Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю
— Хозяйкой, — механически поправил Зотов. — Раз уборщица, то хозяйка…
И отвернулся, чтобы скрыть усмешку: он вспомнил, как называют «каждые уборщицы» акции — кошачьи облигации. Прилипчиво оказалось прозвище…
Сальников присел на краешек стола, плеснул себе водки и потянулся бутылкой к стакану Зотова:
— Налить? Ну, как хочешь… Ты не думал, Зотыч, кто же это покусился на священную частную собственность? Кто нашу платформу дернул?
— Мой Рудик полагает, что платформу увели большевики, то есть коммунисты из подполья.
— Коммунисты… — вздохнул Кот. — Эх-хе, жизнь наша… Черт знает что творится! Все перемешалось. Анархисты призывают к сильной власти. Ортодоксальные христиане кричат о необходимости конфессионального согласия. Кадеты, сиречь конституционные демократы, рвутся к диктатуре, не совместимой ни с Конституцией, ни с демократией. Толстовцы торгуют оружием. А ум, честь и совесть эпохи? Сидят, словно крысы, в подполье. Да еще воруют мои платформы! Хороши у нас, Зотыч, бывшие партайгеноссе, нечего сказать…
Кот слез со стола и принялся бродить по кабинету начальника полигона — три шага в одну сторону.
— Что-то долго моется генеральный, — посмотрел он на часы. — Только коммунисты платформу не крали.
Зотов удивился такому неожиданному переходу, но ничего не сказал.
— Не коммунисты это сделали… Ты, Зотыч, вообще разбираешься в нынешних политических течениях?
— Отчасти, — сказал Зотов. — В последнее время некогда следить за прессой. Да и врет она — будь здоров.
— Ей за это деньги платят. Но по нашей прессе судить о политике глупо. Так вот, в подполье — не коммунисты, а шантрапа. Горилла твой правильно обозвал их большевиками. За сто лет ничему не научились… Бомбу бросить, банк взять — это пожалуйста! Ну, еще люмпену мозги попудрить насчет эгалите, фратерните и прочей туфты. Коммунисты другие. Они не в подполье сидят, а в правлениях крупных банков, концернов и фирм. У них свои люди в Думе, даже в «Космоатоме». Я вкалываю — пообедать иногда нет времени миллионеру, верчусь… А надо мной — сила! Так и давит на самую маковку. Давит и молчит. А я думаю: когда же придет дядя и скажет, мол, недолго музыка играла, недолго фрайер танцевал…
Зотов от удивления заикаться начал:
— T-ты что, Кот? На полном серьезе?
— Хорошо тебе живется, — грустно сказал Сальников. — Небось засыпаешь быстро?
— Когда как… Если нога не болит — быстро засыпаю.
— Вот… А я в последнее время сплю только под наркозом. Стопку медовухи врежу — и баиньки. А стопка все емче становится… Мысли мне спать мешают, Зотыч! Все думаю. И чем больше думаю, тем больше понимаю: до чего же хитро страну раком поставили! Изящно, остроумно, чтоб я сдох… Такого массового охмурежа не было со времен очень великого октября. Знаешь, как я начинал, когда, наконец, разрешили приватизацию? Набрался долгов, как собака блох, еле-еле выкупил завалященький хозяйственный магазин. К прокурору таскали. Сорок деклараций заполнил. Чуть в трубу не вылетел — налоги дикие, поставщиков отсекают… И в то же время очень шустро появилась новая замечательная партия — Трудовая. Лозунги приличные: свободное предпринимательство, свободные цены! Однако не в ущерб трудящемуся. И за этого трудящегося — и партия горой стоит, и трудсоветы. Я на своем опытном заводе держался до последнего. Никаких, говорю, трудсоветов! Это мой завод! Ну, говорят, тогда поди поищи поставщиков на предприятиях, где нет трудсоветов. И поискал — задница в мыле. За последние пять лет по-настоящему свободных хозяев у нас почти не осталось. Булочной — владей, сукин сын, а заводом — не смей.
— Не верю, — сказал Зотов. — Это фантазии капиталиста с больной совестью. Если власть на предприятиях у трудсоветов, почему же работяги так плохо живут? Помню, на «Салюте»…
— Не верю! — сердито передразнил Сальников. — Станиславский нашелся… Потому и живут плохо, что их накололи в очередной раз! Хозяева, говорят им… А различные отчисления в государственную казну дорастают до семидесяти процентов с дохода! У меня — только сорок восемь. Потому и текучести нет, что плачу работягам лучше, чем у соседей. И еще. Поскреби любого трудовика — обнаружишь под краской бывшего коммуниста.
— Странно, — задумчиво сказал Зотов. — Отчего же меня не тащили в трудсовет?
