Евгения Кайдалова - Дело кролика
Когда «Эспидан» станет крупной фирмой, мы обязательно возьмем психолога в штат! — на бодрой ноте завершила сеньора Надя. — Тогда нам не нужен будет даже переводчик, чтобы находить общий язык. И я надеюсь, что начиная с нового года у всех появится стимул работать плодотворнее, чтобы мы смогли выделить из прибыли средства для зарплаты психологу!
Словно дождавшись финала, разразился звонком телефон.
— Эсперанса? Да, моя радость? Даниель сдал химию на «В»? Dios mio! Que felicidad![9]
Можно ехать в Колумбию.
Сеньора Надя, Гильермо и Педро засобирались уходить.
— Ребята, — сказал Костя, поднимаясь и обращаясь к русской части фирмы-семьи, — я сейчас сбегаю за «Абсолютом». Давайте, помянем кролика!
Короли и колбаска
По ту сторону двери завозились, потом прохрипели;
— Юль, открой, помоги!
Томка Тарасова заволокла в офис две вспученные хозяйственные сумки, упала на стул и уронила их между ног.
— Все! Бобик сдох!
Томка со слабым стоном начала обмахиваться бумагой для принтера.
— Ох, жара, сил нет! И по магазинам толком не походишь! Вот, разве что колбаски прикупила…
Томка выдрала из чрева сумки полбатона толстой колбасы со свежим росистым срезом. Колбаса распространяла запахи.
— М-м-м! Чесночная! — Томка с вожделением принюхалась.
Я ощущала себя подопытной собакой Павлова. Рефлекс слюноотделения работал безукоризненно.
Томка, обонявшая колбасный аромат, хихикнула:
— Мой-то меня все достает! «Ты бы, — говорит — хоть Гербалайфу попила, а то и в свой пятидесятый скоро не влезешь». Все сэкономить на мне хочет, хы-ы! На ужин банку порошка ставит; «Разводи, — говорит — кефиром, и чтоб через месяц была мне как Синди Кроуфорд!» Ричард Гир, блин, нашелся! Ничего, я колбаску майонезиком намажу — да на хлебушек свежий — и поехали! А Гербалайфом запиваю. Полбанки уже нет. Мой радуется, платье-стрейч мне собрался покупать. А мне этого стрейча и на половину попы не хватит, хы-ы!
Щедрая Томка накромсала мягкой булки с колбасой на себя и на меня, отвалилась на спинку стула и разместила ноги на процессоре.
— (Блаженно) Что-то шефья нас сегодня не трогают…
— Юля, тебя к руководству.
В роли коммутатора у нас использовалась Лена, личный секретарь генерального директора. Возвышаться над ней было трудно, поэтому, следуя за Леной к начальству, каждый сотрудник заранее ставился на свое место. Действенно и бесхитростно.
— Тебя — с вещами, — разворачиваясь для обратного пути, обронила Лена.
Я взяла наполовину переведенный факс из Барселоны. Процессия тронулась.
Шаг секретарши был неспешный. Она безмолвно покачивалась впереди на длинных ногах. Каблуки отстукивали по полу веско и с подобающей торжественностью. Мы приблизились к начальскому кабинету.
— (Холодно) Подожди, не входи!
— Меня же просили зайти!
— Платон Бежанович еще не вызывал тебя, он только велел, чтобы ты подошла.
В этот момент — голос из-за двери:
— Лена, Юля подошла?
— Да, Платон Бежанович.
— Пусть зайдет!
Поворот ко мне:
— Юля, иди!
Сезам открылся.
Думаю, что Николай Александрович Романов, покойный Государь Всея Руси, не променял бы такой кабинет даже на зал в своем скромном Ливадийском дворце. Тариэл Давидович Геворкадзе и Платон Бежанович Каретели тоже не делали ничего подобного: их все время отвлекали текущие дела.
— Садитесь, Юля!
Платон Бежанович сделал по-королевски широкий жест. Он не предлагал мне сесть на стул, он бросал к моим ногам все стулья земного шара.
Тариэл Давидович глядел строго и сдержанно.
Обе части моего руководства находились между собой примерно в том же соотношении, что и секретарши Томка и Лена. Более низкой ступенью иерархической лестницы был Платон Бежанович. Он превосходил Тариэла Давидовича тремя размерами одежды, теснил в обе стороны занимаемое кресло и, надень ему на голову белый колпак, отлично сыграл бы повара в незатейливой комедии.
Тариэл Давидович вполне годился на роль красавца-террориста, но не имел склонности к лицедейству; даже лишней мимики при обращении к подчиненным он себе не позволял.
Перед Тариэлом Давидовичем медленно курилась чашка кофе, из которой необходимо было делать глотки. Говорить предоставлялось Платону Бежановичу.
