Елена Хаецкая - Подлинная история королевы Мелисенты Иерусалимской
— Я посмотрю, что можно сделать, — кратко ответил он.
Они с королевой обменялись улыбками.
— Ты нашла своего сына?
— Да.
— Он действительно болен?
— У него была проказа.
— Я жду тебя с твоим сыном у себя в Дамаске. У него остались нераскаянные грехи, так что проказа может вернуться. Помни: сегодня вечером в Дамаске!
— Сейчас я прилагаю все усилия для того, чтобы найти его и захватить в свою власть.
Агнес принесла противоядие и украдкой показала его королеве, но та велела ей успокоиться и, взяв из рук моего отца лекарства, выпила их без колебаний.
— Если возникнут осложнения, присылай за мной в Дамаск, — сказал на прощание мой отец.
Проводив лекаря, Мелисента вздохнула спокойнее.
— Ты знаешь, Агнес, в чем ужас моего положения? — обратилась она к своей доверенной девице.
— Нет, ваше величество.
— В том, что я полностью завишу от множества дополнительных обстоятельств, которые совершенно не зависят от меня. Проклятье! Чем выше судьба заносит человека, тем больше он — игрушка в руках слепого случая. Я чувствую себя совершенно беззащитной.
— Глядя на вас, этого никак не скажешь, ваше величество, — ответила Агнес.
24. О том, как Агнес де Вуазен и Райан ап Гвиттерин нашли Балдуина
— После того, как отец мой удалился, Мелисента вновь обратилась к Райану и Агнес с приказом разыскать Балдуина и пленить его, по возможности тайно. Убивать же его королева велела в самом крайнем случае.
И вот, пока Агнес убирала свои роскошные волосы под берет Райана, ее величеству доложили, что трубадур Джауфре Рюдель де Блая из Прованса просит аудиенции у королевы Иерусалимской. Не отыскав пристойной причины отказать, Мелисента велела пустить трубадура. Между тем Агнес поспешно переоделась мальчиком.
Джауфре вошел, печальный и красивый, как всегда. Со сдержанным почтением приложился к руке ее величества, после чего уселся в изящной позе и принялся вздыхать.
— Вообразите себе, ваше величество, — заговорил он неторопливо, — я нашел ее.
— Кого?
— Графиню Триполитанскую!
Заглянув в зал, Агнес делала королеве таинственные знаки.
— Ступайте, дитя, — молвила королева, — да будут все грехи на мне одной. Делайте, что вам велено.
Агнес убежала.
Джауфре, терпеливо дождавшийся конца этого малопонятного диалога, подхватил нить разговора точно на том месте, где вынужден был обронить ее.
— Она находится при дворе графа Тулузского.
— Кто?
— Графиня Триполитанская!
Дав себе наконец труд вникнуть в тему беседы, Мелисента фальшиво улыбнулась.
— Так вы, должно быть, счастливы, мой друг?
— Увы! — Он развел руками. — Теперь, когда я обрел ее, я еще дальше от цели, чем прежде. Как объясниться с нею? Все мои стихи никуда не годятся, ведь я посвящал их Принцессе Грезе, которая находится столь далеко от меня. Она — графиня Триполитанская! А кто я? Бедный рыцарь!
— Напишите новые стихи, — подсказала королева, прислушиваясь, не несут ли ей вести о Балдуине.
— Ничего иного мне не остается.
— Я от души желаю вам счастья, — намекнула Мелисента на свое желание избавиться от куртуазного гостя.
С присущей ему чуткостью безупречный рыцарь раскланялся и вышел.
И вовремя!
Вихрем пронеслась по анфиладам дворца Агнес. Сорвав на бегу берет, она крикнула королеве:
— Убит!
И скрылась в гардеробной, дабы поскорей переодеться.
Вот как случилось, что Агнес и Райан убили Балдуина.
По приказу королевы, шут и придворная дама направились в Алеппо. Они шли таясь, ибо опасались встретить сарацинов, которым Мелисента обещала подарить свою фрейлину. Однако вскоре они увидели на дороге торжественную процессию, направлявшуюся в Иерусалим. Впереди ступали двое несторианских монахов из обители святого источника в Алеппо, следом — дева Евангелина в белых одеждах. Она вела исцеленного юношу. Замыкали шествие шумно гомонящие «мамочки», которые требовали, чтобы им немедленно вернули «их мальчика».
Райан замешкался, но Агнес не растерялась.
— Быстро, — прошипела она, — вливаемся в процессию, подбираемся к Балдуину и…
В глазах Райана застыла неуверенность. Схватив шута за руку, Агнес потащила его на дорогу и подтолкнула. Вот уже показалась из-за поворота дороги белая громада Иерусалимского храма… Еще несколько шагов — и будет поздно.
