Мицуко Такахаси - Сезон бабочек
Был уже конец августа, а жара не спадала. Каждый день больше тридцати градусов. И никаких намеков на дождь. Говорят, такой жары не было за последние восемьдесят лет.
Я почти нигде не бывала, целыми днями сидела дома. Но до меня доходили слухи, что почти все жены в нашем доме превратились в бабочек. Я не выходила, потому что боялась сочувствующих и осуждающих взглядов. Люди стали бы говорить: «Смотрите, вот женщина, которая не превратилась в бабочку».
…Почему вы не стали бабочкой? Из принципа?…
…Это работа вам мешает? Невозможно писать и одновременно вести образ жизни бабочки?…
…Вы никогда не хотели превратиться в бабочку?…
До замужества мне тоже часто задавали бестактные вопросы:
…Почему вы не выходите замуж?…
…Вы принципиально против брака?…
…Что для вас важнее – работа или замужество?…
…Неужели вам совсем не хочется выйти замуж?…
А теперь я сама задавала себе вопрос: почему я действительно не могу превратиться в бабочку?
И, отвечая на вопрос, твердила: потому, что я есть я! Я женщина, а не бабочка. Но настоящая ли я женщина – вот что главное. Ведь все живут легко и просто, радуются, порхают. Нет, я не женщина! Из-за этого все мои печали. Недостаток смелости, скованность. А. муж посмеивался, говорил, что у меня неврастения.
– Зачем тебе превращаться в бабочку?… Что касается меня, то мне ты нравишься именно такой, какая есть. Ты терпеливо и с прилежанием занимаешься своим делом, обладаешь здравым смыслом… Конечно, я могу понять» что тебя мучает, но на этот счет мы ведь договорились – ты абсолютно свободна в своих поступках. Я ведь не для этого на тебе женился, просто мне казалось, что семейная жизнь даст тебе душевное спокойствие и упорядочит твой быт. Если теперь тебя такой союз не устраивает, пожалуйста, выйди замуж за кого-нибудь другого, я возражать не стану. А если хочешь, оставайся моей женой, что ж, я повторяю еще раз – твоя женская свобода ничем не ограничена. Так что действуй, нельзя же все время себя обуздывать!
Потом муж рассказал мне про сороконожку, заболевшую неврастенией. Об этом он прочитал в одной книге.
– Жила-была сороконожка. Ходила, бегала, забот не знала. Но однажды задумалась, с какой ноги надо ходить, и пришла в такое смятение, что опрокинулась на спину и беспомощно задрыгала всеми сорока ножками… Ты сейчас очень на нее похожа.
Я не засмеялась, даже не улыбнулась. Он прав, только я не сороконожка, а личинка, тщетно старающаяся вырваться из кокона. Наверно, я ничего другого, кроме как свивать кокон, не умею. Очень уж мне хочется скрыть все свои болячки от посторонних глаз. Никто никогда не увидит, как я мучаюсь за толстыми стенками. Я могу кричать в голос, звать на помощь, все равно меня не услышат.
В последнее время муж стал возвращаться домой поздно. На него нашло творческое вдохновение, и он засиживается в ателье чуть ли не до ночи. Он полон сил, свеж, бодр. Раньше с ним такого не бывало. Наверно, в жизни каждого человека наступает период, когда он работает с наибольшей отдачей. На… только ли в работе дело?
По вечерам я теперь сижу одна, жду, когда вернется муж. Писать нет сил, да и не хочется. В ушах все время звучит наивный, ясный смех этой девочки. Юми. Перед глазами порхают бабочки асагимадары… Бабочки… Я, как ни старалась, не могла от них отделаться. Чтобы хоть немного забыться, попробовала пить и постепенно приучилась. Виски – ужасная гадость, но, когда я пью, у меня поднимается настроение. Нити кокона начинают разматываться, я делаюсь свободной, ощущаю физическую и душевную легкость. Удивительное это чувство – свобода! Мне кажется, я могу совершить все, могу превратиться во что угодно. Стать бабочкой очень легко… Стоит мне протянуть руку, и я коснусь сверкающего, переливающегося всеми цветами радуги счастья…
Я и не заметила, как наступил и подошел к концу сентябрь. В моей жизни не произошло никаких изменений. Пьесу я так и не смогла написать. Порой я брала тетрадь с заглавием «Сезон бабочек», вертела ее в руках, произносила вслух эти два слова. Интересно, о чем я тогда собиралась писать? А ведь должен был получиться шедевр, это я отлично помнила.
Однажды вечером после захода солнца резко похолодало и муж вернулся домой раньше обычного. Увидев, что я пью виски, он помрачнел.
– Хватит тебе пить, ты уже достаточно пьяная! – «Саймура хотел отобрать у меня стакан.
– Оставь меня в покое!.. Принеси лучше воды. Впервые в жизни я возражала ему, почти приказывала.
Это, кажется, немного удивило его, но он молча пошел на кухню за водой.
