Марина Голубицкая - Рассказы
Для мамы платье выбирали вместе. Порхали, как две девочки, две птички, беспечно и расковано. Он хотел обнажить плечи, Света, сверх ожиданий, не капризничала. Развеселилась, закружилась перед зеркалом, у нее было что достать из гардероба. Майоров наблюдал это не впервые. Костюмы, вечерние платья — каждый раз все кончалось банным полотенцем. Он заматывал модель в полотенце, делал снимки, фактуру выдумывал сам. Нужен просто кусок материи. Попросил снять асимметричные серьги — бриллиантовые, три и одна, мировой дизайн. Убрал все преходящее — маникюр, макияж…
Классическая поза. Римская матрона… Фоном будет белая стена.
Она предупредила.
— Щитовидка…
— Вижу. Все будет в порядке.
Он бы не стал убирать, ее не портила щитовидка. Снял немного, как пластилин отщипнул. Глаза сверкают, черные волосы забраны в узел. Не всякая умеет так стоять.
6
Нет, не все у нее было от Живанши. Пиджак, конечно, фирменный, а юбку можно сшить и здесь. Шила подруга, начинала с костюма снежинки для Насти. Теперь не успевала перешивать. Свету закружил карнавал, что начался при художнике. Она стремительно худела. Как радостно вновь обнажить коленки… Затянуть талию! Обнаружить, что джинсы спадают. Весь Новый год она танцевала, как девочка, — кусок семги лежал на тарелке зря.
Муж принес светскую новость.
— Конфуз с Майоровым: Светлане не понравился портрет. Виктор был доволен, пока она из Римини не вернулась. Звонит мне: «Перед Майоровым был черт в юбке, а он полнеющую женщину нарисовал».
Смешно: вот как мы себя представляем! И Майоров хорош, черта в юбке не заметил.
— Как же это Майоров промахнулся?
— Она похудела, пока он писал… Сильно, килограммов на пятнадцать.
7
Банкет заканчивался. Мужчины рассеялись. Курящие женщины курили, остальные переживали, что съели лишнее. Две стройных девочки танцевали на тонких ножках. Майоров сидел рядом с Виктором. Показывал фотографии к портрету, — он не видел Свету с тех самых пор. Виктор тоже хотел показать — Настину стойку на руках. Насти не было. Виктор мотнул головой в сторону девочек.
— Светка тперь вот ткая стла. От Нсти не тличишь, — выпитое искажало дикцию.
Марина с Ритой разводили коленки. Майоров невольно покраснел.
— Там Рита с моей женой.
— Да знаю. Знаю я твъю девчку, — он поднялся, закусил зубочистку.
Пошел танцевать.
Я позвонила сказать спасибо за шторы.
— Света, ты банкет пропустила, — болеешь? Смотри, не расчесывайся, — я приготовила комплимент еще к банкету.
— Почему?
— В расческе застрянешь.
8
Волшебник бывает злым, но об этом лучше знать заранее. Само слово «волшебник» — доброе. Света худела, силы исчезали, ее жизнью распоряжался лекарь, колдун. Лекарь вылечил когда–то Настю, и в него верили, как в судьбу. Он не пускал врачей, лечил по–своему — ждал обновления организма. Полного обновления. Света умела терпеть.
Дочка таяла на глазах, с ней творилось что–то неладное. Они и сами не верили врачам, еще с тех пор, когда ее не было, и врачи говорили, что ее не будет никогда. Они верили в любовь. Такую, рядом с которой все ничтожно… Больной нужно внимание, а Виктор работал, Настенька училась… — они взяли Свету к себе, но она их уже не слушала, и они стали слушаться лекаря, ждать кризиса… Им пришлось носить ее на руках.
9
Мы жгли на даче костер. Девчонки прыгали, я смотрела. Света тает. Тает и верит лекарю…
К ней нельзя, ее не зовут к телефону.
Муж привез из города новости.
— Тимофеевы прогнали лекаря. Он велел удалить ей все зубы.
Злой колдун!.. Я представила Светину улыбку.
— Врач смотрел ее?
— Да. Дела плохи. Говорят, осталось несколько дней.
