Матс Валь - Невидимый

— Я должен это знать?

— Но вы сразу же указали шкаф Хильмера.

— Да.

— Почему?

— Ну, шкафы некоторых учеников я знаю.

— Вы знаете, чьи шкафы находятся рядом со шкафом Хильмера?

— Это нужно смотреть по списку.

— Почему вы запомнили именно шкаф Хильмера?

Нурдстрем вздохнул:

— Это важно?

— Отвечайте на вопрос

— Я не могу объяснить, почему я помню, где именно его шкаф. Я же сказал, шкафы некоторых учеников я знаю.

— Кажется, шкаф Хильмера был недавно покрашен.

— Да, это так.

— Вы недавно покрасили шкаф Хильмера?

— Это допрос?

— Называйте это как хотите, но отвечайте на вопросы. Итак, вы недавно покрасили шкаф Хильмера?

— Да, я недавно покрасил его.

— Когда?

— Две недели назад.

— Зачем?

— Он нуждался в покраске.

— Но вы покрасили только один шкаф, почему только один шкаф, шкаф Хильмера?

— Я уже сказал.

— Нет, вы не сказали. Почему вы покрасили именно его шкаф?

Нурдстрем затеребил табакерку.

— Какое право вы имеете так со мной разговаривать?

— Вы можете получить письменное приглашение на допрос в городе, если вам так больше нравится.

— Кто-то изрисовал шкаф Хильмера.

— Кто?

— Я не знаю.

— Что значит — изрисовал?

— Там был нарисован крест

— Какой крест?

— Свастика.

— Какого размера?

— Приблизительно пятнадцать сантиметров.

— Какого цвета была свастика?

— Черного.

— И все?

— Еще три буквы.

— Какие?

— Три Н.

Форс огляделся в поисках бумаги. На одном из стеллажей лежала кипа чистых листов. Форс взял один, положил его на стол перед Нурдстремом и достал из внутреннего кармана ручку.

— Нарисуйте, какого размера была свастика.

— Я никогда не был особенно силен в рисовании.

— Можно соскрести краску с дверцы шкафчика, если вас это больше устроит

Нурдстрем нарисовал. Свастика заняла половину листа.

— Вот так приблизительно.

Форс взял листок со свастикой, свернул вдвое и положил во внутренний карман. Затем он протянул Нурдстрему новый лист.

— Теперь три Н.

Нурдстрем нарисовал три буквы Н подряд. Форс взял бумагу, свернул ее и положил во внутренний карман.

— Спасибо.

— Теперь вам все ясно?

Форс промолчал.

— Теперь вам все ясно? — повторил Нурдстрем.

— Почему вы ни слова не сказали об этом утром?

— Я и не подумал про это.

— Вы закрасили свастику и все?

— Что вы имеете в виду?

— Вы рассказали школьному руководству, что на одном из шкафов кто-то нарисовал свастику?

— Да.

— Кому?

— Хумблебергу.

— И что он сказал?

— Что мне придется покрасить шкаф.

— Получается, что вы покрасили шкаф по распоряжению Хумблеберга?

— Да.

— Вам приходилось закрашивать свастику раньше?

— Да, такое случалось.

— Когда?

— Некоторое время назад.

— Где?

Около шкафов, в коридоре возле учительской, у спортзала.

— И кто приказывал вам закрашивать свастики?

— Хумблеберг.

— Когда вы закрасили свастику в первый раз?

— Несколько лет назад.

— И где это было?

— В коридоре около учительской.

— Вы заявляли в полицию?

— Этого я не знаю. Вообще-то это считается порчей имущества — возможно, заявляли.

— А потом?

— И еще один раз, примерно в то же время. Большая свастика на стене около спортзала.

— Насколько она была большая?

— Почти метр в диаметре. И нарисована высоко. Тот, кто сделал это, должно быть, влезал на лестницу.

— Ну а потом там, где стоят шкафы учеников?

— Да.

— Где именно?

— На нескольких шкафах.

— На чьих?

— На тех, что принадлежат иммигрантам.

— Когда это было?

— Минувшей осенью.

— Спасибо, на этом все.

— Я могу идти?

— Пожалуйста.

Нурдстрем взял свой рулон, открыл дверь и исчез. Форс спустился к Нильсону. Тот сидел в машине с приоткрытой дверцей и слушал по радио программу о Фарерских островах.

— У меня есть отбивные из лосятины. — сказал Нильсон, выезжая со школьной парковки. — А к ним вареная картошка, брусника и соленые огурцы. На тебя тоже хватит.

— Звучит заманчиво.

— Узнал что-нибудь?

— Нурдстрем закрасил свастику на шкафу в школе Люгнета.

— Да что ты говоришь, — сказал Нильсон, обгоняя грузовик.

— У вас тут было что-нибудь подобное?

