Гас Ван Сент - В Розовом
Хоть тут и не райские кущи, нам в общем-то нравится.
Здороваюсь с Харрисом, и мы начинаем разговор о своих творческих планах. Разговор узкоспециальный, не интересный никому, кроме нас. Да и нам в общем-то тоже. Наши сотовые лежат на стойке, касаясь друг друга. Сообщаю Харрису, что у меня было два озарения. Значит, надо про них рассказать.
— Первое было от веселящего газа, который мне дал зубной, когда удаляли зуб, — говорю я. — Озарение об Одинаковости.
Когда газ начал действовать, меня медленно обступили сестры и врач. Они были разной национальности, разного происхождения, разного пола и, наверное, разных сексуальных предпочтений, потому что у каждого они свои. И мне пришло в голову, что все мы — одна и та же личность, но в разных временных континуумах. Одно и то же существо. И эта одинаковость относится не только к людям, но и к растениям, собакам, птицам и всему остальному. Все они — одно и то же. Одна личность, которая одновременно существует в разных местах и на разных уровнях.
«Одно и то же» — это как мышцы, которые есть у разных существ, но состоят из одних и тех же волокон. Или клетки: они созданы природой так, что выглядят и ведут себя практически одинаково. Или, если взять другой уровень, молекулы: внешне одинаковые, но с разным числом нейтронов, протонов и электронов.
У нас есть сознание. И у птиц есть сознание. Под действием газа мне казалось, что наши сознания похожи. Ведь сознание — это инструмент, как мышца. И сознание, и мышление, и интеллект — все это не больше чем инструменты. Неужели мы пришли на эту землю, чтобы думать?
Мне кажется, наша цель в том, чтобы выжить. Ум — это инструмент выживания, с помощью которого люди и животные разрабатывают стратегию, убегают от тех, кто за ними гонится, и гоняются за теми, кого им нужно поймать. Все это делается для того, чтобы выжить. Так что ум — обычный инструмент выживания. Как руки или ноги.
Харрис молча слушает, жуя толстый кусок бекона. Он относится к подобным мыслям серьезно, чего я не могу с полной уверенностью сказать о себе: все эти мысли придумал мой ум, а я ему не доверяю.
— Но проблема в том, — продолжаю я, — между прочим, это связано с твоей сегодняшней идеей… Так вот, проблема в том, что наш ум позволил нам перехитрить крыс и ослов и овладеть всей землей. Оптимисты думают, что это нас куда-то приведет (например, мы станем равными богам), но на самом деле у нас просто массивный мозг. Люди могут обмануть крыс и ослов, но в конечном счете обманывают только самих себя, потому что придают уму и мышлению большую важность, чем другим чувствам, например, обонянию.
Чтобы осознать смысл обоняния, нужен особый язык. И раз люди почти не наслаждаются запахами, они часто их недооценивают. А может, Бог — это запах…
Да, похоже, у меня тогда совсем съехала крыша. Но все же…
Харрис внимательно слушает. Хотя он не обязан это делать. Вот так мы и делимся друг с другом своими озарениями, без всяких обязательств. А потом встречаемся снова.
Я рассказываю Харрису о втором озарении, которое пришло ко мне во время следующего визита к зубному. Это озарение касается культуры: я вдруг осознал, что человеческая культура-это процесс, которому просто позволяют развиваться, пока не возникает то, что его останавливает (конкистадоры, татаро-монголы, берсеркеры, инквизиторы, СПИД). Опять тема выживания.
Даже самые развитые культуры в конце концов сталкиваются с врагом, и их развитие прекращается. Враждебная сила буквально стирает культуру с лица земли, и мы, потомки, уже почти ничего о ней не знаем. Как только возникнет новая преграда (киборги? вирусы?) — с нами покончат навсегда. И никто никогда не узнает, что с нами произошло. Потому что на самом деле происходит только то, что ты видишь, обоняешь, слышишь, пробуешь на вкус, осязаешь или пьешь. То, что по-настоящему происходит, невозможно пережить на опыте. Практически невозможно. Занесло меня, однако.
Харрис отхлебывает апельсинового сока. Поразмышляв над моими словами, он как бы в ответ рассказывает о недавно увиденном фильме.
— Он о слете супергероев, на который супергероям трудно попасть, и они выстаивают огромные очереди. А сам слет проходит в огромном сарае размером со стадион.
У него мечтательный вид!
— Они спят в огромных бараках, прямо тысячами, и всех их зовут Немо, — добавляет Харрис.
Я застываю с открытым ртом: фильм принес к нему в студию какой-то студент по имени Джек. (?)
