Виктория Беляева - Корпорация
С некоторым опозданием (череда майских праздников дала о себе знать) выстрелили заряженные Щегловым заказные материалы – и растворились в информационном цунами.
Подконтрольные и просто дружественные «Росинтеру» СМИ гневно кричали о том, что попытка отобрать у частного бизнеса наиболее лакомый кусок – затея неслыханная и противоречащая нормам демократического общества, и что же это будет, если сейчас начнут пересматриваться все приватизационные процессы? Этак колченогая экономика страны и вовсе рухнет подкошенной!…
СМИ неподконтрольные и принадлежащие наиболее прочно стоящим на ногах соперникам Корпорации – новобранцам посткризисной волны, – тихо ликовали: так им, правильно! Пришло время подвинуться тем, кто нахватал активов в эпоху раннего рынка, пришло время делить собственность заново.
СМИ, представлявшие тех, кто, как и Старцев, принадлежал к олигархом поколения «семибанкирщины», реагировали осторожней. Черт его знает, что это за новые тенденции демонстрирует власть, может, и под нашими хозяевами скоро дрогнет и поплывет земля? Поэтому писали в основном, туманно-неодобрительно, особенно намекая на недовольство иностранных инвесторов, и так боящихся, как огня, непредсказуемой экономической политики РФ. Пророчили негативную реакцию Международного валютного фонда и изгнание России из мировой «восьмерки».
Печатные органы левых бесновались и улюлюкали: ату их, ату, давно пора! Все отобрать, все поделить, да сгинет в пучине народного протеста проклятая капиталистическая зараза, да здравствует власть Шариковых – ныне и присно, и во веки веков, слава КПРФ!
Государственные издания и позиционирующиеся как таковые, морально-этических, а также экономических аспектов предпочитали не касаться. Эти с державным пафосом акцентировали внимание на том, что пора, давно пора усилить государственный контроль и показать частному бизнесу, кто в доме хозяин. Размышление на тему усиления государственных позиций сводились к истеричному – кто всех перекричит, кто первым успеет высунуться – одобрению всех действий верховной власти скопом и льстивых оценок курса, взятого президентом. Имеет ли президент хоть какое-то отношение к акции генпрокуратуры, издания деликатно умалчивали.
Ведущие деловые газеты (из тех, кого купить за деньги было сложно, а на интерес – слишком хлопотно) отписались взволнованно-нейтрально. Мол, что-то такое происходит, что-то странное и беспрецедентное, а что из этого выйдет и к чему приведет – кто ж его знает!
Как бы то ни было, газетная шумиха сыграла против Корпорации. Репутация «Росинтера» дала трещину, ее непобедимая мощь оказалась под вопросом. Реакция общества последовала незамедлительно.
Курс акций Снежнинской горной компании резко пополз вниз. Под благовидным предлогом задержался с подписанием контракта новый, крайне аппетитный клиент Росинтербанка, еще неделю назад выражавший безоговорочную готовность к сотрудничеству. Странно повели себя американские партнеры, ранее заявлявшие о намерении вложить пять миллионов долларов в модернизацию производственных площадок Уральского моторостроительного комплекса, входящего в Корпорацию. Угроза потери Снежнинской «горки» сказалась почти на всех направлениях деятельности Корпорации, и противостоять этому было непросто.
В истории приватизации Снежнинской горной компании, а затем – ее приобретения корпорацией «Росинтер» было, конечно, немало белых пятен. Не то, чтобы совсем белых, но не слишком прозрачных, это уж точно.
Когда-то давно снежнинское предприятие, крупнейший в СССР производитель цветных металлов, жило спокойной и сытой жизнью. Вся продукция закупалась государством по оборонному заказу, заботиться о завтрашнем дне и принимать самостоятельные решения никому не приходило в голову. Но в начале девяностых грянул рынок, и жизнь в Снежном переменилась. Резко. Круто. Страшно.
«Оборонка» умирала. Госзаказ на металл некоторое время еще продолжал существовать, но за него уже не платили. Поскольку жить как-то было надо, под долги государства брались все новые и новые кредиты.
Вскоре стало понятно, что долги растут, а ситуация с госзаказом если и меняется, то в худшую сторону – государству уже не нужен был снежнинский металл, ни за деньги, ни даром. «Теперь – каждый сам за себя», – сказала власть, как когда-то капитан легендарного «Титаника».
Нужно было искать новые пути сбыта.
