Иван Дроздов - Шальные миллионы
И снова сверлила мозг мысль: хорошо ли спрятал? И еще: куда метнется Тариэл? Каков будет его первый шаг?
Знал, что удар ему нанес сильнейший — по тому участку шейно-спинного позвоночника, который особо чувствителен. Обыкновенно это приводит к временному параличу, человек месяц или два с трудом ходит, не может повернуть голову, и в то же время на теле у него даже не остается синяка. Куда пойдет с такой травмой, как объяснит?..
Пытался представить сцену: Тариэл приходит в милицию или к прокурору, делает официальное заявление. Но тогда он вынужден сам признаться в том, что были пистолет, кинжал, драгоценности… И в том, как они очутились у него. Ведь это равносильно саморазоблачению, явки с повинной. Уж чего-чего, а этого-то кавказский волк не сделает.
С «Волгой» не расставался, приехал на ней в отделение, поставил во дворе у большой липы, на виду у сотрудников. Полковник Старрок вызвал майора.
— Твоя машина? — показал на «Волгу».
— Моя, — лениво ответил Костя. И стоял вальяжно, не так, как служаки, которые едят глазами начальство.
— У тебя «Волга»? Не знал.
— Дядина машина, в завещании отписал, — врал так же лениво, но с тайным умыслом закрепить за собой репутацию обеспеченного человека. Во всех отделениях питерской милиции шел разговор об учреждении частных детективов, — Костя искал случая предложить свои услуги. Решил, что именно сейчас он выложит свою просьбу. Однако не торопился. А странный полковник с неполковничьим, несерьезным видом ошарашил внезапным предложением:
— Махнем машинами: я тебе — «жигуленка», ты мне — «Волгу»?
— Извините, господин полковник, после «Волги» мне будет не с руки «жигуленок».
Старрок объявил себя демократом, и ему нравилось обращение «господин полковник».
Майор воспринял как шутку его предложение и отвечал в том же тоне. С некоторым изумлением и почти детским любопытством разглядывал подчиненный своего начальника и никак не мог понять, как это такой щупленький, беспокойный и будто бы чего-то боящийся мужичонка стал вдруг полковником милиции и восседал теперь в кресле, где еще недавно сидел всеми уважаемый седой и важный подполковник Чесноков. Старрок, по слухам, бездельничал в институте, а во время выборов помогал демократам, и они, придя к власти, не забыли услуг Старика, как они его называли, — и вот он в кресле начальника. «Они и все так… — думал Костя, стоя у приставного стола и продолжая с интересом разглядывать полковника. — У них, как у большевиков, кто был ничем, тот станет всем». После революции они, демократы, — тогда их звали большевиками, — вдруг забежали во все коридоры власти и надолго обосновались в Кремле.
Косте показалось унизительным стоять перед этим стручком в золотых погонах, и он сказал:
— Разрешите сесть, господин полковник?
И сел, не дожидаясь ответа. И продолжал разглядывать начальника, не скрывая в глазах иронического, смешливого выражения.
— Ты, я вижу, взрослый человек, — продолжал полковник, — и мог бы сообразить, какие выгоды сулит тебе этот маленький гешефт.
— Какие выгоды? — откровенно изумился майор.
— Ну, разные бывают выгоды. Можно найти и такие, которые встанут тебе повыгодней «Волги», например… операция, дельце, ну там другая какая оказия. Ныне ты майор, следователь, а кем станешь завтра? Ты знаешь, кем станешь завтра?.. И какие дела я тебе поручу?.. Ты знаешь, да?.. Нет, ты не знаешь, и не можешь знать, а я знаю наперед про твои дела: и что, и когда, и зачем я тебе буду поручать. Все в руках Божьих.
Костя смотрел на полковника во все глаза и диву давался: начальник отделения словно бы разыгрывал роль в спектакле и вел себя так, будто они торговались на рынке, и говорил с каким-то кукольным акцентом.
— Я бы хотел уйти в частные детективы.
— О!.. Это дело! Нам как раз и нужны они — два частных Шерлока Холмса. Пиши заявление, а я оформлю приказом.
Полковник выскочил из-за стола, протянул Косте руку. И, провожая из кабинета, продолжал:
— «Волга» — хорошо, но и «жигули» — неплохо. Тебе в новой должности придется много ездить. А что? Разве плохо мотаться по городу в «жигуленке»? Ну вот, думай и приходи. А приказ о твоем переводе будет сегодня вечером. И в другой раз, и всегда… все в руках Божьих.
Костя был на седьмом небе, он от радости даже забыл спросить, будет ли ему зарплата. Или частные сыщики сами заключают договоры с клиентами? Найдет преступника — получит, не найдет…
Майор вспомнил о спрятанных драгоценностях. «Ах!.. Мне все равно!» И скорым шагом направился к «Волге». Он знал, что Амалия пришла с работы и что, должно быть, на квартире с ней Тариэл… «Приеду и как ни в чем не бывало буду с ними ужинать».
