Анатолий Сульянов - Долгая ночь в Пружанах
Нет–нет, выбор, похоже, сделан — надо помочь несмышленышу, это и долг, и отцовская забота, и вопрос личной совести. Надо почаще бывать в ротах. И добиться должности замполита отдельной роты. Сознание того, что надо изо всех сил делать добро, чаще радовать людей, — это, как определил граф Лев Толстой, — великая цель. Она взбодрила Валерия Константиновича, что, естественно, сказалось на его душевном состоянии, помогло бороться и с усталостью — на ногах и без сна больше суток.
Глубоко скрытое недовольство, досада и раздражение нет–нет да и проявлялись. Глядя на роту, на зачуханных, усталых от бессонницы, издерганных солдат и сержантов, на измученного, изнуренного множеством забот ротного командира, глядя на давно не ремонтированную казарму с печным отоплением и остальными удобствами на улице, Старший размышлял и спрашивал: а почему у нас так бедно и неустроенно? Побывал у немцев в Восточной Германии, увидел: кирпичные казармы постройки тридцатых годов, разрушенные войной сороковых, но в них все ладно и ухожено: полы обновлены, внутренний туалет новехонький с блестящими трубами и писсуарами, оружейная комната покрашена, оригинальные потолочные люстры, кровати одноярусные, городской телефон рядом с дневальным, комната отдыха — чистенькая, с полумягкими стульями, шахматами, библиотекой и настольными лампами, почти домашняя обстановка. Почему у немцев нет ни одного поломанного стула, ни одного покореженного крана в умывальнике? Люди с детства приучены относиться ко всему окружающему — имуществу, деревьям, садовым скамьям — бережно и заботливо, как к своему личному и домашнему.
Почему? Мы же в первую очередь (так по плану сверху) строили железобетонные ракетные позиции и насыпали высоченные, до неба, горки для антенн радиолокаторов, технические хранилища для ракет с постоянной температурой, а если головка ракеты С-75 с ядерным зарядом, то там и относительная влажность постоянная. Казармы же — сборно–щитовые, неуютные, холодные осенью и зимой, без туалета и умывальных комнат. Уместнее, разумеется, было бы обратить свои предложения одному из заместителей министра обороны, к руководству Генерального штаба, но там не восприняли должным образом обращения, посчитали их не столь острыми, нужными и несвоевременными, все уже спланировано на пятилетку вперед. Обратился к одному из начальников главкомата, так тот вскипел: «Не по–государственному мыслишь! Безопасность страны — в первую очередь!»
Вспомнилось и строительство на Севере, под Рикасихой, недалеко от Северодвинска, по бездорожью, в болотистой местности. Дивизия сама готовила боевые позиции под новейшие в ту пору ракеты С-200 (они и до настоящего времени еще служат!) для надежного прикрытия завода по производству атомных подводных лодок. Командир дивизии полковник Анатолий Хюпенен в плащ–накидке, под дождем, осенью, в резиновых сапогах, по приказу главнокомандующего неделями «выкладывался» до предела, организуя, по сути, весь процесс создания огневых позиций, подгоняя строителей личным примером, неделями не покидая стройку. Майор Михаил Бакуменко месяцами оставался на площадке, удерживая замерзающих солдат, сержантов, младших офицеров от употребления «для сугреву» спиртного, неизвестно как и откуда попадавшего на стройку, предупреждая падение уровня воинской дисциплины. Майор Леша Семенов с взводом солдат круглосуточно укладывал горячий асфальт на аэродромную посадочную полосу. Капитан Толя Толстой активно помогал молодым командирам и политработникам заполярных отдельных радиолокационных рот и батальонов осваивать сложнейшие обязанности и по постоянному боевому дежурству, и по воспитанию у недавно призванного личного состава выдержки, мужества, стойкости при исполнении служебных обязанностей часто в почти непосильной климатической и боевой обстановке.
Да, так было, и надо называть вещи своими именами: чуть ли не вся служба в тех условиях на пределе сил и нервов.
— И таких военнослужащих нашего поколения большинство, Семен. Теперешние трудности даже в таких непростых условиях, как ваши, не идут ни в какое сравнение с той северной обстановкой. Люди служили на пределе, по максимуму, не глядя на часы, несмотря на предельную усталость.
Почему мы такие, спросишь? Потому что еще мальчишками старались в учебе, трудились на школьном и колхозном полях, на приусадебных участках. И мы мечтали! Кто стать летчиками, как мой друг Павлик Рогожин, кто — моряками, как Коля Воронин. Многие девочки нашего 7 «А» класса стали учителями, глядя и восхищаясь нашей первой учительницей, милой и обаятельной Верой Васильевной Разумовской.
