Денис Гуцко - Апсны абукет
После записи на отъезд (это если вы еврей) вы ожидали назначенной даты и отправлялись к Дому правительства. Туда подъезжали два «икаруса» и «Камаз». Каждый отъезжающий мог взять 40 кг груза. Беспокоившихся — успокаивали: в Израиле каждой семье предоставят жилье со всем необходимым: постелью, посудой и т. п. «Икарусы» отвозили репатриантов в Тбилиси, где в израильском консульстве уже ждали оформленные документы, а в аэропорту — «Боинг-747», который через несколько часов доставлял потомков Моисея на историческую родину…
Евреи уехали почти все. Лично я знал лишь две оставшиеся семьи, одна из них была смешанной.
Греков.
Греция объявила, что пришлет корабль, если выяснится, что желающих уехать греков окажется достаточное количество.
Но большинство их эмигрировало еще раньше, так как за несколько лет до этого президент Греции добился от правительства СССР договора о выплате пенсий всем, заработавшим ее в СССР.
Греки добирались до Тбилиси, а там без хлопот оформляли выездные документы.
Так уехала наша хорошая знакомая Джульетта Алхазова — после того, как ее с подругой задержали и увезли в кинотеатр на Маяке (район Сухуми). Кинотеатр был битком набит задержанными без документов (а приказа ходить с документами никто не видел), там их продержали всю ночь и, наиздевавшись вдоволь, отпустили. Через три дня Джуля навсегда уехала в Грецию. (Сейчас она звонит нам из Афин — снимает квартиру, работает на швейной фабрике.)
Не уехали в основном те греки, которые не знали языка. Муж Гали Михайлиди (она была первоклассным стоматологом), Ростислав Рихтер, не хотел уезжать из Сухуми, где он — уже при вернувшихся — открыл свое дело, цех по производству полиэтиленовых пакетов, пакеты он вывозил в Россию и получал неплохой доход. Но постоянные нервотрепки и унижения привели к повторному инфаркту, и Слава через два года абхазской свободы умер. Галя все-таки не уехала — потому, что не говорила по-гречески, а еще потому, что после одной из бомбежек «Су-25» да поджога грузинскими солдатами дома, где жила ее мама, старая женщина стала бросаться под кровать при звуке проезжавшей по улице автомашины и боялась оставаться дома одна. После ухода грузин Галя все же неплохо зарабатывала. Новый хозяин поликлиники, абхаз, конечно, ничего не имел против гречанки-стоматолога. А бывшего главврача, грузина, вместе с женой вывели из поликлиники в сквер через дорогу — и расстреляли.
Армян.
Армяне самостоятельно перетекли на Северный Кавказ, в Краснодарский и Ставропольский края, Ростовскую область — в зависимости от того, где жили их родственники. Троюродные дядья и двоюродные племянники вызволяли их из беды получше консульств и министерств. Но многие армяне остались — те, что были связаны с землей.
«Русскоязычных».
После того, как от ракет, выпущенных в первый день войны с грузинского вертолета, погибли отдыхавшие в санатории два российских офицера и женщина, в порт прибыли большие десантные корабли, и в течение двух дней происходила эвакуация нескольких тысяч отдыхавших военных и их жен. После этого было разрешено эвакуироваться гражданским лицам. Многие местные жители надеялись спастись на борту этих БДК. В порту собралась огромная толпа, в основном женщин с детьми, жаждавших уплыть подальше от этого так неожиданно грянувшего ужаса. Но случилось то, что должно было случиться… Десантники не взяли территорию порта в свои руки, а оставили вход на пирс в руках «спасателей» из «Мхедриони», чем те незамедлительно воспользовались: чтобы пройти на пирс, нужно было или быть чьим-то родственником, или заплатить «пошлину» в размере 5 тысяч рублей.
Примерно неделю шло это делание денег, затем корабли перестали приходить. На этом эвакуация «русскоязычных» прекратилась.
Борода
Его часовая мастерская размещалась в небольшом киоске в самом центре города, в углу сквера напротив горсовета. Его знал весь город. Мастер он был отменный, но и цену за свою работу назначал немалую. Торговаться с Бородой было бесполезно. «Не хочешь — ищи другого», — говорил он и углублялся в свои шестеренки-пружинки.
Слухи о его бороде ходили всякие. Говорили — сидел. Говорили, мол, там, на зоне, кого-то заложил, вот ему и накололи на подбородке — то ли «стукач», то ли «сука». Другие говорили — никого не закладывал, а просто проиграл в карты, и слово совсем другое, матерное. Но хрен редьки не слаще, и приходилось ему носить эту самую бороду зимой и летом.