Еще чуть-чуть, еще совсем немного, и сверкающее, лучезарное счастье… Вот сейчас, сейчас… Оборвется последняя ниточка и… Нет, не получается… Надо… что надо?… Ах да! Надо еще выпить… Я залпом допила виски. От пылающей жидкости, разлившейся по всем моим жилам, кровь забушевала, зашумела, и у меня возникло предчувствие, что ночью что-то случится.
Раздался телефонный звонок. Я рассеянно взяла трубку и вдруг услышала голос Юми. Она звонила, должно быть, из ресторана, до меня доносились звуки музыки, веселые голоса. Как похоже на шум крыльев бесчисленных бабочек! Это сходство меня поразило, и я застыла, не в состоянии вымолвить ни слова.
– Кто это?… В такой поздний час?…
Но я ничего не могла сказать и только качала головой. Муж взял у меня из рук трубку.
– Алло! Кто говорит?… Ах, это ты, Юми!.. Что за глупости! Почему ты меня не послушалась? Я же просил тебя пораньше пойти домой и лечь спать… Ты представляешь, который теперь час?
Очевидно, она о чем-то просила его, он возражал, но потом, кажется, уступил.
– Ну хорошо, я сейчас приеду. Жди меня и никуда не уходи.
Муж положил трубку и достал из гардероба плащ.
– Возни с этой девчонкой!
– Ты уходишь?
– Она заявила, что покончит с собой, если я не приеду.
– Какая ерунда! Она же просто издевается над тобой.
– Да нет, она вполне на это способна.
– Тогда не мешай ей умереть, если она очень хочет!! Саймура посмотрел на меня осуждающим взглядом:
– Как тебе не стыдно!
– А если я попрошу тебя не уходить?
– Что это на тебя вдруг нашло? Разве мои отношения с Юми тебя волнуют?… Впрочем, можешь не беспокоиться – я отвезу ее домой и сейчас же вернусь.
Он надел плащ и ушел.
«Что это на тебя вдруг нашло…» Очень милая постановка вопроса! А если действительно нашло? Если я сейчас нуждаюсь в Саймуре больше, чем Юми, больше, чем кто бы то ни было?! Интересно, как бы он прореагировал, если бы я заявила, что покончу с собой? Наверняка ни за что бы не поверил. И никто, бы не поверил. Я ведь женщина, которая все понимает. А женщина, которая все понимает, не совершает безумных поступков. Стоит ли из-за нее волноваться? Женщина, которая все понимает, не обидится и не рассердится, если ей даже причинят большую неприятность. Она справится и с тоской и с горечью. Переборет их. С женщиной, которая все понимает, очень легко расстаться – на час или навсегда. Никакой канители… Поэтому со мной никто и не считается, никто не принимает всерьез моих чувств. Удобный я человек. И вообще, что такое женщина, которая все понимает? Не более чем гусеница. Незаметная такая гусеница. Сидит в своем уголочке и никому не мешает. Ее дело – молчать и терпеть. Она ведь не способна взбаламутить окружающую атмосферу.
Держа в руках стакан с виски, я уселась глубоко в кресло и медленно, нараспев несколько раз повторила:
– Я покончу с собой!.. Если ты через полчаса не вернешься…
– Я покончу с собой!.. Если ты не будешь меня любить…
– Я покончу с собой… Вот увидишь, обязательно покончу с собой…
Мой голос звучал глухо. Я была одна в комнате, одна в доме, одна в целом мире. Я даже не заметила, как заплакала.
Когда в передней раздался звонок, я была уже в постели. Пошатываясь, встала, открыла дверь и ахнула. Я думала, вернулся муж, а на пороге стоял Тадзима.
Но Тадзима, кажется, был удивлен еще больше, чем я. Он почему-то отступил на шаг, окинул меня таким взглядом, словно видел впервые в жизни, и лишь после этого заговорил. Он был у приятеля, играл в маджонк, начисто проигрался и зашел к нам занять денег на такси. На улице было холодно, Тадзима выглядел озябшим, и я предложила ему пройти в комнату.
Он был немного навеселе, но, увидев початую бутылку виски, налил себе и залпом осушил стакан.
– А дяди нет?
– Ушел. Позвонила Юми, сказала, что покончит с собой, ну он и помчался, словно карета «скорой помощи».
– Карета «скорой помощи» – это здорово!
Тадзима рассмеялся, но его смех почему-то прозвучал тревожно.
– Знаешь, я ужасно удивился, когда ты открыла мне дверь. Ну, думаю, наконец-то она превратилась в бабочку! Наверно, из-за этой вот штуки.
Лишь сейчас я заметила, что была в одной только прозрачной ночной рубашке.
– Прости, пожалуйста. Я сейчас оденусь. Понимаешь, выпила немного, ну и…
– Ты пьяная?! Вот это новость!
Глаза Тадзимы сверкнули, будто озаренные отсветом печальной страсти. Откровенно разглядывая меня, словно желая в чем-то убедиться, он сказал:
