Марек Лавринович - Солнце для всех
Вдруг дверь распахнулась, но, увы, это был доктор из соседнего отделения. Потом вбежали две медсестры, что-то друг другу рассказывая и хихикая.
Наконец за спиной Яна заскрипела тележка, развозящая обед, и в коридоре появился доцент Красуцкий. Он подошел к Яну, присел рядом и произнес:
— Наверное, они далеко живут.
— Простите?
— Полагаю, ваши близкие живут далеко от Варшавы, поэтому их еще нет.
— Но ведь они могли хотя бы позвонить.
— Это не так просто, — улыбнулся доцент. — Откуда они узнают номер телефона?
— Существует справочная.
— Да, конечно, но ведь люди иногда стесняются некоторых вещей, дорогой пан Ян. Вы сами знаете, что выражение «психиатрическая больница» звучит не слишком благозвучно. Не так легко просто набрать номер справочной и сказать: «Прошу вас номер телефона психиатрической больницы». Там могут подумать бог знает что.
— Значит, они меня стыдятся?
— Стыдятся.
— В таком случае они не приедут.
— Напротив. Конечно, им будет неловко сообщать таксисту адрес больницы, а входя в клинику, они пять раз оглянутся — не заметил ли их случайно кто-нибудь из знакомых. Но они приедут.
— Потому что они моя семья?
— Совершенно верно. Кроме того, если бы они оставили вас в беде, им было бы еще более стыдно. Поэтому, прошу вас, не сидите у двери, спокойно пообедайте и чем-нибудь займитесь.
После обеда Ян слонялся по коридору, играл в шахматы с паном Поняком (тот был превосходным шахматистом — время от времени он снимал с доски короля и прятал его в карман). Закончив игру, выпил кофе с Пианистом, поболтал с пани Зофьей, пожилой женщиной, которая выглядела совершенно здоровой, но боялась возвращаться домой, поскольку была уверена, что ее убьют соседи, а затем какое-то время наблюдал за шизофрениками, рисовавшими автопортреты.
Но все это время он находился в ожидании, то и дело всматривался в глубь коридора, не появился ли там кто, подходил (будто случайно) к двери и прислушивался, не остановился ли лифт на их этаже, болтался возле кабинета медсестер — не звонит ли телефон?
Глядя на Яна, другие пациенты тоже забеспокоились, стали кружить по коридору, прислушиваться. Дежурный врач прописал всем пациентам добавочную дозу фенактила и разрешил посмотреть по телевизору старую польскую комедию, которая не могла усугубить их тревожность. Ян сидел вместе со всеми, но никак не мог сосредоточиться на фильме. Он прислушивался. К сожалению, никто не входил в отделение 3 «Б», телефон молчал, словно заколдованный, никого не волновала судьба Яна, Пианиста, Яворского, Поняка и других больных, очарованных черно-белым действом, разыгрываемым давно ушедшими из жизни актерами.
Фильм закончился хеппи-эндом, и умиротворенные пациенты разбрелись по своим палатам. Только в палате номер семь было неспокойно. Наступили сумерки, и Пианист снова впал в отчаяние. Ян ходил из угла в угол. Казалось, что без дополнительной дозы фенактила не обойтись, но Пианист вдруг предположил:
— Может, у них там ходит только ночной поезд.
Ян ухватился за эту мысль. Вот именно, ведь существует множество населенных пунктов, откуда до столицы можно добраться лишь ночным поездом. В его воображении стали возникать образы членов его семьи, которая как раз сейчас едет к нему на поезде посреди наступающей темноты. Он почти ощутил качание вагона, услышал странные скрипы и стуки, доносящиеся из темноты, и не заметил, как уснул.
Глава четвертая
ПРОФЕССОР
Следующий день был очень похож на предыдущий, с той лишь разницей, что у Яна оставалось все меньше надежды.
«Что же случилось? — думал он. — Может, произошел несчастный случай и все, кроме меня, погибли? А может, я совершил что-то ужасное, и поэтому никто не хочет меня знать? А может, я сидел в тюрьме?»
Таких вопросов в голове Яна вертелось сотни, но никто, даже мудрый доцент Красуцкий, не мог ему ответить.
К вечеру Яну стало совсем плохо. Он лег на кровать и неподвижно лежал всю ночь и весь следующий день. Ему не хотелось ни с кем разговаривать. Есть тоже не хотелось. Красуцкий решил, что лучше оставить его в покое и не мучить сочувствием. Он сам был озадачен тем, что случилось.
— Странная история… — бормотал он себе под нос. — Ну ничего… Ведь что-то все-таки должно было сохраниться в его памяти. Невозможно, чтобы человек совсем ничего не помнил.
