись с Костей вдвоем, Анна Николаевна сказала: — Эти люди пришли так внезапно. Не подумайте плохо о моей Наточке. Поверьте, она ничего дурного сделать не могла.

Костя все еще было трудно говорить. Останавливаясь отдышаться на полуфразе, он медленно отвечал: — Мы любим… друг друга. Я знаю… Ната на редкость добрый… и отзывчивый человек… Отважный и самоотверженный. Мы решили пожениться… и хотели сегодня… сказать Вам об этом.

Ворвавшись обратно в квартиру и не сняв пальто, Ната протянула лекарство: — Вот! — Костя схватил ингалятор, глубоко вдохнул целебную смесь и раз, и другой, и третий. Спустя четверть часа он чувствовал себя совершенно здоровым и подшучивал над случившимся: — Как некстати! Заставил вас волноваться из-за совершенной чепухи. А сыщики решили, не иначе, что это у меня с перепугу.

…Они пили чай с тортом. — Мне, пожалуйста, без крема. У меня диабет, — попросила Анна Николаевна. С доброй улыбкой, маленькая, пухленькая, седая, она смотрела на сидящих напротив Наташу и Костю. — Поймите, ребятки, все это очень серьезно, — внушала она. — Не испытывайте судьбу. Вы хорошие, честные, но ходите возле такого огня!

— Не бойся, мамочка. Ничего страшного с нами не случится. Мы всегда будем поддерживать друг друга. А согласись, что твоя Ната, — она повернулась к Косте, — поступила мудро, когда тогда отвезла к тебе… словно чувствовала!

— Вот с новым холодильником нам, мама, придется повременить. Конечно, я буду требовать вернуть наши деньги, но они — народ цепкий.

— До чего же я беспамятный! — вдруг схватился за голову Костя. — А вино?!

— Может быть, оставим его до вашей свадьбы, — предложила Наташина мама. — Когда назначена ваша регистрация?

— В феврале. Народу мы позовем к себе совсем немного. Купим и шампанское, и вино. А эту бутылочку откупорим сегодня. Наточка, дай-ка мне штопор!

Анна Николаевна пожелала молодым совет да любовь. Потом выпили за то, чтобы все были здоровы. Потом за общее благополучие.

— Я провожу тебя до метро, — сказала Ната. — Поехала бы к тебе, но мама сегодня переволновалась.

Прощаясь, Анна Николаевна поцеловала Костю. — Берегите мою Наточку, — сказала она со слезами на глазах. — Она у меня единственная. Ната выросла без отца. Мой Сереженька умер, когда ей только-только исполнилось восемь лет.

Вместо ответа Костя обнял Анну Николаевну за плечи и расцеловал в мокрые от слез щеки.

— У тебя есть лыжи? — спросила Ната.

— Валяются где-то на антресолях. Я лет пять не вставал на них.

— Придется встать. Я собираюсь в воскресенье съездить покататься в Усово. Ты поедешь со мной?

— Конечно. Ты не против, если я приглашу Игоря с супругой?

— Позови. Мне хотелось бы поближе с ними познакомиться.

…Специальный утренний рейс отвозил лыжников в Усово. Там электричка поджидала в тупике своих пассажиров, и на ней экскурсанты после прогулки возвращались в Москву. Встретившись у пригородных касс с Игорем и Любой, они вчетвером прошли в вагон. В салоне было просторно, и они удобно расположились на сиденьях напротив друг друга. Ехать предстояло около часа. Одни пассажиры достали из рюкзаков термосы и бутерброды, другие стали петь туристские песни. Некоторые включили транзисторы.

— После недавнего урока ты больше не забываешь ингалятор? — спросил Игорь. — Приступ астмы, если его не купировать, может перейти в стойкое астматическое состояние, status asthmaticus. А это уже опасно.

— Теперь я ученый. Но оставим медицинские темы. Слушай, почему, как ты думаешь, мы вперлись в Афганистан?

— Нам объясняли на работе, — сказала Люба, — что иначе туда вот-вот вошли бы американцы. А с высокогорного плато на границе все наши заставы, аэродромы, базы — как на ладони.

— Дело не в том, — возразил Игорь. — Стратегические интересы страны требуют, чтобы вдоль наших рубежей находились у власти дружественные режимы.

— Зато теперь весь мир называет нас агрессором. И возле самых наших границ — война.

— Ненадолго. Наведем порядок — и уйдем. Сказано — «ограниченный контингент».

— По-моему, это неприкрытый разбой. И мы можем увязнуть там надолго, — горячился Костя.

— Больше всего мне жалко наших солдат, — сказала Люба. — За что они-то будут там гибнуть?

— Тем, кто послал их туда, не жаль ни наших ребят, ни афганцев. — Костя встал. — Я выйду покурить в тамбур.

— Тебе с твоей астмой вообще нельзя курить. — Игорь повернулся к Нате: — Хоть бы Вы в этом отношении на него повлияли.

— Я пытаюсь. Только он не слушается. Ужасный упрямец.

В Усово по накатанной лыжне двинулись к лесу. Лыжня привела на опушку и юркнула в просеку. Желтые стволы сосен янтарно светились под ярким солнцем. Редкие темные елки тонули нижними ветвями в снегу. Спортивного вида молодежь то и дело обгоняла их четверку, несколько пожилых пар неспешно шли по боковой лыжне. Ната, завсегдатай подобных воскресных экскурсий, ехала первой. Она шла широким скользящим шагом, а на длинных пологих спусках катилась вниз, чуть наклонившись вперед и отталкиваясь палками. Костя залюбовался ее ладной фигуркой в красном свитере и лыжной шапочке.

— Нам повезло, — остановившись и подождав, когда все подтянутся, сказала она. — Сегодня обещали до двенадцати мороза, а пока едва ли ниже пяти-шести. Не так уж холодно для января.

— Наташка настоящая лыжница, — думал Костя. — Недаром в своем институте она занималась в секции и даже хаживала, рассказывает, в лыжные походы в Карелию и по Приуралью. Рядом с ней я выгляжу как пижон.

Вчетвером они стояли внизу возле крутого склона. Время от времени молодые парни лихо съезжали с обрыва; некоторые, не удержавшись, падали, снова поднимались на ноги, шутили о чем-то со своими подругами. Костя заметил вдруг, что Ната поднимается елочкой вверх по склону. — Неужели и она собирается съезжать с этой крутизны? — подумал он и на всякий случай последовал за ней. — Вы, девушка, хотите посмотреть на открывающийся сверху вид? Или вправду намерены отсюда съехать? — спросил ее кто-то.

Не отвечая, Наташа встала на краю, замерла, опершись на палки и, резко оттолкнувшись, понеслась вниз. Секунда, другая, и она уже тормозила в двух шагах от стоявших там Игоря и Любы.