Эдуард Тополь - Новая Россия в постели
Но однажды мне показали настоящих наркоманов, стабильных, это было ужасное зрелище. Андрей уехал на два дня в Киев, а у меня были ключи от его квартиры, я иногда с его собакой гуляла. И вот я прихожу, а там сидит его друг, говорит: хочешь, я тебе покажу кое-что? И повел меня в настоящий притон. Оказалось, это вовсе не то, что я видела в фильмах о наркоманах. В кино дверь открывается, герой заходит в шикарную квартиру, а там лежат потрясающе красивые женщины и мужчины. Они ласкают друг друга, обнимают. И возникает зависть и тяга сделать то же самое. А на самом деле это такая мерзость! Там нет никаких красивых тел, безупречно двигающихся, занимающихся любовью. И вообще это все ни в какой не в квартире, а в подвале, в бывшем блокадном бомбоубежище, в грязи, где какие-то черные трубы проходят. И там валяются тела полураздетые, некоторые просто в блевотине, некоторые в поту. Грязные руки, исколотые. Кто-то орет, кто-то ползает на карачках. Я там секса не видела никакого. Там была только грязь и боль.
Так я впервые увидела, к чему люди реально приходят, и когда Андрей вернулся из Киева, я поняла, что не просто не люблю его, а что он меня бесит. Я пришла к нему, а там опять «сессия», все накуренные, руки дрожат. А я с ходу: «Все! Я уезжаю домой! Этот бордель не для меня!» А он: «Перестань, я их сейчас всех разгоню! Ты этого больше никогда не увидишь, ты будешь моей девушкой, ты всегда будешь иметь то, что ты хочешь, мы с тобой поженимся, у меня квартира, деньги, я этим делом занимаюсь десять лет, но я жив до сих пор, чего ты боишься?» И — можете себе представить? — он меня поколебал своим обволакивающим голосом, своими манерами. Но потом…
Я до сих пор помню ту безумную сцену. Андрей в роскошной рубашке сидел на диване. А какая-то девочка, Марина, около него, она пришла раньше меня и просто дрожала, липкий пот такой, ей трудно на ногах стоять, она падала, поднималась и падала. Она говорит Андрею: «Пожалуйста! Я отдам тебе деньги, я отработаю! Мне очень нужно! Я умру!» А он: «Нет, ты мне и так много должна. Когда долг отдашь, тогда получишь». Я говорю: «Андрей, как ты можешь так? Ты что?» Я не понимала, как можно так издеваться над людьми. Но на самом деле торговцы наркотиками наркоманов за людей не считают, они могут с ними как со скотом, с кроликами обращаться. И вот я подхожу к ней, к Марине, и вижу: ей плохо. И я, как дура, стала ее успокаивать, гладить по головке. Она: «Уйди от меня!» И отпихивает меня, а я к ней лезу: «Ну, успокойся, что ты, пойдем в душ сходим…» Она: «Пошла отсюда!» И на меня с кулаками. Я отбегаю, а Андрей смеется и говорит: «Ну что, мать Тереза? Давай лечи ее! Ты хочешь от меня сбежать? Ты к этому стремишься? А как же ты ее тут бросишь? Она в твоем милосердии нуждается!» И вот я снова к ней, а она матом: «Уйди от меня, курва растакая!» И снова к нему — она просто валялась у него в ногах. И тут он делает потрясающий жест, который заставил меня уйти от него навсегда. Он ей показывает на меня и говорит: «Знаешь что? Если этот ангел с крылышками попросит меня дать тебе наркотик, я дам любой. Пойдешь и выберешь сама сколько хочешь. Попроси у нее. Если она скажет мне „Андрюша, сделай“, я сделаю все что хочешь».
В тот же миг эта мымра буквально бросилась на меня. Я этого никогда не забуду! Она меня умоляла, она меня просила, ноги мне целовала. А мне 19 лет, с моей психикой это просто невозможно! Я ей: «Мариночка, давай попробуем бросить! Давай я тебе сделаю массаж… Андрей, это зверство. Ее нужно простить!» А он смеется: «Нет, ты скажи четко: „Андрей, пожалуйста, дай ей наркотик“. То есть это была сцена моего полного уничтожения. Потому что я это сказала. Сказала и бросила его, уехала в Подгорск. Даже не подозревая, что скоро сама дойду до состояния этой Марины и еще хуже.
