Сильвен Жюти - Путешествие в исчезнувшие страны
В одеянии короля имелось великое множество других странностей, и по мере того, как Пауан мне их описывал как истинный виртуоз красноречия и как величайший знаток всех граней культуры одевания – о чем я не имел возможности судить, не являясь в этой области знатоком, но о чем, разумеется, могли судить все присутствующие, – вокруг нас все теснее смыкались ряды придворных. Должен заметить, что вообще при дворе всякий признавал высочайшую осведомленность Пауана в предмете обсуждения, то есть в искусстве или культуре одевания, я не раз слышал, что именно благодаря своим обширнейшим познаниям он и получил свою должность камергера, так как происхождения он был весьма, как там говорили, «скромного», чтобы не сказать – «низкого». Итак, Пауан делал удивительные сопоставления, сравнивая ту или иную деталь наряда короля с некоторыми деталями одеяний его предков, не имевшими на первый взгляд между собой вроде бы ничего общего, более того, Пауан указывал на нечто еще более поразительное, а именно на то, что в новом платье короля, по его мнению, содержались некие аналогии с деталями одеяния одного из узурпаторов королевской власти, одного из представителей той самой проклятой династии, что была покрыта несмываемым позором во время Великой Королевской Выставки, дату проведения которой Пауан мог указать абсолютно точно. Он был столь красноречив и убедителен, что вокруг нас уже наблюдалось заметное скопление народа, и я бы даже сказал, что некоторые из присутствующих, казалось, в гораздо большей степени интересовались комментариями Пауана, чем обращали внимание на новый костюм короля, что само по себе могло быть воспринято как кощунство, как святотатство. Но не свидетельствовал ли сей факт о том, что сам костюм был весьма и весьма несовершенен, если внимание придворных, как бы даже против их воли, отвращалось от него? По крайней мере повод так думать определенно имелся. Однако комментарии Пауана были столь цветисты и блестящи, что постепенно причиной царившей на галерее тишины, как мне казалось, стало не оцепенение, в которое были повержены все придворные из-за странного одеяния короля, а слова моего друга, приковавшие к нему всеобщее внимание. Тишина стояла такая, что король мог бы вообразить, если дал бы себе труд подумать и если бы у него нашлось на это время, что его наряд произвел необыкновенный эффект и встретил величайшее одобрение, что он не шокировал присутствующих, а пленил их; но, разумеется, король не имел возможности размышлять над какими бы то ни было проблемами, ибо его внимание было сосредоточено на том, чтобы чинно и важно следовать по середине ковра, устилавшего галерею, и ни в коем случае не нарушить хрупкой структуры своего костюма. Кстати, именно благодаря пылкому красноречию Пауана изумление и оцепенение, охватившие придворных при появлении короля (если не сказать больше, ибо оцепенение было столь велико, что вот-вот грозило перерасти в возмущение, которое могло положить начало бунту), постепенно уступали место другим чувствам, а именно чувствам восторга и восхищения.
Пауан утверждал, что поступок государя был, несомненно, проявлением силы воли и свободомыслия. По его мнению, главный наряд года было хорошо продуман и явился плодом долгих и трудных размышлений, быть может, король трудился над ним по ночам уже давно, не один год и даже не одно пятилетие; в любом случае новое платье короля, по мнению камергера, не было скороспелым плодом поспешной импровизации, и в тайну замыслов монарха были уже давно посвящены все костюмерши, швеи и примерщицы. Потребовались годы и годы на то, чтобы довести до совершенства новые способы вязания узлов, чтобы выбрать редчайшие виды тканей вроде тончайшего крепдешина или тяжелого бархата, потребовались годы и годы на то, чтобы изобрести новые способы ткачества, опробовать их и создать новые ткани или заказать невиданные ткани в дальних странах, где их производили; а еще сколько времени потребовалось для того, чтобы решить, каковы должны быть фалды и как по-новому следует закладывать складки, чтобы усовершенствовать способ кроя тканей… И однако же, несмотря на то что над королевским гардеробом трудились сотни людей, оттуда не просочились никакие слухи! Больше того, на ежедневных церемониях король ограничивался незначительными новациями, хитроумными, изощренными, но такими, чтобы их новизна не казалась слишком уж ошеломляющей, он ограничивался изменениями едва заметными, которые многие считали не стоящими внимания. Пауан также сказал, что, кроме этого экстравагантного, необычайного одеяния, единственное нарушение, что он усмотрел по отношению к протоколу, состояло в том, что король уже на четверть часа отставал от «расписания» прохождения по галерее. Кстати, стоявшие позади меня, по-видимому, весьма осведомленные особы сообщали тем, кто желал их выслушать, что с шести часов утра в королевском дворце царило необычайное оживление, в особенности же сильное возбуждение царило в тех покоях, где суетился и жужжал огромный рой костюмеров. По их мнению, то, что удалось за столь короткое время облачить короля в наряд столь невиданной сложности, было настоящим чудом даже для– монарха со всей его многочисленной челядью.