Никель, кобальт и медь оказались востребованы на мировом рынке. Казалось бы – вези да продавай, да получай горячие живые денежки, да ничего не бойся. Но мысль о том, что каждый сам за себя, была понята старым руководством Снежнинского комбината слишком буквально.
Откуда не возьмись, появились фирмы-посредники, взявшие у комбината подряд на реализацию снежнинского металла. Без них продавать востребованный на западе продукт оказалось никак нельзя. Однако и у самих посредников взять да организовать сбыт тоже отчего-то не получилось. Для этого пришлось обратиться к субподрядчикам. У тех тоже что-то там не срослось – и Снежнинский комбинат на рынке представляли уже компании третьего колена – суб-субподрядчики.
Фокус был несложен. Фокус был в том, что комиссионные посредников в сумме составляли около 80 процентов от продажной стоимости металлов. А все посреднические компании принадлежали на деле руководству комбината и нужным этому руководству людям из властных структур.
Оставшиеся после дележа копейки не покрывали расходов предприятия. Зарплату сотне тысяч рабочих платили от случая к случаю, оборудование, требующее постоянного дорогостоящего ремонта и модернизации, ветшало и выходило из строя. Просроченные кредиты – крупнейшие из которых принадлежали финансовым структурам «Росинтера» – не возвращались. Долги росли. В 1996 году состояние предприятия, к тому времени акционированного и превращенного в ОАО «Снежнинская горная компания», по-русски характеризовалось просто и коротко: жопа. Полная, беспросветная.
К тому времени один из ключевых постов в правительстве России занимал человек, чья способность мгновенно выдавать неожиданные решения была широко известна. Олег Старцев.
Оставив на Малышева растущую империю, носящую тогда имя ЮНИМЭКС-группы, Старцев окунулся в политику. Ему казалось, еще немного – и застрявшая в болоте безвременья страна дрогнет, выпростается из грязи и, медленно набирая обороты, двинется вперед. К другой жизни. К другим отношениям. К неоновому свету цивилизации, к строгим и ясным законам, к предсказуемой власти, к справедливым судам, к разумному государственному устройству…
Страна не двигалась. Любая попытка расшевелить, раскачать эту глыбу лишь глубже погружала ее в чавкающую трясину. Любые начинания рассыпались в прах, сталкиваясь с продажностью и трусостью чиновников, не желающих брать на себя какие бы то ни было решения, и тем более – отвечать за последствия.
Между тем, видно было, что долго так продолжаться не может. Впору было заработать икоту, бессонницу и запор на нервной почве, просматривая регулярные сводки о финансово-экономической ситуации в России. Закрывались предприятия, росла безработица, отсекались десятилетиями отлаженные кооперационные связи, не родившись, умирали отраслевые рынки. Доходные виды бизнеса в такой стране ограничивались полузаконными операциями с перекачкой бюджетных средств, спекуляцией валютой и ценными бумагами, да торговлей наркотиками.
Ни то, ни другое, ни третье Старцеву не подходило. Встречаясь с западными бизнесменами, он ловил себя на том, что почти завидует им. Они не стеснялись быть богатыми и довольными жизнью. Они не стеснялись своего бизнеса. Они строили дома и корабли, делали компьютеры и детские игрушки, перевозили грузы, добывали руду и нефть, проводили чистые и легальные операции с чистыми же и легальными деньгами.
В России тоже кто-то владел добывающими, перерабатывающими и производящими предприятиями. При этом добывалось мало, перерабатывалось плохо, а производилось так, что производимое никто не желал покупать.
Одной из важнейших причин такого положения дел молодые реформаторы, к числу которых, по утверждению газет, принадлежал и вице-премьер Старцев, видели в руководстве предприятий, в его неспособности – а часто и в нежелании – что-то изменить.
Ибо у руля предприятий оставались те, кому уже дано было имя пренебрежительное, но точное – красные директора.
Руководители советского призыва, выросшие на подачках и безнаказанности плановой экономики и в момент акционирования сумевшие прибрать к рукам значительные пакеты родных предприятий, искренне считавшие эти предприятия своими, не смогли адаптироваться к переменам, происходящим в стране.
Гибель системы государственного заказа оставила заводы и фабрики без гарантированного потребления их продукции. А значит – и без оборотных средств, потребных на поддержание производства, его модернизацию и освоение новых видов продукции. Внутренний рынок практически умер, на внешний нужно было пробиваться, а для этого требовались новые специалисты, новые подходы и – деньги, деньги, деньги… Деньги, которых не было.
