Джонатан Кэрролл - Свадьба палочек
— Извини, Кевин, но нам надо идти. — Если я и задела его чувства, мне было наплевать. Я схватила Зоуи за руку и потащила ее в дамскую комнату. Он продолжал говорить и после того, как за нами захлопнулась дверь.
К счастью, кроме нас в туалете никого не оказалось. Мы уставились друг на друга, не в силах сказать ни слова. Словно хрустальная ваза упала на каменный пол и разлетелась на мелкие осколки. В конце концов ты сметаешь их веником, но прежде надо освоиться с мыслью, что вазы больше нет и никогда не будет.
Зоуи подошла к раковине и повернула ручки обоих кранов. Нагнулась и, сложив ладони лодочкой, принялась брызгать водой себе в лицо. Потом выдавила из висячей мыльницы жидкого мыла и тщательно смыла всю косметику, которую час назад так старательно накладывала.
Жаль, что я не такая мудрая, как мне бы хотелось, — я бы нашла какие-нибудь правильные слова, чтобы хоть на несколько мгновений рассеять мрак, воцарившийся в ее сердце, увы, надолго.
— И откуда только я набралась всех этих азбучных истин? — Она смотрела на себя в зеркало. Лицо у нее было пустое, покрытое сверкающими водяными каплями.
— Ты о чем?
— Любовь сильнее смерти. Надежда умирает последней. Уж давно бы пора начать пользоваться ремнем безопасности для сердца. Дорога опасна, а мы, идиотки, никогда не пристегиваемся.
— Зоуи…
— В жизни не забуду, как однажды он мне сказал: «Когда нам стукнет по сто четыре, тогда и начнем предаваться воспоминаниям, а до этого мы будем слишком заняты». А я ведь хотела взять с собой Гектора. И он был не прочь прийти. Но я подумала про Кевина — может, есть шанс, что между нами что-нибудь… И не позвала его.
Ну почему у меня такие неповоротливые мозги? Я нервно облизывала губы и напрягала голову, но нужные слова не приходили на ум. Она продолжала тупо смотреть в зеркало, будто впервые видела свое лицо.
Дверь приоткрылась, и в нее проскользнула Кэти Херлт. Она выглядела как всегда великолепно, и от нее по-прежнему веяло таким высокомерным презрением ко всем и ко всему на свете, что любой в ее присутствии рисковал замерзнуть насмерть.
— Видели Кевина Гамильтона? Ему следовало бы сменить лоботомиста! Стоит посреди коридора и несет какую-то ересь — настоящий клингон. Да и внешне похож.
Это прозвучало так жестоко и точно, что Зоуи издала хриплый смешок. Я тоже рассмеялась. Кэти передернула плечами.
— Я так и знала, незачем было сюда приходить. Все это действует угнетающе. Уж вы-то сегодня получили по полной программе. Кевин спятил, Джеймс умер. Вот и конец этой главе, да?
— Что? — Я произнесла это слово медленнее, чем хотела. Я собиралась было смахнуть с лица выступившие от смеха слезы, но так и застыла с поднятой рукой. Я уставилась на эту руку, и тут Кэти снова заговорила. Пальцы сами собой сжались в кулак. Но я этого не почувствовала. Я ничего не чувствовала.
Вид у нее был удивленный.
— Ты о чем? Что — что?
— Джеймс…
— Джеймс? А что Джеймс? Боже мой, Миранда, да ты что же, выходит, не знала?! Он мертв. Погиб три года назад. В автокатастрофе.
Внезапно все вокруг приобрело какую-то невероятную четкость и выразительность: вздох Зоуи, похожий на всхлип, звук льющейся из кранов воды, стук каблуков Кэти по выложенному плиткой полу. Выражение их лиц: по-прежнему холодное, но заинтересованное — у Кэти, потрясенное еще сильнее, чем после встречи с Кевином, — у Зоуи. Я видела все это на удивление четко, но какая-то важная часть моего существа уже покинула меня. Выскользнув из моего тела, она вознеслась под потолок и бросила на меня прощальный взгляд, прежде чем исчезнуть навсегда.
Это была та часть моей души, которая любила Джеймса Стилмана со всем пылом и простодушием юности. Которая выкуривала по два десятка изумительных сигарет в день, слишком громко смеялась и не ведала страха. Которая спрашивала себя — каким он будет, секс, и кто станет первым. Которая слишком подолгу задерживалась перед зеркалом, чтобы полюбоваться единственным на свете безупречным лицом.
Бесстрашный подросток, я так верила, что когда-нибудь встречу спутника жизни, с которым буду счастлива до конца своих дней. Мужчину, который прирастет ко мне, как моя собственная кожа. Джеймс научил меня этому, показал мне, что счастье возможно с самого начала. Теперь он мертв.
— Господи Иисусе, Миранда, я думала, ты знаешь. Это ведь давно случилось.
— Как… — Я умолкла, чтобы проглотить комок в горле. — М-м-м, как это случилось?
