Пэт Конрой - Пляжная музыка

— Выходит, это не имеет никакого отношения к дружбе, ностальгии или к раскаянию, — заметил я.

— Ни малейшего, — подтвердила Ледар. — Это имеет отношение к любимой теме Кэйперса… к Кэйперсу Миддлтону.

— Тебе не идет быть циничной. Ты сразу дурнеешь, — ухмыльнулся Кэйперс.

— Зато сразу умнею, — парировала Ледар.

— Ты часть этого паршивого мира, Кэйперс, — сказал я.

— Наш мир действительно паршивый, — согласился Кэйперс. — Все зависит от стиля управления.

— В стиле ты разбираешься, — заметила Ледар. — Однако, дорогой, у тебя проблемы с сутью.

— Передай Джордану, что мы хотим с ним встретиться, — вмешался Майк. — Мы в постоянном контакте с его отцом. У нас для Джордана выгодное предложение.

— До меня дошло, — сказал я. — Герой нашего фильма — Кэйперс.

— Я всегда был героем, Джек, — ответил Кэйперс, поворачиваясь, чтобы уйти, — а ты с самого начала был на вторых ролях. Вот так-то, дружок, дружище, мой старый друг.

— Поосторожнее с писателями, Кэйперс, — предупредила его Ледар, — а не то они выведут тебя на чистую воду.

— Вот почему я и обратился сначала к продюсеру, — бросил Кэйперс. — Очень смешно, Ледар! Тебе ли учить меня, как выходить из рискованных ситуаций! Мы остановились в «Хасслере».

После того как они ушли, я немного поспал, а проснувшись, обнаружил, что воздух стал прохладным и влажным. Ветер с Тибра, принесший запах листвы и типографской краски, гонял по площади страницы «Иль мессаджеро» со вчерашними новостями, словно слетевшее с веревки белье. Я подошел к дальнему окну, снова посмотрел на часы и обнаружил, что уже почти девять вечера. Включил свет в коридоре. Встал в центре большого окна и увидел стройные очертания собора Святого Петра на фоне римского небосвода. Затем заметил, как в темноте мигает огонек. Кто-то приветствовал меня азбукой Морзе. Я помахал рукой и подозвал Ледар. Показал ей на колокольню Святого Томаса Кентерберийского, и она увидела мерцающий огонек.

— Это Джордан, — сообщил я ей. — Теперь мы так с ним общаемся.

— Чего он хочет? — спросила она.

Продолжительная вспышка света в нашу сторону, потом короткое мерцание, затем снова длинный луч.

— Он говорит, что хочет встретиться с тобой.

— Как ты узнаешь о месте встречи?

Я почесал затылок в знак того, что принял сигнал. За тремя короткими вспышками света последовали три длинных луча. Потом то же самое краткое сообщение повторили через несколько минут.

— Номер тридцать три, Ледар, — сказал я. — Возьми «Синий путеводитель по Риму и окрестностям». Он там, на столе. Посмотри оглавление, страница триста девяносто девять. В правой колонке список церквей, начинающийся с Сант-Адриано. Это церковь номер один. Пожалуйста, найди тридцать третью.

— Тридцать третья церковь в списке — это церковь Святой Цецилии в Трастевере, — сообщила Ледар.

— Прекрасно, — ответил я. — Это большая церковь.

Я снова почесал в затылке, и свет вспыхнул в последний раз.

— Джордан желает нам спокойной ночи. Мы встретимся с ним через два дня в Трастевере.

— Он что, там живет?

— Вряд ли, — отозвался я. — Хотя понятия не имею, где он живет. Он считает, что для меня безопаснее знать о его жизни как можно меньше.

— Джек, как думаешь, Джордану очень одиноко? — спросила Ледар, посмотрев на продуваемую ветром площадь и пересекавшего ее одинокого пешехода.

— Думаю, одиночество — главный факт его жизни, — ответил я.

Мы долго ехали на такси по извилистым улочкам Рима, и, убедившись, что за нами нет хвоста, я попросил водителя подвезти нас к ресторану «Галасси» в Трастевере. Мы быстро вышли из машины и направились к огромной церкви Святой Цецилии. В церкви я провел Ледар по правому проходу под фреской на потолке с изображением Успения Пресвятой Богородицы. По старому плиточному полу мы прошли к исповедальням, стоявшим в солдатском строю у противоположной стены.

В двух исповедальнях горел свет, что означало присутствие в них исповедника, но только на одной из них я увидел надпись: «Английский». Сделав знак Ледар, чтобы она подождала меня на скамье, я вошел в исповедальню и задернул за собой занавеску. По привычке я оставил узкую щель на случай, если нас с Ледар вдруг кто-нибудь выследил. Я слышал приглушенный голос Джордана, отпускавшего грехи пожилой римлянке на безупречном итальянском, причем глухота делала ее исповедь достоянием широкой публики.

