Владимир Марченко - Последний пожар

– Очень хотела, а теперь не нравится. Почему такое? – удивлялась она.

– Не переживай, – сказала Нина Даниловна, накладывая в миску сметану. Она уже побывала на птичнике, где работала на инкубаторе, отпросилась по случаю приезда гостей. – У меня так было. Ела только яблоки, когда Димой ходила. А тогда – какие фрукты? Это сейчас свои садики развели, посёлок строили. Целину поднимали, распахивали пустые земли. Не ты первая, не ты последняя.

До обеда Сапожников возился со старым мотоциклом, которым премировали отца много лет назад. Промыл карбюратор, накачал шины, натянул и смазал цепь. Предстояло проверить воздухофильтр, слить масло и остатки бензина, который он заливал перед уходом в армию. Служил в танковых войсках. После окончания школы – одиннадцатилетки, получил удостоверение водителя третьего класса, по рекомендации брата поступил в профессионально-техническое училище, что располагалось в соседнем селе Мосты. Получил специальность тракториста-машиниста широкого профиля. Сдавал экзамены в Алтайский политехнический институт, но не прошёл конкурс. Осенью молотил пшеницу с отцом на комбайне. На стареньком Т-4 до белых мух пахал зябь. Зимой работал в ремонтной мастерской токарем, так как трактор его списали. Весной призвали на службу.

В Верхнекетский район после увольнения в запас поехал с другом из Молдавии, который решил заработать лес на дом. Друг уехал, а Сапожникова, как опытного тракториста, выбрали парни бригадиром валочно-трелёвочного звена. Так и остался в Ингузетском леспромхозе. Работал на трелёвочнике, жил в общежитии. В небольшой комнате прописалось почти всё молодёжное звено. Заработки хорошие, вполне можно скопить на автомобиль. Но главной причиной, задержавшей его, была Катенька; её глаза, её губы и мягкий голосок, который стал ему сниться. Девушка работала учётчиком на нижнем складе. Это место, где на площадках разделывают на сортименты сосновые стволы, которые несколько бригад, в том числе и Сапожникова, валят, трелюют и грузят на лесовозы. Она училась в вечерней школе, пела на вечерах отдыха, которые устраивала себе молодёжь. Николай прилично играл на гитаре. И его затянули в инструментальный ансамбль. Он не сопротивлялся. В ансамбле пела Катя. Ездили на смотры художественной самодеятельности в райцентр, вместе участвовали в спортивных олимпиадах, бегая на лыжах на дальние дистанции. Катюша оказалась ещё и прекрасной спортсменкой. Волейбольная команда из Ингузетского леспромхоза постоянно в призёрах.

Мотоцикл не хотел заводиться. Николай сменил свечу, выставил зажигание. Потолкал по улице мотоцикл. Двигатель чихнул, выплюнув больное облачко дыма. Сапожникову не нравилось, когда техника не желала ему подчиняться. Он вывернул свечу и решил проверить компрессию. «Работал же до армии, – размышлял Николай. – Может, Дмитрий на нём гонял?»

– Мама, а кому мотоцикл давали? – спросил Николай. – Компрессии совсем нет. Кольца сносились.

– Отец на бригаду ездил в прошлом году с Димкой. У него машина в ремонте стояла. Перекрашивал. Вы пешком сходите на пруд. …Крючки твои видела, когда весной перед паской белила.

Накупавшись, поймав десяток карасей, Коля и Катя вернулись домой. Прошло стадо, в парном воздухе резко запахло полынью и парным молоком, перепёлки затеяли за деревней вечернюю перекличку. Со стороны парка донеслась музыка, созывающая молодёжь на дискотеку.

– Отец не приезжал? – спросил Николай, оделяя черно-белого котика уловом. Что он хотел вчера сказать? Обиделся, ушёл. Мог бы утром разбудить…

– Сейчас в отцовой бригаде варят. Дом в прошлом году построили, что твоё правление, только один этаж. Там спальня есть и конторка бригадира. Электрические плиты в кухне установили. В красном уголке, – телевизор, в спальне – новые кровати и матрацы. Съезди и посмотри. Теперь отца раньше часа не жди. Могут и заночевать, если рожь начнут косить.

– Перемены шикарные. У нас тоже появились новые вагончики-столовые. Отдыхать некогда. Телевизоров в посёлке нет. Сами себя развлекаем. Наш ансамбль первое место занял. Катя получила приз за песню. «Как провожают теплоходы, совсем не так…», – Николай попытался запеть, но жена остановила:

– Коля, пела я не лучше других девочек. Всем призы давали.

– А в волейбол, знаешь, мама, как играет. Не смотри, что маленькая, а резанёт, так, очко.

– Зачем хвастаться. Тонька Ржавина – вот кто режет, любые мячи принимает, у меня не всегда получается.

Кончилось кино. Прошла программа «Время», диктор объявил, что передачи первой программы закончены, а Сапожникова старшего не было.

– Косить начали рожь, – авторитетно сказала Нина Даниловна. – Теперь отца дома не увидим. Разве, что дождь ливанёт хороший. По прогнозу сентябрь будет сухим. Хорошо бы погода постояла. Завтра будем помидоры мариновать. Огурцов и на вашу долю можно посолить. Не желтеют в этом году.

Рано утром Катя разбудила Николая, умоляюще проговорила:

– Коля, воды хочу.