Не могу, Семен, не рассказать о своей судьбе. После окончания семилетки поступил в Первую московскую спецшколу Военно — Воздушных Сил, эвакуированную в 1941 году, когда немцы подошли к Москве, в Сибирь, станция Заводоуковск. Вот там мы в 1943–1944 годах хватили лиха! В красноармейских гимнастерках и ношенных нашими предшественниками шинельках, армейских ботинках, мы в глубинке всю осень и зиму по два дня в неделю грузили тяжеленные бревна для войск Белорусского фронта, толстенные доски «сороковки» для блиндажей, землянок и окопов.
— Холодно было, зима, а вы в ботинках. Болели, чай, много?
— Поразительно! За осень и зиму никто ни разу не простудился! Никто! Сами потом удивлялись! А почему так было? Потому что все мы, шестнадцатилетние мальчишки в гимнастерках, мечтали стать летчиками! Мечта помогала одолевать болезни! Упредила простуду! Укрепила защитную силу организма!
— И никто не лежал в больнице?
— Лежали, многие, но по другой причине: поднимали тяжелые бревна, и это приводило к паховым грыжам. Когда мы стали курсантами Армавирского училища летчиков в 711‑м учебном авиационном полку (станица Кореновская под Краснодаром), мы помогали в колхозах убирать обильные кубанские урожаи — грузили и увозили с полей пшеницу на элеватор или в склады. Нас посылали на разгрузочные работы даже в праздничные дни. 7–8 ноября — день Октябрьской революции. После торжественного собрания наша эскадрилья всю ночь и весь день под проливным дождем разгружала уголь и дрова для отопления учебных классов, столовой, казармы и санитарной части. И с нами все это время был рядом комэск Александр Фурса! Мы его еще больше зауважали.
И подобных трудностей в службе нашего поколения было много. И почему, спросишь? Ради чего? Отвечу: ради спокойствия и мирного труда нашего терпеливого, умного и многострадального народа, ради детей и внуков наших, ради тебя, вашего и будущих поколений.
Жил, Семен, композитор Бетховен — очень талантливый, создал девять симфоний и несколько сонат. Но так случилось, что из–за неразделенной любви остался одиноким. Сначала умерла его любимая мама, а пьяница–отец заставлял маленького Людвига играть на скрипочке для уличных прохожих, чтобы изъять у сына заработанные деньги и приобрести еще бутылку–другую вина. Сначала Людвиг обручился с Терезой Брунсвик, которая любила его, была достойна его. И он посвятил ей, «бессмертной возлюбленной», великолепную Аппассионату, но то ли болезни композитора, то ли его тяжелый характер, то ли загадочные причины помешали счастью двух любящих людей. Предметом страсти Людвига была и Джульетта Гвичарди, которую он обессмертил, посвятив ей «Лунную сонату». Джульетта была кокетка, она причинила композитору много страданий и. вышла замуж за графа. Влюбчивость Бетховена привела к горьким мукам. Отметим еще один удар судьбы — медленное наступление глухоты. «Я влачу жалкое существование, — писал Бетховен одному из знакомых. Больше нет у меня друзей, и я в мире один». Болезни Бетховена усиливались, к заболеваниям легких прибавились заболевания желудка и кишечника, он испытывал ужасные страдания, мучительные приступы боли. Преодолевая терзания и удары судьбы, Бетховен продолжал сочинять музыкальные произведения. Он приносил людям радость. Радость через страдания! Представляешь, Семен, глыба таланта и музыкальный дар божий воодушевляет море людское, озаряет миллионы людей счастьем и радостью, а сам творец несчастлив и одинок! Какая сила воли! Пример для всего человечества — страдая, делать добро другим.
Разве можно сравнить наши с тобой страдания с муками великого композитора? Великолепный пример для подражания — стараться изо всех сил делать добро людям.
* * *Пока Валерий Константинович размышлял и вслух, и для себя, Семен слушал его, затаив дыхание, не шевелясь, стараясь запомнить каждое слово Старшего, удивляясь и его простоте, и его доступности, радуясь своему впервые в жизни короткому счастью быть рядом с таким интересным и умным человеком.
— А вам много пришлось страдать?
— Много. Потеря любимого, доброго отца в 1942 году. Страдал и от бедности, и недоедания в годы войны, и от несправедливого отношения начальников, и.
