Роман Сенчин - Конец сезона
За большим овальным столом сидели Володька, Наталья, Андрюха, какой-то еще здоровенный, бородатый, похожий на попа незнакомый мужик; жена, держа на руках дочку, продолжала рассказывать о своем лежании в роддоме. Ее увлеченно слушали, появления Сергеева не заметили.
– Добрый вечер! – не выдержал он.
– О, Никит! – вскочил Андрюха, невысокий, плотненький, с седоватыми, до плеч, волосами; еще года два назад он был как подросток, а теперь пополнел, как-то орыхлел и стал похож на упитанного старичка, даже больше на тетеньку… “Сколько ему? – задумался Сергеев. – Сорок три отмечали или сорок четыре…”
– Рад, Никитка! Так рад, что выбрались! – Андрюха обнял его, похлопал по спине. – Да, познакомьтесь! – Обернулся в сторону бородатого. – Василий Усольцев, режиссер православного театра, из
Дмитрова. А это, Василий, – Никита, мой друг и супруг нашей молодой мамочки.
– Угу-м. – Бородатый приподнялся, не подавая руки, кивнул. Сергеев тоже ответил междометием и кивком. Приставил к столу стул, втиснулся между женой и Андрюхой.
– Как дела-то, Никит? Рассказывай! – спрашивал Андрюха. – Сто же лет не виделись!
– Да вот дочку родили. Четыре месяца… Решили попробовать съездить…
– Отлично! Вы молодцы, что приехали! Спасибо!
“Опять молодцы, – усмехнулся Сергеев, – все молодцы”.
– А дочка у вас – чудо! Такой ребеночек!.. Ух-х, Дашутка, принцессой будешь!..
Сергеев зачем-то ляпнул:
– Она, кстати, уже разговаривать может.
Наталья хохотнула. Остальные чуть ли не хором изумленно-недоверчиво выдохнули:
– Как это?!
– Да нет, я серьезно. – Сергеев глянул на жену. – Скажи.
– Ну, не то чтоб разговаривает, – осторожно ответила она, – но что-то такое получается…
– Все у нее нормально получается! Ну-ка дай мне. – Он взял дочку;
Дашка лежала с открытыми глазами, пустышки во рту не было. – Даш, скажи, как тебя зовут? Ну, скажи. Как зовут нашу девочку?
Дочка настроила взгляд на Сергееве и улыбнулась.
– Ну, скажи, солнышко. Как тебя зовут? А?.. Да-аш. Давай.
– Гы-ы, – сказала она.
– Ух ты! – то ли всерьез, то ли шутя воскликнул Володька и открыл бутылку “Старого мельника”. – Уникально, слушай!
– Да нет, погодите. – Сергеев почувствовал неловкость. – Она нормально умеет говорить… Даш, скажи. Скажи, как тебя зовут? Ну, пожалуйста… – Дочка не ответила. – А брата? Как брата зовут?
Братика как зовут твоего?.. Ну, Даш, что это?.. Скажи, а?.. – И
Сергеев услышал в своем голосе мольбу, разозлился на себя, на молчащую дочку; дома она действительно часто отвечала вполне отчетливо: “Дая”, “Сая”, “Никия”. – Ну, скажи давай, доча. Перестань капризничать. А?.. Даша-а!..
Она заскулила, видимо испугавшись. Потянулась куда-то. Жена забрала ее.
– Нет, честно, она говорит, – продолжал доказывать Сергеев, чувствуя себя все неудобней. – Без твердых согласных, конечно, но…
– Эх, Никит, – хлопнул его по плечу Андрюха, – как я рад за вас!
Дети – это счастье!.. Я вам завидую самой белой завистью. Вообще!
– Пора, – поднял рюмку Володька.
Сергееву очень хотелось выпить. И найти тему для разговора, чтобы этот ляп с говорящей в четыре месяца дочкой забылся. Или замялся хотя бы.
– Как, Андрей, дела-то вообще? – спросил он, когда выпили и плотно закусили; еды на столе было полно – горки из ломтиков колбасы, огурцов и помидоров, мяса. Еще и в пакетах возле холодильника лежала. На три дня запасов.
– Да как… Как сказать, – вздохнул Андрюха. – В Щуке целыми днями пыркаюсь, халтурю потихоньку. Надо ведь веранду достраивать, второй этаж… Василию вот, – он посмотрел на бородатого, – со спектаклями помогаю.
Тот пробасил:
– Андрюша от Бога художник. Так улавливает!.. – И, не подобрав нужного слова, потряс кулаком. – Ух-х!
– Нерв, – сказал Володька.
– А?
– Нерв Андрюха улавливает.
Бородатый пошевелил бородой:
– Ну, и так можно сказать… Бесценный он человек!
– Нужно будет съездить в ваш театр, – сказала Наталья.
– Милости просим. Только у нас не каждый день – строго по воскресеньям. И сложные постановки.