Сапожников вскочил, как по тревоге, намереваясь спуститься по лестнице в кухню.

– Я хочу из Холодного ключа. Помнишь, папа возил на рыбалку?

Колька помнил тот ключ, помнил его ледяную воду, от которой у него минут пять ломило зубы. Вода была изумительно вкусна, и даже пахла травами, а, может, это показалось. Ключ бил из невысокого обрывчика. Кто-то недавно соорудил сруб, жёлоб, по которому стекала стеклянная струя. Они подставили котелок, и она бархатно зажурчала, наполняя его волшебной влагой. Катя не хотела класть в котелок плиточный чай, говоря, что и так вкусно.

– Где же взять? – задумчиво спросил Сапожников. Ключ в тайге, а тут никаких родников нет. – А если из колодца? На огороде есть колодец старый, в нём очень мягкая вода.

– Хочу, чтобы хвоинки на дне лежали. Ты помнишь? Так хочется, Коль…

Заметив страдальческое выражение на лице жены, Сапожников не удержался и закрылся подушкой, сдерживая смех.

– Тебе смешно, а я хочу воды, – жалобно произнесла Катя, не замечая, что бретелька ночной рубашки свалилась с левого плеча. – Чего смотришь? Какой… – замахнулась на Николая; её вздёрнутые губки кривились словно у капризной девочки. Такой трогательно-беспомощной ещё не видел жену. И это «какой», произнесённое не то в шутку, не то всерьёз, вывело его из равновесия. Сапожников рассмеялся от нестерпимого горячего счастья.

– Ты, как малышка. Из-за пустяка губы дуешь. – Отняв у Кати одеяло, которое она прижимала к себе, повалил на большие подушки в оранжевых цветах и начал осторожно целовать, приговаривая:

– Кто нашу Катеньку обидел? На кого Катенька сердится? – увидел в уголках глаз выступившие слезинки, тихо отстранился, встал на колени. – Правда, хочешь?

Катя на секунду закрыла глаза, виновато улыбнулась. Отметив, какие у жены удивительно-длинные ресницы, вскочил, начал одеваться, будто дневальный подал команду «подъём!»

– Лежи и жди. Через час привезу воду. Настоящую. Родниковую.

– Далеко в такую рань? – удивилась Нина Даниловна, процеживая молоко. – Что вам сварить?

– Понимаешь, мама, Катя воды захотела из родника. Как – то в тайге пили. А у нас, ничего подходящего, хотя думаю…

Старая Колькина мать улыбнулась, глядя на озабоченного сына, налила в кружку парное молоко.

– Пей, любил в детстве. У тебя кружка была дедова солдатская. Никому не давал. Даже, когда подрос, только из неё пил.

– Отвык. Не хочу.

– Митькой ходила, захотела дыню. Кажется, дома где-то лежит дыня. На улицу выйду – блазнится. Как раз весна была. Надо огород садить, грядки делать. Отец в бригаде. Посевная. Какая тут дыня. …Найти надо. Старые люди говорят, что это святое желание. Его грех не исполнить. Съезди к горам. Там есть родники. Я видела, когда в Черногорск ездили на ярмарку.

– Мотоцикл не заводится. – Сел на скамью у печи Сапожников.

– У Дмитрия новые «Жигули». В прошлом году опять поменял. Новейшая модель.

В кухню вошла Катя. Вид у неё был просто страдальческим. Колька вскочил, приобнял её.

– Жди. Скоро привезу настоящей родниковой воды. С хвоинками. Мама, у нас термос…. Не разбился?

Положив суповой термос в рыбацкий рюкзак, Колька вышел за калитку. И припомнился ему тот вечер, когда Катя сказала, что у них будет малыш.

Весной в леспромхозе формировался летучий лесопункт – вахтовая комплексная бригада. Она работала в труднодоступных делянах, куда до весеннего половодья перегоняли трелёвочники, завозили горючее. Этот временный лесопункт состоял в основном из молодёжи, не обременённой ни хозяйством, ни малыми детьми. Парни и девушки жили в старом брусовом бараке, в котором – столовая, две спальные комнаты. Свободного времени было мало, но успевали белой ночью поиграть в волейбол, порыбачить. На выходные за лесорубами приходил катер.

Катин отец работал на трелёвочнике, как и Николай. Трелевали хлысты прямо на разделочные площадки, а потом кряжевали на сортименты. Катя работала десятником. Курилов попросился в Алипку не, потому что заработок был там отменный, потому что хотел научить зятя ставить сети, управлять подвесным лодочным мотором и многому другому, что нужно уметь и знать, когда живёшь в таёжном посёлке. Выросший на солнечной алтайской земле, Сапожников и реки настоящей не видел, а как растут кедровые орехи, представление имел приблизительное, можно сказать, смутное. Вспоминались Николаю бескрайние степи, расчерченные лесополосами, волнующиеся под ветром пшеничные колосья. Пристрастившись к рыбалке и охоте, нечаянно стал забывать, что когда-то работал у отца помощником на комбайне, самостоятельно пахал зябь. Понемногу стиралась из памяти лицо девочки Веры. Она писала ему в армию смешные, но трогательные письма, которые долго берёг, а на втором году службы расстался с ними, как расстаются со старыми сапогами, когда приходит конец срока носки, а старшина приносит новую обувь.