— Вероятно, ты был не самым исполнительным функционером, когда в коммунистах состоял, — усмехнулся Кот. — Позволял себе, видать, вольные мысли и отдельные критические высказывания. Вот тебя и списали сразу в пассив. Утешайся тем, что не один в подобном положении. Помнишь девяносто пятый год, Зотыч?
— Помню, — вздохнул Зотов. — Плохой год. Меня из НИИ выперли. Три с лишним года проработал после института — и выперли. Сократили. А я только что женился, жена на пятом или шестом месяце… Потом узнал: еще некоторых ребят из нашей лаборатории тоже уволили. Всех членов партии.
— Верно, всех членов партии. Увольняли, чтобы обрубить старые связи, чтобы растрясти по новым коллективам и лишить возможности хоть как-то организоваться. Партверхушка тогда сдала партию, в печку бросила. Корабль шел ко дну, а места в спасательной шлюпке на всех не хватало!
— Опять козни аппарата? — вздохнул Зотов. — Надоело… Решение о роспуске партии принимал чрезвычайный съезд.
— А ты там был? — засмеялся Кот. — А хоть одного делегата видел? Насобирали каких-то людей на каких-то конференциях. Спешку объяснили ситуацией — мол, подъем масс и так далее. И эти неизвестные делегаты за нас решали!
— Однако народ действительно волновался.
— А-а… Никаких волнений не было. Ну, погромили босяки винные точки, пошарашили как по команде два десятка самых заплесневелых райкомов… Ну, забастовки провели, опять же как по команде. Выходит, партия забастовок испугалась? То не пугалась, танками наводила порядок, а тут… Нет, брат, просто стало совершенно ясно: пора менять тактику. Аппарату надоело сидеть на чемодане. Вот откуда пошло.
Мол, учитывая пожелания трудящихся, признавая историческую вину перед народом… А народ и распустил сопли, расчувствовался. Словно на поминках, когда хоронят какого-нибудь подлеца: дрянь был человек, а все равно жалко — Божья тварь, царствие небесное…
Они долго молчали, прихлебывая чай. Потом Зотов сказал:
— Просто не верится… Все логично, а не верится!
— Сам не верил, — хмыкнул Сальников. — После хозяйственного магазинчика прикупил мехмастерские. Потом опытный заводик заимел. И тут ко мне заявляются… Двое в шляпах. Товарищ Сальников, как, мол, насчет партийной сознательности? Или вы сложили оружие? Неужели и вправду подумали, что партия, за которой двадцать лет неустанной работы в массах при царизме, тюрьмы, каторга, а потом — победоносная революция и почти восемьдесят лет — руководящая и направляющая роль в обществе… И чтобы эта партия добровольно отвалила в сторонку? Почесался я и говорю: — Да, такая партия сама в сторонку не отвалит. Ну вот, говорят двое в шляпах, чувствуйте себя, товарищ Сальников, и дальше членом великой и непобедимой… А роспуск — тактический ход. Укрепим государство — все вернется на круги своя. И потому, дорогой друг, начинай выполнять первую заповедь коммуниста — заплати членские взносы. «Прямо сейчас?» — спрашиваю. Желательно, отвечают. Сослался я на отсутствие карманных денег и попросил их прийти завтра. Затем побежал в кооператив «Страж» и нанял десяток самых крутых горилл. Они мне встали как раз в сумму членских взносов. Но это более надежное помещение капитала.
— Фантастика! — пробормотал Зотов.
— Фантастика, — согласился Кот. — Через месяц у меня сгорел склад готовой продукции. Склад железный, и продукция — одни железяки. А сгорел. Вот это фантастика!
— Может, обычные рэки приходили?
— Может, и рэки… Только я одного из них узнал! Он до роспуска орготделом командовал в Перовском райкоме, где я на учете состоял.
— Все равно, — заупрямился Зотов. — Подлецов и в партии хватало. Вот и твой знакомый… Спутался с рэками!
— Нет, брат! — погрозил толстым пальцем Кот. — Если бы он один приходил… Совсем недавно меня опять пытались выкачать. И опять от имени партии. Я уж, честно говоря, сдался, потому что показали мне несколько компрометирующих бумажечек… Но гонец куда-то пропал. А потом я узнал — арестован за связь с подпольем. Коммунисты, которые в СГБ засели, очень не любят большевиков. Конкуренты же… Вот такие дела. С виду — все тип-топ. Церкви функционируют, гимназии, департаменты со столоначальниками… Частный капитал правит бал! Но это все — сверху! Государство уже установило почти полный контроль над всей промышленностью. Чего еще не хватает, как думаешь, для построения социализма в одной отдельно взятой стране?
— Не знаю, — задумчиво сказал Зотов.