Я видел, что вскоре церемония должна закончиться, король, вероятно, вернется в свои апартаменты и там предпримет невероятные усилия для того, чтобы справиться с тяжелейшей задачей: снять с себя свое новое одеяние. Было видно, что король уже доведен до изнеможения, потому что крупные капли пота покрывали его чело и сползали по щекам, его левая рука, лежавшая на встречной складке, чтобы эта самая складка выглядела безупречной, побелела от напряжения, настолько ткань была плотной, тяжелой и непокорной, хотя можно было предположить по легким движениям, угадывавшимся под тканью, что там внутри находится человек, быть может, настоящий колосс, стоящий на коленях на доске на колесиках и помогающий королю поддерживать складку в должном положении. Подтверждал предположение о наличии помощников под фалдами, складками и воланами одеяния тот факт, что, несмотря на полумрак, царивший в нижней части галереи, на высоте полуметра от пола все же можно было заметить множество веревок, протянутых вдоль галереи и предназначенных для того, чтобы тянуть на них помощников короля, служивших ему опорой. Мне даже показалось, что две из этих веревок, если судить по их судорожным подергиваниям, совпадавшим по ритму с шажочками короля, служили для того, чтобы попеременно тянуть его за ноги, помогая ему двигаться, ибо, вероятно, тяжесть различных частей его одеяния, облекавших его тело, была столь велика, что сделала бы его задачу без этой помощи просто невыполнимой; должен признаться, что сей факт поразил мое воображение именно тогда, когда даже такой тупица, как я, осознал, что даже наделенный недюжинной силой атлет, «заточенный» в сложнейшую по структуре «упаковку» из тканей и украшений, составлявших одеяние короля, не смог бы удержаться на ногах без посторонней помощи, что он непременно бы рухнул и почти тотчас бы погиб, задохнувшись под грудой материи. Ну а передвигаться с такой тяжестью на плечах было и вовсе невозможно без посторонней помощи! Но даже при наличии множества помощников монарху было невероятно тяжело идти. Это было заметно хотя бы по тому, что он спотыкался и покачивался, походка его от предпринимаемых усилий была нетвердой. Уж не переоценил ли он свои силы? Не вообразил ли он себя невиданным силачом, настоящим Геркулесом, когда, руководствуясь своим пылким воображением гения, задумывал свое одеяние? И удастся ли ему выдержать это испытание до конца? Королю оставалось преодолеть всего несколько метров, но каждый из присутствующих видел, что он вот-вот рухнет на пол и так и останется лежать в совершенном изнеможении. Тонкая кайма «самплы» изысканного цвета спелой сливы уже слегка подрагивала, и это подрагивание, бывшее весьма дурным знаком, было тем более заметно, что «сампла», шедшая наискось от плеча к бедру, была пришита под таким углом и с таким расчетом, чтобы можно было по достоинству оценить богатство оттенков переливчатой муаровой ткани. Все придворные затаили дыхание, преисполненные одновременно крайне противоречивыми чувствами восхищения мужеством монарха и страхом от ожидания его возможного падения. Многие опасались, что он сейчас упадет, обессиленный, раздавленный, быть может, полузадушенный или даже совсем задохнувшийся под горой, нет, под лавиной из тканей, в которую превратится его одеяние, и будет погребен под нагромождением складок, фестонов, воланов, рюшей, бантов, лент, кружев, километров тесьмы и сутажа, килограммов украшений. Теперь над большой галереей опять воцарилась почти абсолютная тишина, не было слышно ни звука, кроме шелеста и шороха тканей королевского одеяния; музыка смолкла, вероятно, каждый из придворных в этот миг хотел бы устремиться на помощь своему монарху, чтобы поддержать его, послужить ему дополнительной опорой, но совершенно очевидно, это было невозможно. Что до меня, то я в этот миг крепко вцепился правой рукой в полу своего бесценного жилета из шерсти фландрина, как я это делал всегда в минуты большого душевного волнения.