С внезапно вспыхнувшей безумной решимостью Райан метнулся вперед и ударил Балдуина ножом под левую лопатку. Изо рта юноши вытекла кровь; он повалился на бок, запятнав белые одежды Евангелины. С воплем гнева и боли женщины из гулящего гарема полоснули Райана по горлу. Умирая, тот, как ему было заранее велено находчивой Мелисентой, проклял королеву Матильду Английскую. Ибо убивая собственного сына, Мелисента преследовала две цели: избавиться от соперника и скомпрометировать Плантагенетов.
Все произошло слишком быстро и неожиданно. Все обступили Балдуина, ужасаясь его безвременной гибели, наступившей как раз в тот миг, когда ему предстояло обнять вновь обретенную мать. Ловкую же Агнес де Вуазен никто не заметил, и та сумела скрыться.
25. О том, как Бог франков явил над Балдуином третье чудо
— Одевшись как подобает королеве, в парадные одежды, Мелисента вышла из города. Это был торжественный, церемониальный выход, со свитой, под пение труб. Мелисенте пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить нетерпение и скрыть обуревавшие ее чувства.
На дороге у стен Иерусалима «мамочки» громко рыдали, рвали на себе волосы и посылали проклятия Евангелине, которая забрала «их мальчика» и не сумела уберечь его. Под деревом в неловкой позе валялся мертвый шут. Мелисента обратила на него внимания не больше, чем на падаль.
Плакальщицы расступились, освобождая королеве дорогу. Та подошла к мертвому сыну и долго смотрела в его молодое лицо.
Стоявшая рядом на коленях Евангелина подняла голову. Черные глаза, полные внутреннего света, испытующе глядели на Мелисенту. Тихий голос произнес:
— Неужели вы не узнаете этого юношу, ваше величество? Ведь он так похож на вас!
Мелисента открыла уже рот, чтобы ответить, как и собиралась, «нет», но под лучами властного света веры, исходившего от Евангелины, королева дрогнула.
— О да, — молвила она, — я узнаю его. Это дитя было рождено мною от Фалька Анжуйского.
Она сжала пальцы в кулак и прикусила губу. Византийка вынудила ее сказать правду. Впрочем, теперь это не имело значения. Балдуин мертв.
— Несите его в храм, — велела королева. И пошла первой. Ее окружили госпитальеры. Евангелина догнала Мелисенту, схватила ее за руку. Византийка не выглядела опечаленной — скорее, растревоженной. Она будто стояла на пороге открытой двери, готовясь шагнуть куда-то…
— Рано отчаиваться, ваше величество, — проговорила она, показывая хрустальный сосуд со святой водой. — Здесь вода из источника в Алеппо. Господь совершил одно чудо, совершит и второе, ибо не впустую был, по милости Его, исцелен этот юноша.
Вера Евангелины была столь сильна, что королева похолодела. Неужто столько сил было потрачено впустую? Неужто рука Господа и впрямь простерта над сыном Фалька Анжуйского?
— Вы полюбили моего сына, дитя мое? — спросила королева мягко.
— Нет, ваше величество, я люблю его как брата во Христе. Теперь же, когда я исполнила завещанное мне ангелом, я могу поступить согласно моему давнему желанию и удалиться в монастырь.
— Как вы нашли Балдуина?
— Случайно. Я встретила его на дороге, больного и беспамятного.
Тем временем к королеве приблизились госпитальеры и сказали, что она может, если ей угодно, помолиться над телом сына в храме.
Мелисента вошла в храм. Там было безлюдно, если не считать одной сестры-госпитальерки. Опустившись на колени, королева тихо оплакала свое дитя, которому пятнадцать лет назад дала жизнь.
— Ваше величество, — тихо заговорила с Мелисентой госпитальерка, — каково будет ваше решение? Та девушка, византийка, уверяет, что Балдуина можно вернуть к жизни, если окропить его святой водой из Алеппо и совместно воззвать Господу, моля о чуде.
Мелисента долго молчала, припав головой к ногам Балдуина. А затем отерла слезы и встала.
— Пусть мертвые останутся мертвыми, — проговорила она. — Отслужите погребальную мессу и похороните тело.
Кивнув, госпитальерка направилась к выходу. Мелисента вдруг бросилась за ней.
— Сестра!
Госпитальерка удивленно оглянулась. Мелисента упала на колени, коснувшись губами пола.
— Сестра, простите меня!
— За что? — спросила госпитальерка тихо.
— Просто — простите!