10Ели, выпивали, разговаривали. В основном вспоминали прошлое – давнишние премьеры, куда-то исчезнувших подававших надежды ребят, обсуждали своих знакомых, ставших звездами. Жалели, что не все из компании сегодня здесь, и, пожалев, тоже обсуждали – как теперь живут они, где работают, какие у них проблемы… Володька в который раз говорил об актере Сергее Безрукове:
– Он талантище без вопросов, конечно! Без обсуждений. Такая энергетика – прямо чувствуешь! Сейчас Пушкина играет… Но – не знаю. Что-то не верю, что получится. Как-то… не хватает чего-то…
Не знаю…
От водки с пивом он опьянел больше других, его переполняло нехорошее, агрессивное возбуждение. Наталья подкладывала ему на тарелку закуску:
– Ешь, пожалуйста, ешь. – И жаловалась жене Сергеева: – Совсем не ест. Кусок не впихнешь…
– Я сюда не есть приехал, а общаться… Слушайте! Э-эй, господа! -
Володька постучал вилкой по бутылке. – Слушайте, а давайте споем?
Русское. Помните, как мы пели классно. Давайте?
– Потише, Володь! – в ответ зашептала жена Сергеева. – Дашка засыпает.
Володька расстроенно вздохнул. А бородатый усмехнулся:
– Утомилась девочка от папиного урока.
Сергеев сделал вид, что не услышал.
– Кстати, ребята! – забыв о шепоте, сама воскликнула жена. – Со мной сегодня такой позор случился! Представляете, забыла вторую строчку
“Изгиб гитары желтой”. Всю жизнь пела, а тут – как стер кто-то…
Чуть не разрыдалась…
– Изгиб гитары желтой, – забубнил Володька, – ты обнимаешь нежно…
Чего грустишь, бродяга? А ну-ка улыбнись. Качнется купол неба… Ну да: чего грустишь, бродяга…
– Да нет, другое там. Какой бродяга?..
– Слушай, – громче и настойчивее заговорил Володька, – я тоже эту песню с детства пою. Вторая строчка: “Чего грустишь, бродяга? А ну-ка улыбнись”. И потом: “Качнется купол неба – большой и звездно-снежный. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались”.
– Дальше – да. А “бродяга”… Другие слова там. Ребята, кто-то помнит еще?
– Я никогда Визбора не любила, – дернула плечами Наталья. – Дешевая романтика…
Володька изумился:
– При чем тут Визбор?!
– Ну как… Его же песня.
– О-ой-й!.. Наташ, ты меня убиваешь.
– Да в чем дело? Что я не так говорю?
Жена поднялась и унесла дочку. Сергеев без стеснения налил себе водки и выпил. Володька, получив возможность говорить громче, стал отчитывать Наталью:
– Как можно?! Боже мой… Это Митяева песня. Олега Ми-тя-ева! Стыдно не знать таких вещей!..
– Володь, подожди, – мягко перебил Андрюха. – По-моему, ты путаешь.
Это все-таки Визбор.
– Да вы что, сговорились побесить?! – Володька округлил глаза. -
Господи боже мой! Я могу с вами…
– Не произноси имя Господа всуе, – веско сказал бородатый. – Нельзя.
– Что?.. Да это не суя. Это… Визбора с Митяевым путать!..
– Митяев это, ребята, Митяев, – поддержала Володьку вернувшаяся жена.
– Давайте хоть на что спорить, что Визбор, – сказала Наталья. -
Андрей, у тебя сборника нет?
– Наташ, не пори ты чушь!
– Я не порю чушь, Володя. А если ты перепил, то советую лечь.
– С-слушай! Хватит мне указывать. Ясно?
– Давайте потише, – вставила жена. – Дети спят.
Володька не слышал – вскочил и навис над Натальей:
– Что ты меня вечно дергаешь?! Я сам знаю, пить мне или не пить.
И сколько! Я не мальчик тебе…
– По твоему поведению не скажешь.
– За-мол-чи!
– Ладно, ладно, друзья, – заговорил Андрюха примирительно, – перестаньте. Ведь так хорошо… Давайте на мировую выпьем. Да? И пусть каждый останется при своем. – Стал разливать.
– Да нет, – Володька не унимался, – тут кто-то хочет машину свою проиграть. Что, Наталья, спорим на твою машину?
Наталья скривила губы:
– Легко. Катайся на здоровье. Правда, я не уверена, что ты на права когда-нибудь сдашь.
– Я и не буду сдавать. Продам тысяч за пять, позажигаю…
– Она пятнадцать стоит как минимум!
– Я не жадный.
– Ну все, все. – Андрюха поднял рюмку. – Пьем за дружбу!
– Пьем, – поддержал бородатый.
Выпили, постепенно успокоились. Решили все-таки спеть. Но, чтоб детей не будить, вышли с бутылками, рюмками, кое-какой закуской на веранду. Там тоже был большой стол, стояли табуретки, стулья. После тепла в доме и выпитого показалось, что и на улице тепло.
– Всю ночь здесь будем, – объявила Наталья. – Хоть надышимся.
– Да-а, по сравненью с Москвой воздух… М-ма!
Но тут же стали бегать в дом и одеваться.
– Друзья, только одно условие, – сказал Андрюха, когда расселись. -
Поем негромко и мелодично. Соседи вокруг.
– Да никого тут нет. Пустые дома…
– Володь, это тебя касается в первую очередь. Ты у нас любитель громкости.