Дом его был по тогдашним — советским и перестроечным — меркам роскошен. За высоченным забором стояли два автомобиля. Сыновей было трое — все, как на подбор, статные, широкоплечие.
Чем зарабатывал Борода? Уж точно не починкой будильников.
И совсем немногие знали, что Борода знаменит среди городских нумизматов как обладатель огромных коллекций монет, орденов и медалей.
…Когда российские БДК увозили в неизвестность галдящих и рыдающих беженцев, он не искал себе места среди них. Он остался. Но спустя некоторое время из его двора ночью увели одну из машин, иномарку. Борода вооружил своих сыновей и позаботился, чтобы об этом узнал весь город. Этого оказалось мало. Грабители ходили кругами, наведывались попить водички, гуляли по комнатам, поглаживая автоматы.
И он решился.
В назначенный день с несколькими чемоданами, выставив сыновей на стреме, Борода пришел в порт. Здесь оставалось после бегства абхазов несколько прогулочных катеров. Он заранее договорился с кем надо, и его обещали подбросить морем до Сочи. Все шло по плану. Он поднялся на борт, отдали швартовы, и катер отчалил. Когда между пирсом и кормой плескалось уже несколько десятков метров, в каюту, где сидел на своих чемоданах Борода, откуда-то — может быть, из капитанской рубки — ворвались автоматчики. Он попытался выхватить пистолет…
Его сыновья, услышав очереди, ушли с пирса: помочь отцу они уже не могли.
А катер, сделав по морю неторопливый круг, вернулся к тому же месту, от которого отчалил. Что было в тех чемоданах, ради которых часовщик Борода рискнул жизнью, никто так и не узнал.
Историю эту я слышал от многих людей… Осажденный город начинал создавать свой фольклор.
Хлеб-соль на Гумисте
Еще одну историю пересказывали сухумчане.
Якобы однажды на противоположных берегах фронтовой Гумисты, скрытые друг от друга рельефом, сели обедать грузинские и абхазские дозоры. И вот со стороны абхазов прорывается сквозь шум воды голос:
— А не желает ли кто из грузин отведать сытного обеда с добрым вином?
Мужчины собрались было смеяться удачной шутке товарища, как вдруг один из грузин поднялся и, направляясь в их сторону, крикнул:
— Почему бы и нет! Я давно не пил хорошего вина!
Не спеша он перебрался через ледяную, но мелкую здесь Гумисту. Не спеша подошел и, поздоровавшись, сел на предложенное место. Трапеза прошла в гробовом молчании. Когда все было съедено и выпито, гость с того берега поблагодарил хозяев, вежливо попрощался и пошел к реке.
Не спеша перебрался он через ледяную Гумисту, не спеша дошел до своих.
Шутка минометчиков
Весна все-таки пришла. Дразнила выживших легким прозрачным небом, журчала и блестела.
У нас потекла крыша, и я полез ее чинить. Было утро. Орудия с обеих сторон молчали, а «Сушки» летали обычно по ночам. Если не присматриваться к у’гольным шрамам, оставленным пожарами, улицы внизу выглядели радостно — весна… Справившись с работой, я теперь позволил нежному солнцу сочиться сквозь веки.
Свистяще-шипящее раздалось, как всегда, неожиданно. Летящая мина звучит так, словно где-то вверху на раскаленную сковородку бросили кусок сала. Секунды через две позади слева ухнуло, а я провалился через слуховое окно на чердак, нырнул в люк, по лестнице на кухню и бросился в туалет. Он располагался как раз по центру здания, и его перекрытия были из бетонных плит. Все в нашем доме использовали туалеты не только по прямому назначению, но и как бомбоубежище. Пока я спасался, одна мина влетела в соседний дом, в десяти метрах от нашей спальни. Еще три упали во двор, и одна разорвалась у Прониных на кухне…
Выждав некоторое время, я вышел на улицу. Еще пахло гарью. На крылечке соседнего дома, завалившись на бок, лежала старушка. Рядом — щуплая черная собачка. (Видимо, та первая мина, что пролетела у меня над головой.) Я подошел. Старушка оказалась армянкой. Рана ее была — как говорят медики — не совместима с жизнью… кровь еще стекала по ступенькам.
Метрах в тридцати дальше мина пробила крышу другого дома и, взорвавшись на чердаке, разворотила потолок в квартире. На самом краю воронки висела хрустальная люстра и нереально позвякивала. Хозяин, пожилой грузин, стоял на улице и через окно бесстрастно рассматривал разрушения. Будто ждал — сорвется ли люстра.
