Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник)
Взахлеб рассказывала я своим друзьям о госпоже Барк, у которой была кукла с головой, набитой взрывчаткой. О тайных записях на яичной скорлупе и лысых головах китайских шпионов. Об учительнице, устроившейся в дом советского генерала для обучения его дочери и писавшей свои шпионские донесения в ученической тетради, из листов которой делались голубки, перелетающие через забор сада прямо в руки связников. Майор Пронин был бледной фигурой на фоне моих любимых героев.
Очень скоро я научилась читать. Теперь в помощниках не было нужды. Кончилась и моя зависимость. Я вырвалась на простор. Книги буквально «проглатывались». Никто и ничто не могло меня остановить. Жаль только, что никто не пытался меня направлять.
ИГРУШКИ
Как я уже говорила, отец меня любил и баловал. Из «Детского мира» он привозил иногда игрушки. Почему-то у меня скопилось множество уток. Играть в них было невозможно: у этих птичек ничто не крутилось. Все они были похожи на закрытые мыльницы с головами разного размера. Летом в тазу плавали мыльница-мать и мыльницы-дети. Я их не любила. Кукол не водилось до поры до времени, но я терпеливо ждала своего часа. Мечтала о том, что моя кукла будет и ходить, и говорить.
После работы отец отсыпался на диване, а я в это время играла в «Галю». Я брала руку отца и представляла, что это девочка Галя, с настоящей теплой кожей и мягким живым телом. Я наряжала Галю в платья, сшитые Ларисой для ее куклы. Отец крепко спал и не сопротивлялся.
Любимой моей игрушкой был красный пластмассовый медвежонок с большой головой и подвижными лапками. Он весь был какой-то кругленький и удобный в игре. Я с ним очень долго не расставалась, а куда он потом подевался, уже не помню. Он сумел уйти от меня незаметно, без трагедий, оставив только приятные воспоминания.
В память о моем мишке осталась фотография, на которой я стою у березы и держу медвежонка так, чтобы и он был виден.
Особую нежность я питала к лебедям, которых можно было купить на Инвалидном рынке. В тарелке для супа, стоящей на грязном прилавке, они плавали небольшой белоснежной стайкой. Лебеди были сделаны из парафина. Продавали их почему-то цыгане.
Накопив денег, я однажды пошла совершенно одна на рынок за своей мечтой. Лебедей мне положили в фунтик из газеты. Сначала я очень осторожно несла его в руках, потом по дороге решила показать лебедей подружкам и зашла в гости. Девочки где-то гуляли. Я отправилась домой, но надо было закрыть за собой калитку. Кулек я положила в карман. Когда я очутилась дома и достала свое сокровище, оно представляло собой горсточку парафиновых крошек. Горький опыт не прошел даром. Через неделю мои новые лебеди успешно плавали в тарелке.
Однажды гуляя с отцом, мы нашли маленькую, величиною со сливу, белую фарфоровую собачку с желтеньким мячиком. Она положила начало моей миниатюрной коллекции игрушек. С собачкой я играла так: между рамами окна стояла решетка, я привязывала к ней за нитки спичечный коробок, укладывала в него собачку, как в люльку, и качала, что-то тихо напевая. Певица я была никудышная, но в данном случае это было неважно. Я изображала заботливую мать.
С отцом я иногда ездила в гости к его знакомым, в семье которых было два мальчика. Играть с ними я стеснялась. Они оставляли меня в покое около ящика со своими игрушками. Как же я завидовала этим детям! Чего только у них не было!
Иногда мать возила меня на Солянку в поликлинику лечить зубы. Процедура гадкая, поэтому я соглашалась только за «что-нибудь», что могло быть и конфетами, и игрушкой. Иначе рот у меня не открывался.
Как-то, полечив зубы, мы зашли в «Детский мир» за «чем-нибудь». Я давно выпрашивала куклу, и мама вроде бы согласилась на эту покупку, потому что своей куклы у меня до сих пор не было.
Мы походили, посмотрели. Куклы на полках были, в основном, красавицы, но нам они не подходили по финансовым соображениям, а те, которые могли подойти, были откровенно страшные. Хоть я была и маленькая, но в своих просьбах никогда не «зашкаливала», так как понимала, что живем мы небогато.
Вдруг я увидела на полке человечка мужского пола с длинным носом. Он привлек меня тем, что был одет в пальто и кепку из серого в крапинку шерстяного материала, а на ногах у него красовались настоящие сапоги из кожзаменителя. Такой прекрасной одежды не смогла бы соорудить даже Ларка, мастерица на все руки. Кроме того, у всех были куклы-девочки, а вот куклу-мальчика я увидела впервые. Самое главное было то, что цена нас вполне устраивала. И я потянула мать поближе к витрине, но она категорически отказалась покупать мне «урода», как она его окрестила.