— Не знаю. Мне Диана Вайз сказала. Но она сегодня здесь! Ты у нее спроси. Я ее только что видела.
Не сказав больше ни слова, я вышла в коридор. Зоуи что-то говорила мне вслед, но я не остановилась. Мне нужно было немедленно найти Диану Вайз. Без подробностей, без достоверных деталей смерть Джеймса останется для меня чем-то расплывчато-эфемерным, а надо, чтобы она стала совершенно реальным фактом.
Разве стены в зале, до того как я пошла в дамскую комнату, не были нежно-голубыми, цвета бильярдного мелка? Голубыми с белым бордюром? Ведь точно были, но теперь они стали грязновато-оранжевыми, как молодая морковь. От этой жуткой новости даже цвета переменились.
По залу бродили люди, разговаривали, смеялись, танцевали. Сегодня всем им было одновременно по восемнадцать и по тридцать три. Все было замечательно. Белозубые улыбки, чувственные языки. Я шла сквозь густой град слов. Я чувствовала себя инопланетянкой.
— Они переехали в Доббс-Ферри…
— Я не виделась с ним… боже мой, сколько же лет…
— И во всем доме не ковры, а какая-то жуткая коричневая тряпка…
Когда нам было по восемнадцать, грампластинки были еще в ходу. Слушать их можно было на трех скоростях: 33, 45 и 78 оборотов в минуту. Но на 78 мы их ставили, только когда хотелось поприкалываться. Ставишь пластинку, на которой указано «45 оборотов», на диск проигрывателя, передвигаешь рычажок на отметку «78», и знакомые голоса делаются уморительно тоненькими и скрипучими. Я все ускоряла шаги в поисках Дианы, думая о Джеймсе, представляя его мертвым, и весь окружающий мир переключился на 78 оборотов. Голоса слились в пронзительную какофонию. Этот визгливый хаос достиг такой силы, что мне пришлось остановиться и закрыть глаза. Я несколько раз глубоко вздохнула, приказывая себе не поддаваться панике. Открыв глаза, я увидела перед собой Зоуи.
— Как ты?
— Плохо. Ты не видела Диану? Я ее везде ищу.
— Давай вместе. Никуда она не денется — найдем. Она взяла меня за руку, и мы пошли рядом. Позже, когда в голове у меня прояснилось, я подумала: как она добра. Ведь Зоуи всего несколько минут назад пережила свой собственный кошмар, и тем не менее сразу пришла мне на помощь. А ведь могла бы после встречи с Кевином Гамильтоном замкнуться в своем горе и ни на что больше не обращать внимания.
— Вот она! Вон там.
В отличие от большинства одноклассников, Диана Вайз почти не изменилась со школьных лет. Интересное лицо, длинные темные волосы, сексуальная улыбка итальянской кинозвезды. В старших классах мы стали— почти подругами, настоящей дружбе мешало то благоговение, с которым мы к ней относились, поскольку она была куда взрослее нас.
— Диана!
Она разговаривала с мужчиной, которого я не узнала. Услыхав свое имя, она обернулась и увидела меня. И тотчас же легким прикосновением к рукаву своего собеседника простилась с ним и взяла меня под руку.
— Миранда. А я тебя искала. — Голос у нее был сильный, уверенный. По выражению ее лица я поняла: она знает, что мне нужно. Я была рада, что мне не придется задать ей этот вопрос. Произнести эти слова вслух, чтобы весь мир услышал: это правда? Он в самом деле мертв?
Втроем мы вышли через вестибюль в тепло и красоту летнего вечера. В воздухе стоял густой, сладковато-чувственный запах жимолости. Я была опустошена и испугана. Я знала, что сейчас произойдет. Хотя мне и нужны были ответы, но я понимала, что, когда услышу их, для меня уже не будет возврата в ту часть моей жизни, которая существовала еще несколько часов назад.
— Диана, что случилось с Джеймсом? Как это прои… — голос мне изменил, и я замолчала.
Она неторопливо отвела рукой назад прядь волос.
— Я случайно встретила его несколько лет назад в Филадельфии. Он работал в компании, которая имела какое-то отношение к живописи — то ли продавала картины, то ли посредничала. Точно не скажу. Может, это были аукционисты вроде Сотбис. В общем, мы с ним столкнулись на улице. Ему нравилась его работа. Он был в таком восторге! Помнишь ведь, как он в момент заводился, если ему что-то было по душе?
Я хотела сказать ей — уж кому, как не мне, помнить это: он загорался, просто весь светиться начинал, стоило чему-то вызвать его интерес.
— Мы оба ужасно спешили и наскоро выпили по чашке кофе в ближайшем кафе. Он выглядел совершенно счастливым, Миранда. Сказал, что наконец-то, впервые в жизни ему удалось встать на правильный путь. Все складывалось так, как ему хотелось. И подруга у него была. Он находился в полном смысле на подъеме, понимаешь?
