Ариэль Бюто - Козлы
— Выглядите просто великолепно, мамочка, — сюсюкает Морган.
«Мамочка»? Меня вырвет, если я еще раз это услышу! Пытаюсь перехватить взгляд свекрови, но вместо этого встречаюсь глазами с Франсуа.
— Флоранс! Что ты здесь делаешь?
Это упрек, надо полагать. Физиономия Морган становится пурпурной, в тон лаку на ногтях. Она явно не намерена уступать ни пяди завоеванной территории:
— Идите в дом, мамочка, а то простудитесь.
Этот приторный голосок, это сладенькое «мамочка» — вот, значит, какими дешевыми уловками она заманила в свои сети моего мужа.
Франсуа все не может успокоиться:
— Ты тоже проезжала мимо?
— Да-да, именно так, — отвечает за меня свекор, избегая глядеть в мою сторону.
— Пойдемте, я сварю вам кофе, мои дорогие, — суетится свекровь, радушным жестом приглашая в дом. Ко мне, как я понимаю, это приглашение не относится.
Спускаюсь с крыльца в сопровождении Франсуа, ему даже в голову не приходит чмокнуть меня в щеку.
— Может, зайдешь на минутку? — спохватывается он, когда Морган и его мать скрываются в доме.
— То есть хлебни кофе и выметайся?..
— Не задерживай Флоранс, — вмешивается свекор. — Она заскочила буквально на секунду, чтобы забрать свои прогулочные ботинки.
— Зачем они тебе вдруг понадобились? — удивляется Франсуа.
Он не дурак и понимает, что это вранье, но ему очень хочется поверить. Я согласна ему помочь.
— Все перерыла, а потом вспомнила, что оставила их здесь. А сегодня случайно оказалась в этих местах и решила забрать. Надеюсь, ты не против?
— Нет, что ты! Мы купим Морган новые.
Свекор испаряется. Из дома доносится смех Морган и свекрови. Едва кивнув на прощанье, Франсуа тоже исчезает за дверью. Меня, как неприжившийся гладиолус, вышвыривают за калитку. Сажусь в машину, не сказав хозяевам ни «до свидания», ни «спасибо». На левой ноге у меня старый ботинок, на правой — туфля, в руках — туфля и второй ботинок. Поглядываю в зеркало — Анжанардьер медленно удаляется, и, как только он вовсе исчезает из виду, торможу на обочине. Меня и впрямь вырвало. Корчусь в спазмах до последнего кусочка овощного рагу и яблочного пирога, угощения искусницы-свекрови. Метким броском отправляю в овраг ботинки, загаженные потом чужих ног. Вот и полегчало. Чувствую себя отлично. Решительно жму на газ. Мне нужно спешить — навстречу новому счастью.
5. Садовые вредители
Все звали его Дружочек, и он возделывал свой сад. Каждое утро, на рассвете, он надевал деревянные башмаки и отправлялся проведать грядки. В тени высоких стен дома, где когда-то обитал местный священник, выкуривал сигарету без фильтра, а потом склонялся над растениями. Ни одно не оставалось без его внимания, без его заботы — в любое время года. Даже зимой.
Дружочек был счастливым человеком. Всю жизнь он проработал сельским учителем, носил серую форменную блузу, точь-в-точь как в старых фильмах, и пользовался всеобщим уважением. Когда пришла пора уйти на пенсию, он вышел в последний раз со школьного двора и всего-навсего пересек улицу, окончательно перебравшись туда, где вот уже сорок лет его преданно дожидался сад. Дружочек обладал редким умением начинать жизнь с чистого листа. Кроме сада у него была еще одна страсть — книги. Он обожал исторические романы. Труды по ботанике, напротив, не признавал, полагая, что настоящему садоводу нужны лишь здравый смысл и терпение. По счастливому совпадению, этими качествами он обладал в полной мере.
Чай пили за кухонным столом. Заварочный чайник в коричнево-белую полоску, клеенка в красно-белую клетку, желтые чашки из толстого стекла. Все было точно так же, как в те времена, когда маленькая Элиза с сестрой, замерзшие, но веселые, прибегали к полднику и с гордостью выкладывали перед бабушкой Маргаритой свой улов — моллюсков и мелких крабов, не догадываясь, что воспоминания об этих днях останутся с ними на всю жизнь.
Обстановка в кухне была скромной: чугунная газовая плита, доисторический холодильник и батарея медных кастрюль на беленых стенах. Дружочек всегда пил здесь кофе по утрам, стоя у окна и попутно обмозговывая план действий, прежде чем отправиться на ежедневное свидание с природой. Окно выходило в сад.
