Мартин Миллар - Молоко, сульфат и Алби-Голодовка
Природа устроила его так, что он способен удобно засыпать в любом положении.
Весь день он только спит и ест.
Хомяк мог бы делать гораздо больше, но зачем?
By закончил медитировать.
Он с улыбкой озирается. Он живет в одной комнате, где нет ничего, кроме футона. Кухню он делит с соседями снизу. В комнате нет часов, потому что By имеет представление о времени в общих чертах, да и не очень-то это важно. Стула тоже нет, потому что он всегда сидит на подушке. Есть только простой деревянный ящичек, где By хранит принадлежности для рисования.
Иногда By рисует. Он пишет дзэн-картины, которые значат что-то для By и не обязательно для окружающих. Он изображает пространство в движении. Некоторые его картины действительно великолепны, они поражают окружающих. By не выставляется, но если кто-то хочет посмотреть на его работы, он не возражает. Бывает, кто-нибудь хочет купить картину, и By с радостью продает ее задешево.
За окном жуткий шум. Я в ужасе, на какую-то секунду мне кажется, что там кто-то запускает ракету, милостивый Иисус, кого же они наняли меня убить, спецназ?
Но это всего лишь дорожный рабочий. Я некоторое время за ним наблюдаю, решаю, что он безобиден, и возвращаюсь к волнениям о том, что же делать, когда позвонит убийца. Вот какого хрена у нее не может случиться инфаркта, ей тогда придется от меня отцепиться, слушайте, не я же это начал!
Может быть, я изменю голос, скажусь, например, доктором из Уэльса или кем-нибудь еще, подниму трубку и объясню, что меня вызвали засвидетельствовать смерть, да, тихо отошел десять минут назад, да, сердце уже не то, не выдержало нагрузок, всему виной лестницы. Долгие годы мы сражались с муниципальными властями за первый этаж. О, еще я могу притвориться человеком из похоронного бюро, да, цветочный магазин доставил несколько дешевых венков, да, в конце концов оказалось, что у него были какие-то друзья, тут ими весь дом кишмя кишит, вон, копаются в его комиксах.
На улице выбивается из сил дорожный рабочий. Он совсем один, даже без помощника из общества «Дорогу молодым». Разместив предупредительные огни, навес от дождя, похожий на палатку, и ограждения, он жутко устал. Сейчас он сражается со строптивой бурильной машиной, рискуя лишиться ноги.
Ему приходится все делать в одиночку, потому что он вовсе не настоящий дорожный рабочий, а самозванец. Последние месяцы этот человек методично воровал все необходимое для обустройства дорожных работ – оттуда фонарик, отсюда спецовку, ежевечерне вышагивая по улицам в поисках оборудования, с которым раскопки будут похожи на настоящие дорожные работы. Заключительный акт – кража бурава – начался со взлома отдела капитального строительства, продолжился перетаскиванием тяжеленных инструментов в муниципальный фургон, который он украл загодя, соединив провода (этой методике он обучился, просматривая американские полицейские телепередачи на предмет преступных подсказок) и закончился хладнокровным отъездом в ночь. Несколько недель ушло на то, чтобы хитро видоизменить фургон: пусть не кажется краденым, но все еще будет похож на муниципальную машину.
Бурная криминальная деятельность развернута потому, что профессор Уинг – а это он, – изучая документы Британской библиотеки, обнаружил, что именно здесь захоронена древняя корона, последний раз виденная во времена короля Этельреда Нерешительного. Профессору Уингу очень не хочется, чтобы кто-то заполучил корону до него. Несмотря на физические данные, не лучшим образом адаптированные для выкапывания дыр в дорогах, профессор готов страдать за науку.
Если доверять профессорской оценке человеческой натуры – довольно нелицеприятной, – после начала ремонтных работ, даже если он будет выглядеть совершенно неумелым, его никто не потревожит.
Страну охватывает массовая истерия.
Опасаясь рецидивов, от молока отказывается всякий человек, болевший чем-либо в последние пять лет. Газеты публикуют истории о неизлечимых больных, которые уходят из больниц в новую, здоровую, безмолочную жизнь. Родители собираются у молочных магазинов и под лозунгами ПРЕКРАТИТЕ ТРАВИТЬ НАШИХ ДЕТЕЙ жгут пустые молочные пакеты.
У меня все чаще берут интервью.
Правление по Сбыту Молока фиксирует рекордно низкие прибыли за май месяц, такого не случалось со дня основания.