Ему не терпелось увидеть пострадавшего грузина.
Амалия, открывая дверь, сияла от радости, хотя внешне и ничем не выказывала своих чувств, наоборот, нарочито суховато проговорила:
— Обыкновенно ты прежде звонишь, а уж потом приезжаешь.
И он в тон ей сказал:
— Ты, тетушка, будто и не рада появлению племянника. Я, кажется, не часто тебя навещаю.
И, как всегда, прошел в гостиную и здесь увидел Тариэла. Грузин сидел в кресле с перевязанной головой, в халате, в тапочках на босу ногу. Вид у него был несчастный, потерянный, он был бледен как лист чистой бумаги. Майор удивился:
— Что с вами, кацо?
Грузин страшно не любил в устах милиционера это фамильярное и столь желанное в родных краях «кацо», — здесь оно звучало оскорбительно.
— Упал и разбился.
Сказал через силу, каким-то придушенным сиплым голосом, и взмахнул рукой, и было видно, что это движение причинило ему боль. Он скорчил страдальческую гримасу, втянул голову в плечи. Сидел в кресле, вытянув перед собой ноги, смотрел под стол и стонал. Видно, слаб был кавказец духом, и боль его сломила. «А может, — думал Костя, — боль непереносима».
— Зашиб позвоночник, — сказала Амалия, поправляя повязку на голове Тариэла. — Говорю ему: ложись в клинику, — не хочет.
— А голова? — кивнул на повязку Костя. — Может, сотрясение?..
А про себя с удовольствием отметил: «Удар вышел неплохой. В самую точку попал». Больше всего он радовался, — почти ликовал, — тому обстоятельству, что Тариэл и не подозревает, кто его так лихо хватил по позвоночнику. «По башке-то я его будто не задел, видно, боль и в голову отдает, а может, при падении ушибся», — думал Костя, направляясь вслед за хозяйкой на кухню.
Здесь Амалия, как и в коридоре, вновь зашлась радостью, глаза ее заблестели, — она схватила Костю за руку, на ухо зашептала:
— У них драка вышла. Он по телефону целый час названивал, по-своему лопотал и все «азиков» поминал, шакалами называл, да так, что зубы скрежетали, шипел, как змея. Потом двое сюда заходили, — один русский, другой кавказец, Нукзар, и им про «азика» говорил, — злобно, с ненавистью. Видно, этот самый… «азик» и врезал ему.
Так и сказала: «врезал», а Костя смеялся в душе.
— А кто такой Нукзар? Он раньше бывал у вас?
— Бывал, и не однажды. Толстый и пожилой, — лет пятьдесят ему. Он в каком-то совхозе в парниках цветы скупал, и мальчики его в самых людных местах продавали. Сейчас они вроде бы…
Амалия глянула за дверь, — нет ли Тариэла! — махнула рукой: «Ходить не может» и шепотом:
— Гуманитарную помощь трясут, одежду поношенную продают. Миллионы загребают.
Принесли в гостиную чайный прибор, Костя сказал Тариэлу:
— Давай, двигай к столу.
Тариэл сморщился, как от зубной боли. Что-то буркнул под нос. С места не двинулся. Амалия поднесла ему чашку, но он жестом восточного владыки отстранил чай. Еще ниже опустил голову, стиснул зубы. И за время чаепития ни одного слова не проронил. Боль, злость и досада, — шутка ли, потеря в одно мгновение несметного богатства, — парализовали его волю, повергли в отчаянье.
Костя уехал, а назавтра его на работе ждали два приятных сюрприза. Первый — приказ о назначении частным сыщиком, и второй: на Васильевском острове, в недавно купленной роскошной квартире, был убит глава питерской грузинской мафии Нукзар Нодия. ««Азики» расправились со своим конкурентом, — подумал Костя с захлестнувшей его до краев радостью. — На очереди — Тариэл. Он, видимо, второй человек в грузинской мафии».
Вышел на улицу, сел в «Волгу» и поехал так, без цели и смысла, куда глаза глядят. Ему надо было побыть одному и обдумать случившееся. То, что Нукзара устранили «азики», не сомневался. И проще простого ему, Косте, навести следствие на врага Амалии: анонимный звонок следователю, и Тариэла как ветром сдует.
С минуту подумал и свернул на дорогу, ведущую к дяде Василию Владимировичу. С легким сердцем и чистой душой майор въезжал в усадьбу дяди.
Здесь он остался ночевать. В полночь зашел в сарай и еще раз проверил, хорошо ли запрятал сверток. Вынул из него перстень с бриллиантами, спрятал в багажнике автомобиля. А перед сном в своей маленькой комнате на втором этаже при свете ночника сосчитал деньги: рублей было триста тысяч, а долларов — четверть миллиона. Прикинул, сколько можно выменять на них рублей: получалась астрономическая цифра — сорок миллионов!