— Юля, у вас есть загранпаспорт? Приносите его завтра. На следующей неделе очень советую вам быть в хорошей рабочей форме и не заболеть.
Глаз Платона Бежановича против воли блестел хитрецой. Тариэл Давидович переворачивал вверх и вниз толстый «Монблан» с золотым пером. Он выдерживал паузу.
Выдержал.
— Юля, как следует подготовьтесь к этой поездке. Мы летим в Барселону на переговоры с фирмой «Naranja de Oro»[10].
И Генеральный директор величественно откинулся в кресле. На меня он смотрел благодетелем. Радуйся, переводчик! Господа берут тебя с собой! Ананасы, пальмы, баобабы! Шестисотые «мерседесы» и пятизвездочные «ХИЛТОНЫ», ночные рестораны и головная боль поутру, дебри терминологии и отнимающийся язык… А куда вы денетесь без моего языка, господа?
Пока Барселона была еще за горами, я вернулась в секретариат. Там красила ногти Томка Тарасова.
— Юль, ты говорят, за кордон едешь?
— Доеду, если не сглазишь.
— На Кипр, небось, на какой-нибудь?
— В Барселону.
— Это че, Италия?
— Испания.
— Тоже ничего, тепло, — Томка сосредоточенно дула на сохнущий лак. — Эта Барселона — не самая провинция?
— Не самая.
— М-м-м… Прибарахлись там.
С утра произошла передача документов.
— Почему мне? Лене! Все всегда отдавай сначала Лене! Она сидит без дела, как генеральный директор, а бумаги носят мне! Почему?!
Должно быть, я сильно обидела Тариэла Давидовича, вручив паспорт ему лично без посредства секретарши.
— Лене все отдай, да! И напомни ей, чтоб не забыла потом положить мне на стол!
Тариэл Давидович разнервничался и закурил.
Личный секретарь генерального директора сегодня, однако, задерживалась. Лишь тогда, когда прошли все джентельменские нормы опоздания, она медленно и несколько тяжеловато вступила в офис. Для человека, приближенного к начальству, у Лены в это утро были чересчур невменяемые глаза, глядевшие с полным непониманием того, чего же я от нее хочу. Несколько раз она сухо сглотнула и с похмельной хриплостью выдавила:
— Давай.
Тариэл Давидович выскочил на этот звук из кабинета, как черт из табакерки:
— Кофе мне, быстро! Что, хорошо погуляла?
Томка Тарасова, бывавшая при Лене на всех увеселениях, тоже погуляла неплохо. Во время работы она то и дело принималась повизгивать от хохота и падать лицом на клавиатуру компьютера. В платежных поручениях мелькали сверхъестественные суммы.
— Ох, как шашлычков-то мы вчера поели! Водочки целый ящик уговорили. Он уговорился как-то сам-собой, подлец; «Распутин», одно слово, хы-ы! Пивом пришлось догоняться. Вчера же Троица была; святое дело — отметить! Мы и через костер прыгали — все, как положено, по-православному. Я прыгнула — и ничего не помню, думаю: сгорела. А утром — ничего, живенькая, мужики в электричку сажают. А мы с Ленкой едем и не понимаем, зачем нам в Москву?
Томку опять переломил пополам хохот.
— Я когда покрестилась, еще не то было! Гуляли месяц, а потом той же компанией по диспансерам месяц ходили. А когда вылечились, двое из наших повенчаться решили. И как живут теперь хорошо! У них уже дети, а в ЗАГС до сих пор не сходят — нам, говорят, Божьего благословения достаточно. Верующие, блин!
Томка выбила на клавиатуре ликующую дробь.
— Вот выходные скоро будут… Прикупим с ребятами всего побольше — «Кремлевской», закусочек — и в ле-ес… Гулять…
Томкины глаза блаженно закатились.
В дверь просунулась нервная бухгалтерша:
— Тома, платежки!
В изъятых из принтера платежных поручениях фирме «Кондор» предлагалось перевести на счет получателя сумму, равную, вероятно, всему годовому обороту фирмы. В графе «Получатель» вместо «Инкомбанк» четко значилось: «И в кабак».
До метро мы шли все втроем. Томка тащила сумки, Лена нервно курила. Обеим предстояла дорога в подмосковный поселок Видное. У подруг за плечами была одна и та же школа, одни и те же молодые люди, один и тот же образ жизни, питания и развлечения. Но Томка при этом раздалась вширь и прочно засела за печатание платежек, а Ленина комарино-тонкая стать держала ее в должности личного секретаря. Я задумалась о капризах судьбы и обмена веществ.
У метро Лена бросила окурок на асфальт.
— Том, ты поезжай домой, я еще по магазинам похожу. Мне Тариэл в душу наплевал за то, что я опоздала; я отойти должна.
Отводить душу Лена собиралась в районе Петровского пассажа, и в метро нам с ней временно опять оказалось по пути.