— Не больше, чем где-то в другом месте.

— Помнишь, ты расследовал порчу имущества в школе Люгнета несколько лет назад?

— Нет.

— Уверен?

— Я никогда и ничего не расследовал в этой школе.

— К тебе ведь наверняка обращались по поводу свастики, нарисованной около спортзала.

— Ничего об этом не знаю. Некоторое время оба молчали.

— Что представляет собой Хумблеберг?

— Сын крестьянина. Его родители по-прежнему занимаются усадьбой. У них лес вдоль верхнего течения Флаксона. Хумблеберг активный центрист. Они с Бергом хорошие приятели, несмотря на то что иногда сталкиваются по политическим вопросам. Ведет трезвый образ жизни. Как и я, на несколько лет уезжал учиться. Вернулся и стал учителем. Затем ректором, и на этой должности уже пять или шесть лет. Многие говорят, он неплохой парень.

— А ты? Ты тоже думаешь, что он неплохой парень?

— Мы вместе охотимся. Минувшей осенью он застрелил лося. Огромного, я такого прежде даже не видел. Мы охотились на землях его родителей. Да, думаю, он неплохой парень.

Нильсон повернул на парковку около правления коммуны.

— Вот машина Берга. — удивился он и показал на красный «вольво». — Что, он уже успел сжечь все листья?

— Где же может быть велосипед? — спросил Форс.

— Велосипед Хильмера? Если на парня кто-нибудь напал, то велосипед скорее всего утопили в Флаксоне.

В полицейском участке Нильсон принялся жарить лосиные отбивные. Форс сел к телефону. Едва он успел набрать номер, как на том конце подняли трубку.

— Дом Эриксонов, — ответил взволнованный женский голос.

— Меня зовут Харальд Форс. Я расследую дело об исчезновении Хильмера. Я говорю с фру Эриксон, верно?

— Да. Вы нашли его?

— Нет, пока нет. Я хотел бы встретиться с вами после обеда.

— Хорошо. Когда?

— Примерно через час.

— Я буду дома.

Форс услышал, как она подавила рыдание.

— Мы найдем его, — сказал он, — после обеда начнет работу проводник с собакой. Мы найдем его.

— Нильсон сказал то же самое, — всхлипнула фру Эриксон.

— Я приеду через час.

Фру Эриксон положила трубку.

Пока Форс разговаривал с Анной Эриксон. Хильмер стоял рядом с ним. Он стонал и старался представить маму, папу, сестренку Карин, но ничего не получалось. Вместо образов им завладела боль.

Боль.

Кошмарная, невыносимая боль.

Форс достал из портфеля блокнот. Он написал дату и время и сделал пометку о прогулке вдоль ручья и посещении школы Халлбю.

Затем он открыл пакет с вещами Хильмера и вытряс содержимое перед собой на стол. Он пролистал книгу о шахматах. Точно такая же книга была в библиотеке дорожного мастера Форса. В молодости отец читал ее и даже пытался разыгрывать знаменитые партии. Он был горячим поклонником Кристиана Шолда.

— Все готово! — прокричал Нильсон. Форс поднялся и пошел в кухню. Нильсон открыл окно. Сильный ветер рвал раму.

— Я сейчас поеду домой к Эриксонам, — сказал Форс. — Как мне найти их дом?

— Поедешь по дороге мимо той парковки, где мы оставляли машину. Немного погодя увидишь желтый дом и забор с белой калиткой. В саду яблони, флагшток, словом, полная идиллия. Ешь, пока горячее.

— Ты сам застрелил этого зверя? — поинтересовался Форс и вонзил в мясо вилку и нож.

— Это кусок того лося, которого Хумблеберг завалил по осени. Мы его поделили. Нас в команде много, но хватило на всех. Огурец хочешь?

Некоторое время они ели молча. Нильсон уплетал лосятину с явным удовольствием. Картошка была приправлена сливочным соусом.

— Давай еще? — предложил Нильсон, когда Форс доел свою отбивную.

— Нет, спасибо, мне достаточно.

Нильсон улыбнулся немного иронически:

— Надеюсь, было вкусно.

— Очень.

— Возьми еще.

— Once on your lips, forever on your hips [2], — заметил Форс.

— Ну ты же не юная девочка, — воскликнул Нильсон с возмущением. — Мужчине-то чего заботиться о том, что у него на бедрах?

— Многих это беспокоит, — возразил Форс.

Нильсон засмеялся.

— Если что, я позвоню тебе. Оставь свой номер.

— Я забыл мобильник дома, — покаялся Форс.

— Тогда я позвоню Эриксонам, если что. Хочешь кофе?

— Спасибо, — Форс поднялся и закрыл окно. — Как дует.

— Будет еще хуже, — сказал Нильсон. — Такой ветер вполне может повалить деревья.