Да, в сентябре я вернулась в Подгорск — такая роскошная, худая после наркотиков и Санкт-Петербурга. Но оказалось, что я приехала к разбитому корыту, потому что с Сергеем я не могла отношения поддерживать после наших бурных инцидентов с Лариской, его любовницей. Хотя Сергей после моего отъезда ее вообще бросил и чуть было за мной в Питер не приехал, но, слава Богу, его родители приехали в отпуск из Индии, они его силой с поезда сняли. Кончилось тем, что ко мне приехала его мама, очень красивая женщина. «Знаешь, Алена, я тебе ничего хорошего не обещаю, если ты выйдешь за него замуж. Ты будешь скучать, потому что на самом деле он дерьмо собачье. Он работать не будет никогда, а будет иметь кучу любовниц, как его отец. Но я тебя не отговариваю, ты мне нравишься, он такую хорошенькую никогда не найдет. Если ты все-таки выйдешь за него замуж, я не дам тебя в обиду». Я говорю: «Какая женитьба? О чем вы говорите? Я вашего сына уже три месяца как не люблю!» Она была очень счастлива…
А я — нет. Я стала встречаться с Игорем, своим будущим мужем, он был замечательный парень, курсант и почти офицер, как я раньше и мечтала, и все бы хорошо, но я чувствовала, что мое тело требует еще чего-то. И я решила мстить своему телу. Ведь наше тело и «я» — две разные субстанции, наше «я» очень часто мстит нашему телу. Например, в ситуации стресса, когда появляется конфликт, который невозможно решить. Допустим, несчастная любовь. Ты понимаешь, что тебя не любят, и с этим ничего невозможно сделать, это преграда, которую не пробить. А энергия конфликтная в тебе уже есть, и вот она меняет свое русло и вытекает в болезнь — «я» наказывает тело, энергия уходит на жратву, человек ест до тех пор, пока не начинает рвать. Нажирается и вырывает, нажирается и вырывает. Булимия — этим, как вы знаете, болела принцесса Диана. А есть еще анорексия невроза — это, наоборот, когда человек не может ничего есть. Это заболевание очень типично для высокообеспеченного общества, чаще всего анорексией болеют девочки-подростки в конфликтных семьях. Как это происходит? В конфликтных семьях женщины обычно несдержанные, кричащие, эмоциональные. А мужчины тихие. Но это совсем не значит, что кричащий провоцирует больше конфликтов, чем молчащий. Молчание мужа иногда гораздо больше заводит, чем крик. Но что в действительности получается? В действительности ребенок неправильно оценивает ситуацию. Для него кричащий — это сильный. А молчащий — слабый и поэтому хороший. И что делает ребенок, особенно девочка? Девочка влюбляется в своего папу А папа всем подтекстом своего молчания ей говорит: видишь, я лучше, чем твоя мама. И девочка вступает в коалицию с ним. Она не ест потому, что кухня у нее ассоциируется с матерью. И этим бойкотом еды, приготовленной мамой она выражает свою поддержку папе. Она может просто умереть от голода. И это очень серьезно — десять процентов смертности при этом заболевании, потому что лечить это очень трудно.
Я не знаю, зачем я вам это наговорила. Наверно, хотела показать, какая я умная и образованная. Хотя на самом деле моя булимия длится обычно не очень долго — до появления очередного мужчины. И здесь было то же самое.
Как-то я от скуки опять пошла в дискотеку в Дом офицеров. Или я знала, что там будет Игорь, — не помню. А что такое дискотека в военном городке? Это спортзал, приспособленный для танцев. Там нет люминесцентных лампочек которые хороши в ночном клубе «Феллини», когда двигаешься, а на тебе вся одежда светится — особенно белые вещи. Я, когда хожу в «Феллини», всегда надеваю что-то белое получается очень красиво. А тут обыкновенный спортзал с парочкой лампочек, закрашенных зеленой краской или желтой. И чем больше темноты, тем кажется лучше и романтичней. Вдоль стен стоят скамейки физкультурные, на них можно сидеть, если тебя никто не приглашает танцевать. А где-то в углу стоят две большие колонки и играет музыка. И один курсант, который за мной когда-то ухаживал, эту музыку включает. Как бы диск-жокей. А вся «танцплощадка» разбита на сектора. Негласные, но там это ясно и заметно. Здесь танцуют взрослые, здесь танцуют красивые девушки, а здесь — некрасивые. Чем ближе к колонкам, тем престижней, а чем дальше, тем люди менее ценятся.
Я пришла и стала смеяться над тем, как двигаются девушки Игоря, моего будущего мужа. Потому что он тогда еще не сделал свой выбор, он то со мной потанцует, то еще с кем-то. И меня это задевало, хотя я, конечно, именно на их фоне выглядела во сто крат лучше. А я этого не понимала и комплексовала. И тут ко мне подошел наголо бритый мальчик. И безумно красивый. Васильковые глаза. Очень худенький, рубашка с длинными и наглухо застегнутыми рукавами. Он вообще очень странно одевался — как во времена застоя. Но двигался очень красиво, слегка пошатываясь. На фоне дубоходящих солдат он в моих глазах явно выигрывал. Но когда он к кому-то подходил, от него шарахались. Я поняла, что он какой-то изгой, и решила проэпатировать публику — я с ним заговорила. Тем паче он сам ко мне подгреб.
И вот я стала с ним общаться, а он какую-то ахинею понес насчет цветов, красок мира. Бред сивой кобылы. Но я не слышала о чем он рассказывал, меня притягивали его невероятные глаза. Я стала с ним танцевать, его звали Олег, он двигался потрясающе. Я видела, как все окружающие на нас смотрят. Многие даже танцевать перестали. И я видела реакцию Игоря — все лицо перекошено. Думаю: ага, наконец, он заревновал меня! А когда кончился танец, мои подруги говорят: «Заканчивай это дело, пошли домой». И меня увели. И вдруг Игорь меня догоняет. «Как ты могла клюнуть на такое дерьмо?» Я говорю: «Почему я могла, это мое дело. Я много чего могу! А вот почему он дерьмо?» И тут Игорь стал мне с презрением рассказывать, что у этого Олега кличка Вор и что он всякую ерунду колет, нюхает, пьет. И что он в подвале собирается с какой-то шпаной, у них там сплошное отребье и вообще это самая убогая личность во всем городе.