Родители Элизы и ее сестра Кристина собрались вокруг бабушки Маргариты — сморщенной старушки с глазами ребенка. В рукаве бабушкиного кардигана всегда лежал аккуратно свернутый носовой платок, которым она частенько утирала слезы. Слезы наворачивались от радости, смеха или солнечного света. Вот только от горя бабушка никогда не плакала, а горя она хлебнула достаточно — пережила войну, потеряла ребенка и победила рак. Невзгоды она переносила с высоко поднятой головой, без жалоб и слез. В трудные времена, как, например, в дни траура, она попросту не желала тратить время на нытье. Элиза восхищалась ее чувством собственного достоинства. Ей казалось, что по сравнению с бабушкой она — ни то ни се. Дружочек мог бы ей объяснить, что для столичного жителя это нормально — ведь у парижан в жилах не кровь, а водица!
В Шербур Элиза приехала первым же поездом. Порывистый северный ветер выворачивал зонты, по улицам бродили безработные. В деревню к бабушке она домчалась на такси и, как всегда, сразу же ощутила себя чужой в этом сельском мире, где она, впрочем, родилась и выросла. Элиза слишком хорошо научилась жить по законам большого города, полюбила его сутолоку, привыкла к асфальту и роскошным магазинам. Для нее существовало только два времени года — «тепло» и «холодно». Она была в курсе всего: какую выставку стоит посмотреть и что будет модно в следующем сезоне, но при встрече с многочисленной родней (бабушкой, дедушкой, дядями, тетями, двоюродными братьями и сестрами) чувствовала себя дремучей провинциалкой на модном вернисаже.
На этот раз слезы бабушки Маргариты огорчили Элизу. Плакала бабушка не от горя или отчаяния, все было гораздо хуже: Маргарита была сломлена, она признала поражение. Старушка казалась такой хрупкой, почти бестелесной. Когда она прижалась к Элизе, ее старые кости чуть ли не дребезжали от рыданий. Они поменялись ролями. Впервые бабушка Маргарита искала защиты в объятиях той, кого прежде баюкала и утешала.
За окном простирался ликующий сад: кусты пионов, ранние розы, глицинии, увивающая беседку жимолость, белые гортензии, колокольчики, дельфиниумы, настырный жасмин и даже ноготки, попахивающие мочой, — все сверкало на солнце. И было от чего ликовать — сад чудом уцелел после последнего нашествия ветров. Дружочек мог бы гордиться им. Но уже не сможет. Никогда. Дружочек умер.
Похороны были назначены на следующее утро. Отпевание не предусматривалось, тело просто переместят из морга в семейный склеп на приморском кладбище, где уже покоятся родители Маргариты и ее ребенок. Дружочек был человеком свободомыслящим. При жизни это обстоятельство лишь облегчало общение с ним, но сейчас родня оказалась в затруднительном положении — как придать похоронам торжественность без церковного обряда?
Кристина, сестра Элизы, а заодно председатель районного комитета по организации торжеств, безапелляционным тоном предложила произнести над могилой прощальные речи, а затем возложить венки под похоронный марш Шопена (на чердаке пылится старый магнитофон, можно захватить его на кладбище). Родители сочли этот сценарий слишком вычурным. Маргарита не проронила ни слова. Элиза, все еще обнимавшая бабушку, тоже промолчала. Затем принялись обсуждать вполголоса список приглашенных, вызвавший недовольство. Кристину возмущало, что в него не включили ее бойфренда, но бабушка осталась непреклонной. Прожив пятьдесят шесть лет в браке, она признавала только зарегистрированные пары.
От одной неприятной темы Кристина перешла к другой, еще более неприятной:
— Элиза, тебе сказали, что ты отвечаешь за цветы?
— Не беспокойся, все будет в порядке.
— Ты заказала венок и корзину?
— Я сделала все, что нужно! А сейчас, если ты не возражаешь, я бы хотела поговорить с бабушкой, — резко ответила Элиза. И тут же устыдилась.
Бурная деятельность Кристины раздражала ее, но в глубине души она была рада, что сестра взяла на себя организацию похорон. Благодаря ее стараниям завтра тело старого садовника положат в гроб, а потом без заминки перевезут в семейный склеп, который раскроет перед ним свои двери. Кристина обо всем договорилась, оформила все бумаги. От младшей сестренки Элизы требовалось лишь не забыть про цветы…
На следующее утро Элиза помогла Маргарите одеться. Ночь она провела в комнате, примыкающей к бабушкиной спальне. Родители и Кристина предпочли старому дому комфортабельную гостиницу. С утра их ждала встреча в больнице со служащими похоронного бюро. Элиза и Маргарита собирались присоединиться к ним на кладбище.