И доцент Красуцкий решил написать своему старому преподавателю в Медицинскую академию и спросить, что тот думает об этом удивительном случае.
Ян не вставал один день, второй, третий. На четвертый день в палату после завтрака торжественно вошел Пианист и сказал:
— Профессор хочет с тобой поговорить.
— Какой профессор? — удивился Ян.
— Наш. Какой же еще?
Ян несколько раз видел больного, называвшегося Профессором, во время так называемых сеансов групповой терапии и занятий лепкой. Профессор не слишком активно участвовал в жизни отделения. Большую часть времени он проводил в кровати, читая или усердно делая записи. Все книги, которые он читал (пожалуй, на семи языках) и все его рукописи были посвящены одной теме: Вильяму Шекспиру. Он был одним из самых известных в мире исследователей творчества Шекспира.
Профессор пользовался огромным авторитетом среди больных. Когда возникал какой-нибудь конфликт, обращались к нему. Если у кого-то появлялась проблема, которую врачи не считали сколько-нибудь важной, он просил совета у шекспироведа. Профессор был молчалив, редко выступал публично, но то, что он говорил, запоминалось и цитировалось годами. Некоторые больные даже стали читать произведения Шекспира, и, когда ученый был в хорошем расположении духа, в отделении 3 «Б» проходили шекспировские чтения. Один такой день всем запомнился особенно: тогда было безусловно установлено, что знаменитый монолог Гамлета на самом деле является диалогом.
Когда он и Пианист вошли в палату номер три, Профессор, удобно устроившись на кровати, смотрел в потолок, вероятно, ожидая вдохновения. Услышав скрип двери, он прервал столь захватывающее занятие, с интересом посмотрел на Яна и улыбнулся. Ян тоже улыбнулся. Это была его первая улыбка с того дня, как пани Тарчинская сняла его для потомков на фоне занавески.
Профессор выглядел лет на шестьдесят. У него было породистое добродушное лицо и проницательный взгляд. Было заметно, что он знает о других намного больше, чем им бы этого хотелось. Яну он сразу понравился.
— Так это вы Ян… — сказал он, сгребая со стула какие-то бумаги и жестом приглашая гостя сесть. — Наслышан о вас.
— Я о вас тоже много слышал, пан Профессор.
— Спасибо сарафанному радио психиатрической клиники, — улыбнулся шекспировед. — Не обращайте внимания. Давайте просто поговорим, как человек счастливый с человеком несчастливым.
— Так вы здесь счастливы, Профессор?
— Как никогда и нигде в жизни. Об этом я и хотел бы с вами поговорить. Дорогой Роберт, вы бы не могли нас оставить наедине?
— Конечно. Ухожу, — прошептал Пианист и вышел, старательно закрыв за собой дверь.
— Когда вас, — начал Профессор, — сюда привезли, я решил, что вы в нашем скромном любительском спектакле фигура эпизодическая. Вас обследуют, покажут по телевизору, и вы исчезнете, как многие другие, попавшие в подобную ситуацию. Но на этот раз произошла необъяснимая неожиданность. В данных обстоятельствах я должен, с одной стороны, предостеречь вас от мира, находящегося по ту сторону двери, с другой — убедить вас остаться здесь навсегда.
— Как это — навсегда?!
— Именно так. До конца своих дней, независимо от того, когда он наступит.
— Но я не хочу здесь оставаться! Никто этого не хочет. Днем и ночью все мечтают только о том, чтобы выбраться отсюда.
— Все, кроме меня, — гордо уточнил Профессор. — Основательно взвесив все «за» и «против», я решил остаться здесь до конца жизни.
— Вы больны!
— Напротив, — улыбнулся шекспировед. — Возможно, вам будет непросто это понять, дорогой друг, но я единственный абсолютно здоровый человек в этом отделении.
Ян пристально посмотрел в глаза Профессора и не нашел в них ничего, что указывало бы на душевную болезнь. Взгляд был необычайно умным, слегка ироничным.
— Простите, но я совсем запутался, — признался Я н. — Ничего не понимаю.
— Это не так просто понять, — заявил Профессор. — Но ведь мы никуда не спешим. Позвольте, мой друг, рассказать вам все с самого начала. Тогда мой выбор станет вам понятен.
Профессор посмотрел в окно, мгновение он наблюдал за танцующими в легком ветерке листьями, затем начал:
— Как вы, должно быть, знаете, дорогой пан Ян, я много лет занимаюсь научной деятельностью, а именно — исследованием жизни и творчества Вильяма Шекспира. Вы спросите: а что, собственно, там можно еще исследовать? Ведь о Шекспире все давно известно.