У меня заводятся деньги, и я провожу время, покупая ценные комиксы в магазинчиках и на выставках. Иногда я ошиваюсь в регги-лавках, компрометируя себя некрутым поведением – по уши затариваясь дисками и тратя на это бешеные деньги. Дома я слушаю новую музыку и с трепетом каталогизирую новые комиксы, на люди я выхожу только ради совещаний или очередного интервью.
Издательство предлагает мне стать соавтором первого издания в серии о здоровом питании, плюс мое имя может оказаться и на продолжении, – знаете, покупаешь первый выпуск – продолжение бесплатно? Голодовка – путь к здоровому питанию? Ну не звучит. И вообще, зачем люди покупают эти идиотские продолжения? Неужели они читают больше пары выпусков, кому на белом свете может понадобиться гора глянцевых журналов с советами по рукоделию?
Газетчики хотят знать, не найдется ли у меня пары советов о питании для наших солдат за границей.
Чтобы отвлечься от всех напастей, я программирую новый убийственный ритм для своей драм-машины. Сначала я воспроизвожу его в голове, потом записываю условными знаками собственного изобретения на старом счете за газ, а потом уже программирую. Драм-машина подсоединена к усилителю в спальне. Я нажимаю кнопку и понимаю, что да, ритм вышел правильный, именно как я хотел. Я добавляю громкости, и ритм сотрясает всю квартиру. Довольный, я пританцовываю в такт и, когда звонит телефон, отвечаю, совершенно не подумав.
Незнакомый женский голос просит позвать меня, я знаю – это убийца, но не вешаю трубку: до меня доходит, что от этой угрозы можно освободиться только одним способом – жестоко ее изничтожив.
Памела Паттерсон, представляется женщина и сообщает, что желала бы продать редкие комиксы и кто-то в Брикстоне посоветовал обратиться ко мне.
Я веду себя естественно, насколько это возможно, когда твой собеседник желает стереть тебя с лица земли; я отвечаю ей, да, я хотел бы посмотреть на комиксы, она в ответ предлагает заехать ко мне, где вы живете?
– Сейчас не самый удобный момент, – говорю я и сползаю на пол, у меня подкашиваются ноги. – Давайте пересечемся где-нибудь?
– Может, завтра? – спрашивает она.
– Может, на следующей неделе? – Я перекрикиваю драм-машину.
Она отказывается, она очень хотела бы увидеться раньше. В голове молнией проносится: если я переборщу с задержками, она выследит и убьет меня в моей же квартире.
Я предлагаю:
– Понедельник? – У меня остается два дня на раздумья. По крайней мере сегодня об этом беспокоиться не надо. Я вешаю трубку и засовываю голову в громкоговоритель.
* * *Пока Уизерс расследует темное (будем надеяться) прошлое объекта, Кросби, глава отдела грязных штучек, вызван на совещание с главным молочным руководством. Последняя бухгалтерская сводка за май повергла всех в глубочайшую тоску, изредка прерываемую спазмами бешенства и ужаса.
Прибыль от продаж катастрофически упала, и кампания «Бутылка Молока – Напиток Мужика» потерпела сокрушительное фиаско.
– У нас нет времени, – говорят Кросби, – на замысловатую клевету. Избавьтесь от него.
– Непременно, – отвечает Кросби.
При помощи драм-машины я заставил себя повиноваться и теперь успокаиваюсь под радио.
Сейчас там рекламируют замок Лидс в Суссексе (Лидс разве в Суссексе? Я не силен в британской географии, но мне кажется, что нет), самом красивом в мире замке, где к тому же находится единственный в мире музей собачьих ошейников.
Сногсшибательная информация. Музей собачьих ошейников. Ну сколько на свете видов ошейников? Сотни фасонов? Музей забит ошейниками исторической важности, вот этот носил царский пудель в 1917-м, экспонат вывезен из СССР верноподданным белогвардейским генералом, а этот носила Бесси – первая собака на орбите, а этот нашли на развалинах Помпеи, а этот носил кто-то из «Секс Пистолз»?
Непременно поделюсь этой информацией с окружающими, а если мне в руки попадет интересный ошейник, я вышлю его прямиком в музей.
На сборы у меня уходит вечность. В конце никто не заметит отличий, но мне важна каждая мелочь. Целый час, не меньше, я провожу перед зеркалом, в тоске из-за своей внешности. Как же это я так постарел?
А можно ли все развернуть назад? Войдут ли когда-нибудь в моду морщины? Ну почему я не могу выглядеть лучше? Улицы битком набиты красивыми людьми, молодыми лицами с чудесной кожей. Почему я выгляжу как облученный мутант?
Глубоко в душе я убежден, что выгляжу неплохо, но окружающие сговорились от меня это тщательно скрывать. Ублюдки. Оставьте меня в покое.