Где-то в это же время я услышал, что в городе появились два евангелиста и проповедуют «вознесение». Называют их просто Двое.
Некоторые слушают их и, надеясь на «вознесение», продают дома и имущество. Правда, моих знакомых среди таких нет. А что такое «вознесение»? То самое Вознесение, что и в Библии? И как оно может случиться со всеми одновременно?
Если это все-таки правда, я бы не хотел остаться за бортом. Лучше «вознестись» вместе со всеми — если Двое действительно не шутят.
Из другого, очень надежного источника я узнал, что никакие они не евангелисты, а просто ребята из Лос-Анджелеса. Наверное, кто-то перепутал «анджелес» с «евангелием». Что ж, значит, можно и не торопиться. С другой стороны, лосанджелесцы мне всегда нравились, хотя многие жители Саскватча их недолюбливают и считают узурпаторами. Они бегут к нам от своих землетрясений. Они заполонили весь город. Они стучатся в твою дверь. Они сидят у меня на деревьях [30] (ха-ха).
Может, Двое устроили что-то вроде лохотрона. Надо бы с ними познакомиться.
Глава 6
Блейк скорее всего не выдержал собственной популярности. Ему надоело пристальное внимание прессы, которое после каждого рекламного хода «Кенгуру Бульдозер Рекордс» [31] усиливалось еще больше.
Как мы теперь знаем, именно музыкальный бизнес и свел его в могилу. Но Блейку казалось, что у него не хватает времени на самого себя. Раньше он очень легко распределял свое время: сначала музыка, потом личные дела. Но личные дела стали семейными, когда он решил жениться и родились тройняшки.
— Тройняшки! Ты жена рок-музыканта или кошка? — как-то заявил Блейк, будучи в дурном настроении.
Так что теперь сыновья с женой заняли все его жизненное пространство, а ему, как оказалось, это пространство было очень нужно. Раньше он так не думал, но чем популярнее он становился, тем больше эта потребность росла.
Блейк выглядел очень молодо, совсем как мальчик. Светлые волосы, подстриженные под «каре»; несколько подростковых прыщей — неотъемлемый атрибут профессии. И голос, от которого у всей Америки по спине бегали мурашки. Весил он только сотню фунтов, но на сцене это было незаметно. Гам он казался Полом Баньяном.
Жена, Блэки, по размерам раза в два больше мужа, играла в его жизни странную роль. Да, она сделала Блейка настоящим семьянином, однако теперь ему мешала. Суется туда, где раньше все принадлежало ему одному. Он сам ее впустил, а уходить она не собирается. Тут еще потребовала, чтобы он летом подработал миллиона на три. И думает, что имеет на эти деньги право, потому что малыши Билл, Бинки и Бартоломью могли бы учиться на них в частных школах сколько захотят — если, конечно, захотят.
Семейная жизнь Блейка стала похожа на бурную сцену из сериала «Я люблю Люси».
Однажды вечером Блэки пришла домой и встала у газового камина, набитого декоративными связками хвороста. Посмотрев на толпу раскрашенных кукол на полке — когда-то эту сюрреалистическую композицию они составили вместе, — она повернулась к Блейку, который сидел в зеленом кресле с высокой спинкой и читал какое-то техническое руководство.
— Блейк, я хочу поменять здесь занавески.
— А?
— Как насчет черных? Знаешь, Тулуз-Лотрек когда-то нарисовал в спальне на верхнем этаже «Мулен-Руж» занавески из черного атласа. Хочу занавески, как в борделе у Тулуз-Лотрека Ты купишь или мне самой идти, а, маменькин сынок?
— Иди к черту!
Блэки улыбнулась:
— Ладно…
Раньше Блейк тут же взял бы книгу по историческому интерьеру и стал бы вместе с Блэки изучать, какие именно занавески были в «Мулен-Руж». Но сейчас ему хотелось сбежать. Подальше. От нее, от семьи, от ответственности, от довольно хорошей жизни. И отдаться своей необычной страсти [32].
Он отнюдь не горел желанием тащиться за занавесками в их дерьмовую съемную квартиру: уж лучше купить еще парочку тракторов. Увидев это, Блэки долго не раздумывала:
— Неудачник! Дерьмо собачье! Дубина рокерская, купи мне занавески из черного атласа!
Правда, говорила она не всерьез. Подойдя к Блейку, она взяла из его рук фолиант толщиной в два пальца. Техническое руководство от известной машиностроительной компании.
— Ну и что ты будешь делать со всеми этими бульдозерами? — поинтересовалась Блэки.