Мать видела в человечке некрасивое лицо, я же – прекрасную одежду и перспективы игры: с ним можно гулять в любую погоду, потому что тепло одет. В уговорах мать дошла до того, что была готова купить мне куклу более дорогую и красивую, но только не это чудище. Всю свою жизнь моя мать стремилась к «красивости».
Мы разругались, и, воспользовавшись этим, она увела меня из магазина ни с чем. Позже я видела таких кукол, но одеты они были как Буратино, и ни один из них не носил пальто и кепку. Моя мечта так и не осуществилась.
Настоящая красивая немецкая кукла у меня все же появилась, но с точки зрения игры, это случилось довольно поздно. Я любила свою куклу, но не очень-то в нее играла. Она не была моей мечтой, да училась я уже в шестом классе, а в это время глаза начинают смотреть в сторону живых мальчиков, а не мальчиков-кукол.
ЧУБЧИК БЕЗ КОНФЕТ
Моя мать боялась вшей. Конечно, не самих как таковых, а того, что я могу их «нахвататься», постоянно общаясь с собаками, которые были моей страстью. Она, видно, не знала, что собачьи блохи не превращаются в человеческих вшей. Лучше бы мать не выпускала меня гулять во двор.
Как-то к лету она решила заманить меня в парикмахерскую и наголо обстричь. Я всячески сопротивлялась ее планам. Мне уже было пять лет, за мною «ухаживали». Белоснежные волосы меня, в конце концов, как-то украшали, ведь красавицей я не была и это осознавала. Можете ли вы представить принцессу с лысой головой и чубчиком спереди (как расписывала моя мать эту экзотическую прическу), руки которой добивается замечательный принц Доходяга? Никогда! Это был мой ответ. Лучше умереть от вшей, чем от позора.
Но мать была старше и хитрее. Она ни с того ни с сего начала водить меня на рынок, где находилась большая кондитерская. Заведя в магазин, мать как бы нечаянно подталкивала меня к витрине с конфетами, мимоходом замечая, что если бы я не была такой упрямой, то за стрижку получила бы самую большую коробку конфет.
Сколько может выдержать такой соблазн ребенок, у которого пределом мечтаний является фунтик подушечек за рубль? Помучившись и решив, что скоро волосы снова отрастут, я сдалась.
Остригли меня в мужском зале «под мальчика». Лысая макушка, чубчик и уши в разные стороны! Когда я посмотрела на себя в зеркало, меня даже затошнило, не вру. Но главное – мать свое обещание насчет коробки конфет и не собиралась сдерживать. Мне было больше обидно не то, что я стала уродиной, а то, что меня жестоко обманули.
Почему-то никто особо не жалел меня и моего горя не принимал близко к сердцу. Фотографии «лысого периода» запечатлели меня со скорченной рожей и высунутым языком. Так я мстила своей обидчице за обман.
СОБАКИ
Собак я люблю всю жизнь. Общаясь с детьми своего возраста, я не находила полного душевного удовлетворения. Мне казалось, что только собака может понять меня до конца, ей я смогу доверить свои тайны, лишь она может беззаветно меня любить. Просить родителей приобрести собаку было бессмысленно. Мы жили вчетвером в двенадцатиметровой комнате, разгороженной печкой на две части, одной из которых была крошечная кухонька, другой – малюсенькая жилая комната. В ней помещалась родительская кровать по одной стене, наш с сестрой диван – по другой, между ними стоял стол. Впритык к дивану помещался узкий шкаф. И все. Собаку девать было некуда. Даже под высокой кроватью все было забито чемоданами с вещами и обувью. Приходила зима, и вещи вылезали из-под кровати. Приходило лето, они снова прятались обратно.
У нас был небольшой сарай для дров, но там было холодно, и держать в нем собаку было невозможно. Поэтому моя любовь распространялась на всех собак в округе без разбора.
Перед окнами комнаты был разбит садик-цветник размером с «носовой платок». Четыре шага в ширину и семь в длину. Шаги отцовские. В нем умещался стол и две скамейки. Садик был обнесен сеткой, завитой летом вьюнками с розовыми цветами-колокольчиками. Внутри, вдоль стены дома и по забору, торчали оранжевые лилии. Больше никаких других растений не было, а за теми, что росли, не надо было ухаживать. Они сами буйно разрастались каждое лето, суживая проход к столу.