Панель отодвинулась, и я увидел затененный профиль Джордана через экран, отделяющий исповедника от грешника.

— Привет, Джордан, — поздоровался я.

— Привет, большой парень, — ответил Джордан. — Рад, что ты поправился.

Затем он сказал мне, что представители Интерпола расспрашивали его начальство относительно находящегося в бегах священника, разыскиваемого, чтобы допросить о преступлении, совершенном в 1971 году.

— Донос мог поступить откуда угодно, но два самых вероятных источника — это мой отец или Кэйперс Миддлтон.

— Твоя мать скорее убьет отца, чем даст на тебя донести! — воскликнул я. — А Кэйперс практически убедил меня в том, что нуждается в тебе больше, чем ты в нем.

— Как можно доверять Кэйперсу! — отрезал Джордан.

— А кто еще мог сообщить? — удивился я.

— Майк мог рассказать своим голливудским друзьям о том, что нанял сыщика. Твоя мать могла рассказать твоим родственникам. Мой отец вполне мог поделиться с некоторыми своими старыми друзьями. Сценариев миллион.

— И что теперь?

— Мой аббат хочет, чтобы я на некоторое время уехал из Рима, — произнес Джордан. — Пока тучи не развеются.

— А ты мне скажешь, куда едешь?

— Нет. Сам понимаешь, Джек, я не могу это сделать, — ответил Джордан. — Но я попрошу тебя об одолжении. Хочу, чтобы ты устроил мне встречу с отцом. Только строго соблюдая все меры предосторожности.

— Хорошо, — согласился я. — Ледар сейчас со мной, и она не откажется помочь.

— Прекрасно. Попроси ее подойти с другой стороны исповедальни, и мы договоримся, как устроить мою встречу с отцом.

— Когда ты увидишься с матерью? — спросил я.

— Мы уже виделись. Она понимает, зачем мне нужно с ним встретиться. Я всегда хотел, чтобы у меня был отец. Сам знаешь, Джек. Ведь его у меня никогда не было.

— Ты преувеличиваешь, — сказал я.

— Нет, — возразил он. — Мне просто нужен отец.

Глава двадцатая

Два дня спустя я ожидал генерала Эллиота в баре отеля «Рафаэль».

Наконец-то он появился и суровым, хищным взглядом оглядел помещение. Посмотрев направо, потом налево, он прошел к моему столику и протянул руку. Я встал, и мы обменялись формальным рукопожатием.

— Как твои раны? Заживают? — поинтересовался генерал.

— Чувствую себя уже намного лучше. Спасибо, — ответил я.

— А теперь ты отведешь меня к сыну. Понятно? — повысил голос генерал.

— Нет, совсем непонятно, — отрезал я. — Я поведу вас прогуляться по Риму. Джордан сам решит, захочет он вас видеть или нет.

— Но он же знает, что я хочу, чтобы для него все благополучно разрешилось, — произнес генерал. — Он должен понимать, что я не проделал бы столь долгий путь, если бы все еще не любил его.

— Сначала он должен убедиться, что за вами нет хвоста, — уточнил я.

— По-моему, это уже смахивает на паранойю, — рассердился генерал.

— Генерал, — сказал я, — а вам не кажется, что слово «паранойя» здесь вполне уместно?

— Я никогда не причинил бы вреда собственному сыну, — ответил генерал.

— Уже причинили, — бросил я. — Ну а к концу дня мы узнаем, хотите ли вы все изменить.

— Что ты имеешь в виду? — рявкнул генерал.

— Поживем — увидим.

Мы вышли из отеля в сторону Санта-Мария делла Паче, там я нашел нужную мне боковую дверь и трижды громко постучал. Три ответных стука — дверь отворилась, и мы поднялись на крыльцо под полукруглым козырьком и оказались внутри, где, пройдя мимо грациозных сивилл Рафаэля, направились к красивому мраморному алтарю, оттуда — в ризницу, а из нее — во внутренний двор, где застенчивые монахини смотрели на нас с молчаливым равнодушием. Возле открытой двери нас ожидал еще один привратник, и я заплатил ему десять тысяч лир за услуги.

И вот мы уже были на свободе в скрытой от посторонних глаз части Рима, в месте, которое я любил больше всего. Оказавшись в лабиринте узких улочек с маленькими глубокими лавками, владельцы которых, словно сталагмиты, терпеливо сидели за старинными столами, мы словно шли по охристым, красно-коричневым полям. Пока мы кружили по улицам, которые неожиданно закончились возле виа деи Коронари, я то и дело обращал внимание генерала на магазины, имевшие историческую или архитектурную ценность. Мы дважды сделали круг, а потом взяли такси на стоянке возле проспекта Витторио Эммануэле II. Я попросил водителя отвезти нас к Пинчо[111], возле садов Боргезе.