Скажут, все решится в три дня, — и вовлекут тебя в ожидание… Чего ты ждешь?! Что ты можешь?.. Молиться. Напрягать свою душу. Натягивать полотно. Все натянем, все вместе удержим…
В том году грибы пошли рано — сыроежки, свинушки, путики. Мы кружили у забора, береглись от клещей. Добрых грибов вдоль забора мало. Муж и дети знали наговоры. В детстве я просила: «Лес, дай гриб!» Теперь их очередь, пусть порадуются… Какой хороший: подосиновик. Спасибо, лес… Еще три. Девчонки завидуют. Лес, спасибо, мне не надо. Еще пять… красноголовики. Что за чертовщина? Сразу семь. Не давай мне грибов, спаси Свету! Спаси Свету, пожалуйста, лес…
10
Как хорошо: положили в больницу. Теперь вылечат, теперь удержат. Сразу стало спокойней. И ей лучше, к ней можно прийти. Трогательная — без косметики, милая. Легкий запах кварцевой лампы. Хочется обнять, пожалеть. Прикрывает колени пеленкой. Они в палате с мамой, есть видео. И стильная игрушка, мобайл: «Подарили партнеры в Римини…» Мама выходит, я что–то рассказываю: и смешное, и про свою болезнь — нарочно сгущаю краски, нарочно ругаю врачей. Свете откачивают жидкость из легких.
— Это больно?
— Сидеть не могу. Не на чем сидеть, одни косточки.
Через неделю им с мамой заграницу, Виктор уже все оплатил.
Я звоню накануне.
— Ты как?
— Не очень. Диагноз плохой.
Диагноз я знаю уже месяц, но спрашиваю:
— Какой диагноз?
— Онкология. Не самая худшая.
Новости из Германии сводились к цифрам. Она тает, худеет, жидкость в легких… Жидкость в легких — больше двух литров. Размеры опухоли — размеры несчастья. Химия: первая, вторая… Ей стало лучше, она прибавляет. Она прибавила семь килограммов! Тысячи долларов на лечение. Третья химия. Десятки тысяч. Она уже не умирает… Ей стало лучше. Она водит машину!
И мы перестали все время думать о ней. Кто–то загадывал — иногда, кто–то молился — от случая к случаю. Виктор в Германию не ездил, было некогда.
11
В другой компании обсуждают Тимофеева.
— Они что, расходятся?
— У нее рак!
Света возвращается год спустя. Повидаться. Выглядит чертом в юбке. Смуглая, золотистые волосы.
— Это парик, дорогой подарок. От «жен правительства города Бонна», я для них живой экспонат. Думали, что умру в три дня.
— А ты?! Что ты чувствовала?
— Жалела, что сразу все не кончилось. Учила немецкий. Читаю и танцую в наушниках. Санитар подошел: «Фрау Тимофеефф, я не видел, чтобы кто–то танцевал после химии».
Расправляю плечи, смотрю завистливо:
— Стильно выглядишь.
— Если б так еще и внутри…
Впервые вижу портрет: простота и царственная осанка. Загадочный блеск в тени ресниц. Разговариваем втайне от Виктора.
— Витька обещал мне дать яду. Чтоб не мучиться. Когда попрошу.
— А ему — в тюрьму?
— Да не бойся. Теперь не надо. Еще чуть–чуть подлечусь.
Теперь не надо. Спасибо, лес…
— Ты жалела себя?
— Один раз. Мама ушла в магазин, меня оставила на улице. Я сижу в инвалидной коляске, в плед укутана, отражаюсь в витрине, а все вокруг куда–то спешат… Знаешь, у нас раньше жил кролик, такой чистюля, бегал к корытцу, чтоб присесть…
Смешно показывает кролика.
Мы должны встретиться до ее отъезда — в театре, на закрытии сезона.
На закрытии сезона в зале столики. В зале столики, на сцене оркестр. Тимофеевы не пришли, не позвонили, с нами сидят ее родители: Светочка болеет. Как хорошо рассказывает ее мама: про студенческую молодость, про Свету…
Повторяют сюжет прошлого лета. Свете все хуже, она тает. Навещать нельзя, ей очень плохо. Успевают довезти до Германии. Говорят, там ей сразу стало лучше.
12
Появляюсь в другой компании.
— Тимофеев на Канарах загорает. Жена умирает, а он развлекается.
Вздрагиваю. Как так можно? «Умирает…» Она поправляется! Осталось чуть–чуть. На Канарах? Это отдых для рабочего класса.
— Он там с Ритой, с переводчицей этой.
— Да вы врете!!
— Все давно уже знают… Кто ей, думаешь, квартиру купил?
Думаю… Никто не безгрешен. Но ни разу не съездить к Свете? Он все годы без отпуска, тяжесть на сердце… Столько денег… Рак неизлечим…
Потом у Риты родится мальчик. Потом. Когда Света умрет.
13
Перед смертью Светлана молчала. Отворачивалась, смотрела в окно.
Он не дал ей яду, не приехал… Приезжала Настя — и не дождалась. Приехал старик — и не застал. Увез из Германии жену и горстку пепла. Горстку пепла, что осталась от дочки…
Я впервые попала в сказку. Про злодея, обман, про неверность. Про девочку, что явилась почти чудом. Она ошиблась, прыгнула в костер. И не вскрикнула. Витает над нами облачком. И не исчезает — до сих пор.
Гений и злодейство
